По данным ООН, в 2014 году около 55 процентов землян жили в мегаполисах. К середине века, по прогнозам ЮНЕСКО, эта цифра вырастет до 65–70 процентов. Урбанизация ведет к концентрации многообразия языков и культур. На каких языках будут говорить города будущего?
Текст: Владимир Емельяненко, фото: Александр Бурый
В этом пытались разобраться участники прошедшей в апреле в Москве международной конференции "Языковое разнообразие города".
В мире, с точки зрения ученых, сегодня доминируют два лингвистических тренда.
Первый из них подразумевает формирование в современных мегаполисах двойственной ситуации: с одной стороны, в ряде крупных городов фиксируется доминирование одного языка. В качестве примеров можно привести Москву и российские города-миллионники (в них доминирует русский язык), Шанхай или Гонконг (китайский), Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Мехико (испанский). С другой — можно перечислить города, в которых многие люди живут, используя только родной язык, не зная при этом государственного языка страны пребывания. Это, например, Париж, Манчестер, Берлин, Амстердам и мегаполисы США и Канады.
При этом нельзя не отметить, что в той же Москве распространено 11 языков. Из них два — укорененных: русский и татарский. Оставшиеся 9 можно считать языками распространения внешней миграции. Это азербайджанский, армянский, украинский, грузинский, белорусский, узбекский, киргизский, молдавский и таджикский.
Похожий лингвистический пейзаж сложился в Шанхае, где на 24 миллиона проживающих приходится свыше 22 китайских диалектов, 34 языка народов Азии и язык международного общения — английский, которым, правда, владеют не более 7 процентов населения. Большинство говорит на "пекинском" китайском, или китайском путунхуа (диалект юго-востока страны).
Но в обоих городах единственным средством межнационального общения остается один язык: в Москве — русский, в Шанхае — китайский.
Иная языковая панорама складывается в городах второй группы, условно называемых "Башнями мультикультурализма". К примеру, в британском 500-тысячном Манчестере помимо английского люди говорят на 150 языках. И что важно: лишь около 45 процентов населения могут говорить только на родном языке. В 2-миллионном Париже распространено более 185 языков, но уже, по разным данным, 50–60 процентов мигрантов говорят исключительно на родном языке, не зная ни английского, ни французского. Похожая картина складывается и в Берлине.
Второй мировой лингвистический тренд не менее интересен: государственные языки во всех без исключения мегаполисах постепенно погружаются в состояние агнозии.
— Языковая агнозия — относительно новое и малоизученное явление, — говорит один из организаторов конференции, ведущий научный сотрудник Института языкознания РАН Андрей Кибрик. — Она проявляется в том, что люди по инерции считают, что живут в мире понятного им одноязычия и не видят языкового разнообразия вокруг. Между тем из-за бурного роста миграционных процессов темпы наступления языкового разнообразия как на мир, так и на Россию ускоряются. Причем настолько, что уместно наращивать темпы исследований — социолингвистических, этнокультурных, демографических, с тем чтобы разобраться в причинах подспудного формирования нескольких русских, испанских, английских языков. Либо понять природу феномена двух родин у мигрантов, причины формирования новой нормы билингвальности или меняющейся самоидентификации личности — от ощущения себя аборигеном в стране миграции до ощущения себя человеком мира.
Вот этот комплекс проблем и пытались систематизировать лингвисты. А также понять, когда мир выйдет из состояния агнозии.
ЯЗЫКОВОЙ "FARШ"
Наглядные свидетельства растущего языкового многообразия городских сред — визуальные перемены: реклама, вывески магазинов и ресторанов, названия улиц, а также объявления в общественных местах, особенно в транспорте, голосовые информаторы и аудиогиды. Эти показатели и легли в основу исследования ученых Института гуманитарных наук и управления МГПУ, тестировавших рекламу и объявления в Москве и Хельсинки (заметим, в Москве реклама на 100 процентов русскоязычная, в Хельсинки — 60 процентов рекламы идет на финском, 40 процентов — на шведском, втором государственном языке. — Прим. авт.).
Выяснилось, что в обоих городах реклама подается на "русском английском" и "финском английском". Например, ресторан "Луизиана стейк-хаус" или торговый центр "Колумбус" в Москве. Аналогично — на финском и шведском в Хельсинки. Оба города предпочитают кафе и кондитерские называть на "русском итальянском" или "финском итальянском" — траттория или пиццерия "Чиполлино", "Песто" и т.д. А салоны красоты, ателье и парикмахерские именуются на "русском французском" — "Ажур", "Мерси", "Прованс" и т.д. Апогеем смешения языков в рекламе стал московский ресторан "Farш", соединивший в названии латиницу и кириллицу.
— Таким образом и способом постмодернистское мышление стремится к идентичности, — считает доцент Института гуманитарных наук и управления МГПУ Елена Картушина. — Ведь главная функция рекламы — семиотическая. Именно реклама науку о коммуникативных системах и знаках, используемых в процессе общения, через языки делает частью сознания обывателя. Другое дело, что, когда один язык попадает в среду распространения другого, он выходит из-под контроля.
