http://2035.media/2018/04/17/rbc-vakulenko-2/
Что бы ни говорили об альтернативных источниках энергии, спрос на российские нефть и газ сохранится (по мировым меркам они весьма дешевы в производстве). Но они могут перестать быть источниками сверхдоходов и стать аналогом других производственных отраслей, считает Сергей Вакуленко, руководитель Департамента стратегического планирования ОАО «Газпром нефть»
Публикация подготовлена в рамках совместного проекта РБК и 2035.media
Если говорить о будущем России через 20 лет, не говорить об энергетике невозможно. Нефть и газ – это около 80% российского экспорта, около половины доходов бюджета и около четверти ВНП. А ведь к этому еще стоит прибавить, например, производство азотных удобрений и другие энергоемкие производства, экспортирующие фактически, те же нефть и газ, просто в немного переработанной форме с относительно малой добавленной стоимостью.
В последние годы много говорится о революции в энергетике, которая способна резко подорвать и позиции российского энергоэкспорта в мире, и доходы страны. Как в таких случаях бывает, наряду с истинной информацией и разумными интерпретациями в новостное и аналитическиое поле попадает множество мифов.
На энергетическом рынке сейчас наблюдается несколько трендов, ключевых же четыре:
- рост добычи углеводородов из низкопроницаемых пород
- появление большого количества СПГ на мировом рынке
- быстрое развитие ветровой и солнечной энергетики, озабоченность изменением климата
- электрификация транспорта
Это далеко не первый подобный эпизод в истории мирового энергорынка. В 1970-1980 годы технология морской добычи создала двух крупных конкурентов ближневосточной нефти – Мексиканский залив и Северное море. Тогда же в электроэнергетике мазут для топки заменяли природным газом, произошла модернизация автотранспорта, резко снизившая средний расход топлива, в отдельную отрасль формировались энергосберегающие технологии в производстве и строительстве. С одной стороны, эти процессы были ответом на резкий скачок цен на нефть в начале 1970-х, который был вызван сначала утверждением многими нефтедобывающими странами суверенитета над своими ресурсами и обретением рыночной мощи (это позволило диктовать цену), а потом и с политической нестабильностью во многих нефтедобывающих странах и войнами. При этом революция в энергетике оказалась плодом технического прогресса на многих других фронтах. В результате обвал цен произошел в 1986-м году, когда нефтяной отрасли вне Персидского залива предрекали безрадостные перспективы на многие десятилетия. История показала, что жизнь богаче – действительно, сверхдоходы ушли из отрасли, впрочем, чтобы 15 лет спустя вернуться. Но с тех пор спрос вырос в полтора раза, а нефтяные компании ушли с верхних строчек рейтинга Forbes лишь в последние 5 лет, уступив их интернет-гигантам.
Общая закономерность в потреблении энергии такова – начиная с 19-го века, каждый год человечество использует больше топлива каждого вида чем в год до этого. Уголь мог терять свою роль в пользу нефти, а нефть в пользу газа, но только в процентном отношении, прирост спроса нивелировал всю межтопливную конкуренцию.
Технологии сланцевой добычи начали развиваться примерно за 20 лет до того, как стать мейнстримом. Трехзначные цены на нефть обеспечили высокий спрос на услуги нефтесервисных компаний, а также быстрый рост парка буровых и флотов гидроразрыва в США. И теперь, благодаря этому парку, американские компании разрабатывают огромные запасы нефти, которые были давно известны, но не считались коммерчески выгодными. В результате США резко восстанавливают свою долю на рынке нефти, развернув многолетний тренд на спад добычи. Насколько далеко может пойти рост сланцевой добычи в США – вопрос пока открытый. Большинство аналитиков сходятся, что возможно прибавить еще 2-3 миллиона баррелей в день, но потом этот уровень станет удерживать довольно трудно – сланцевые скважины быстро истощаются, соответственно, все больше заново бурящихся скважин будет идти на поддержание, а не на прирост уровня добычи. При этом, глобальный спрос сейчас вплотную подошел к отметке 100 миллионов баррелей в день и только за последний год вырос на 1,63 мбд с предполагаемым примерно таким же ростом в 2018-м году.
Парадоксально, но в этом отношении история развития американской и российской нефтяной отрасли очень похожи – в нашей стране добыча падала с 1988 по 2001 год, сократившись почти вдвое. Прогнозы тех лет предполагали, что этот спад будет уже не обратить. Однако сегодня Россия добывает столько же, сколько на пике 30-летней давности. Впечатляющий рост добычи последних 7-8 лет связан с масштабным внедрением скважин с длинными горизонтальными стволами (до 1500 метров) и многостадийным гидроразрывом (до 25 стадий). Это американский уровень примерно 5-летней давности. Эти технологии позволили ввести в разработку те участки и горизонты месторождений в Западной Сибири, которые нельзя было рентабельно разрабатывать старыми способами. Отмечу, что Россия практически не добывает из сланцевых залежей, потому что есть достаточно запасов в промежуточных категориях, и уходить на сланец, пока не выработаны более простые в разработке запасы, нет смысла. Россия сейчас обладает вторым после США парком тяжелых буровых станков и флотом установок гидроразрыва.
Вторым аспектом энергетической революции оказалось бурное развитие рынка СПГ. Долгое время рынка как такового не было – существовали жесткие связки между добывающим проектом, заводом СПГ и терминалом, на котором предполагалось принимать этот газ. Фактически, это был аналог трубы, только контрактный. И завод СПГ, и терминал, и танкеры были слишком дорогими объектами инфраструктуры, чтобы строить их спекулятивно, в расчете на спотовые продажи и покупки – инвесторам нужны были гарантии окупаемости. Со временем появилось достаточно мощностей в цепочке стоимости СПГ, чтобы эти опасения стали снижаться. Ключевым событием станет появление на рынке большого количества СПГ из США в 2019-2022 годах. На мировой рынок может выйти до 100 млрд кубометров газа, (график в млрд. кубических футов в день, коэффициент перевода в млрд м3 в год – 10.33), что сопоставимо с объемами российского экспорта в Европу.
Ситуация с этим газом такова, что крупные мировые газовые компании фактически оплатили строительство заводов, подписав контракты на обязательную оплату использования мощностей. Таким образом, реальная цена сжижения газа для них теперь составляет 0.5-1 доллара за mmBTU или 17-35 долларов за тысячу кубических метров, а еще два доллара (70 за тысячу кубометров) – это постоянные издержки, которые невозможно не понести, sunk cost на языке экономистов. В 2016 Европа импортировала 50 млрд кубометров СПГ в переводе на трубопроводный газ, а импортных мощностей есть на 160 млрд. Правда, эти мощности распределены неравномерно и сконцентрированы в основном на крайнем