С точки зрения ученых Института гуманитарных наук и управления МГПУ и ГУ — Высшая школа экономики, одна из задач городской лингвистики, изучающей языковое многообразие, понять, как родные языки носителей "питают" язык межнационального общения. Пока тенденция негативная. Так, в Шанхае носители диалекта путунхуа стесняются на нем говорить и не желают его изучать. В Москве похожие проблемы у родных языков, которых насчитывается свыше 120. К примеру, по данным отдела урало-алтайских языков Института языкознания РАН, 58 процентов чувашей столицы затруднились с ответом на вопрос, надо ли им изучать родной язык. 18 процентов считают, что не надо, и лишь 24 процента хотели бы его учить. Аналогичные показатели наблюдаются и по большинству других родных языков.
— В целом есть желание учить родной язык, но нет мотивации, — считает научный сотрудник Института языкознания РАН Марина Куцаева. — Новая глобальная среда обитания унифицирует и родные языки, и языки распространения внешней миграции, и межнациональный язык. Например, пока языки распространения в мегаполисах у мигрантов часто выполняют конспираторскую функцию — чтобы не понимали местные. Тот же конспираторский функционал у родных языков. Только к нему прибегает старшее поколение против младшего, как правило, родной язык не знающего. Другое дело, что мигранты активно пользуются родными языками и активно их учат, полагая, что русского языка достаточно на уровне разговорного.
Исследование о том, как незнакомый для мигранта русский язык становится его разговорным "глобальным" языком, провели эксперты Школы лингвистики ГУ-ВШЭ и филологического факультета МГУ. По их данным, не менее 35 процентов мигрантов Грузии, свыше 45 процентов — Узбекистана и свыше 47 процентов — Таджикистана в возрасте от 18 до 24 лет едут в Россию без знания русского языка.
"Русский выучил на работе", — их стандартный ответ. Как? Это попытались понять исследователи. За основу они взяли проблему изучения постановки ударений в словах москвичами, регионалами и мигрантами. Выражения были подобраны специально спорные: БалАшиха или БалашИха, в ВыхинО или в ВыхинЕ, БЫково или БыкОво? И, наконец, хит исследования — ДубнА или ДУбна? В сухом остатке текущий вывод: произношение мигрантов не сближается с московским, оно сближается с региональным, а иногда региональное произношение ударений совпадает с мигрантским и почти никогда — с московским. Например, грамотно — "в Выхине" — говорят лишь 21 процент москвичей, 13 процентов приезжих из регионов и лишь 5 процентов мигрантов. Но "БыкОво" (московское произношение) говорят почти 88 процентов москвичей, в то время как 76 процентов регионалов и около 100 процентов мигрантов произносят "БЫково". Более того, мигранты, похоже, породили новый топоним — "ДУбна" (около 75 процентов). И "заразили" им около 11 процентов регионалов.
— Традиционный русский язык болеет, но болезнь провоцирует идущее обновление русского языка, — убежден доктор филологических наук, профессор МГУ Владимир Беликов. — Это обновление будет болезненным, но это неизбежность ради укрепления здоровья языка. Другое дело, что в связи с ростом миграционных потоков в Москве и практически во всех российских мегаполисах увеличивается число носителей другой нормы произношения. Мигранты постепенно становятся не только частью лингвистического пейзажа, но и носителями норм произношения — носителями русского языка.
С ним согласен лингвист Ярон Матрас из Манчестерского университета.
— Наш проект "Многоязычный Манчестер" инициирует модель включенного наблюдения лингвистов за болезненными языковыми изменениями, — говорит Ярон Матрас. — Цель запущенного в 2010 году проекта не только изучение растущего языкового разнообразия. Главные приоритеты: понять, какие языки надо изучать в школах и как выстраивать языковую политику, чтобы было взаимодействие с местными сообществами и мигранты принимали для себя решение о пропорциях изучения языка страны пребывания — "для работы", потому что они потом уедут навсегда, или "для жизни", поскольку намерены оставаться в глобальном мире?
СТИЛИСТИЧЕСКИЙ МИКС
По данным факультета иностранных языков и регионоведения МГУ, у мигрантов в России меняются приоритеты. Если ранее до 75 процентов из них стремились получить российское гражданство или в ходе опросов заявляли о желании интегрироваться в российскую жизнь, то сегодня до 45 процентов признают, что предпочитают жить "вахтой". До 22 процентов из них рассматривают возможность получения российского гражданства, а 33 процента, как правило не владеющие русским языком, затруднились с ответом.
Меняющиеся приоритеты отражаются как на коммуникативном пространстве русского языка мигрантов, так и на способах его изучения. За основу исследования русскоговорящей практики мигрантов ученые МГУ взяли три группы в возрасте от 25 до 45 лет (категории активно говорящих по-русски). Первая группа — те, кто живет в России от пяти лет, вторая — те, кто рос в русскоговорящих семьях у себя на родине, и третья — те, кто по-русски научился говорить в России.
— Стилистическая практика речи мигрантов определяется тем, что они не выбирают слова и речевые образы, а повторяют их, — считает доцент кафедры лингвистики факультета иностранных языков и регионоведения МГУ Юлия Егорова. — За исключением тех, кто рос в русскоговорящих семьях, все остальные — а это до 70 процентов — выбирают не средства речи, а клише: "Стараюсь говорить как русские, без акцента" (таксист из Киргизии). "Русский выучил здесь. Учу по вывескам, по объявлениям в метро. Стараюсь одеваться как местные" (дворник из Узбекистана). "Я швея, слушаю клиентов, девочки по работе помогают" (беженка с Украины, плохо понимающая "московский выговор"). Этот клишированный язык я бы определила как стилистический микс. На нем говорят подавляющее большинство мигрантов.
Лингвисты выделяют четыре маркировочные единицы стилистического языка-микса мигрантов — официально-деловой (на нем объясняются до 71 процента), разговорный (47 процентов), просторечный (22 процента), грубо просторечный (15 процентов). Одним из сюрпризов исследования стало то, что на официальном языке говорят большинство гастарбайтеров. Например, вот как те, кто прожил в России более пяти лет, в анкетах объясняют свою мотивацию к адаптации в стране: "Жена поставила задачу о приеме детей в русскую школу". Или: "Цель поездки в махалля — пребывание на родине". Еще неестественнее объясняются те, кто выучил русский язык в России. "Мне нанесли дискомфорт", "заявка на работа", "я проживаю в Москва", "в сфере земляков" — это лишь некоторые примеры типичных языковых клише "высокого штиля", который, по мнению ученых, мигрантам передается от чиновников.
Как признают лингвисты, приезжающие вынуждены учить мертвый русский язык. Однако если официоз постепенно вымывается из русского языка переселенцев, во всяком случае тех, кто интегрируется в российскую действительность, то настоящим бичом нового русского языка мигрантов становится пристрастие к просторечиям. Неистребимые "хиты" — "я с Киргизии" ("с Таджикистана", "с Сибири", "с Молдовы" и т.д.) и "зала" вместо гостиной (Украина, Молдавия). Чуть реже — "удумают", "за какие шиши", "офигели", "достало". В ряду грубых просторечий и ругательств из печатной лексики часто встречаются — "башку снесло" и "быдляк". Мигранты часто употребляют их как "обычные русские слова", полагая их общепринятыми. Они очень удивляются, когда узнают, что это бранные слова. "Я не ругаюсь, я разговариваю так просто", — оправдывался повар-мигрант в ГУВД Москвы, когда полицейские попросили его "не выражаться" в адрес земляков-нелегалов. А повар "всего лишь" сказал соседу-нелегалу: "Кишки зажарю, падла".
РУССКИЙ ЯЗЫК БУДУЩЕГО
Таким образом, современный языковой миграционный пейзаж городской среды России определяется как стилистический микс с преобладанием официально-делового стиля и тяготением к просторечиям. Эти два стиля составляет основу разговорного русского языка мигрантов, умеющих читать, говорить и в меньшей мере писать по-русски. За разговорным русским языком идет "азиатский русский": его носитель умеет только говорить по-русски, плохо писать и почти не умеет читать по-русски. И, наконец, растет и расширяет свое представительство "вахтовый" русский язык. Это когда иностранцу доступны общие бытовые фразы и простые слова, которые "выветриваются" из речевого оборота вместе с окончанием срока пребывания в стране.
Пропорции представительства трех русских языков мигрантов в российской языковой среде пока лишь изучаются. Будущее в этом смысле за новым направлением лингвистической мысли — городской лингвистикой, которая пускает корни в Москве, Перми, Новосибирске, Томске и Санкт-Петербурге.
— Для того чтобы разобраться в сути и не только определить, но и направлять вектор идущих языковых перемен, лингвист-исследователь должен стать частью городского сообщества, он должен слушать и наблюдать, — считает Дик Смакман из Лейденского университета (Нидерланды). — Ведь эра языкового суперразнообразия ведет к тому, что мигранты с разной языковой историей приносят с собой свои коммуникативные представления и привычки в публичное городское пространство. Исследование повседневности — какие языки звучат, как люди в многоязычной среде находят общий язык, как выбор языка общения зависит от места коммуникации и как люди переключаются с языка на язык — даст со временем ответ на вопрос: что общего и различного у языкового разнообразия мегаполисов — Москвы и Парижа, Москвы и Берлина, Амстердама, Нью-Йорка?
Как считают российские, британские и нидерландские ученые, фундаментальные исследования по городской лингвистике помогут типологизировать нарастающие процессы многоязычия. А вместе с ними — явление разных русских, английских, испанских и других языков межнационального общения тоже будет систематизировано, что позволит мигрантские языки и их стилистику встроить в классические языки межнационального общения, в том числе в русский язык.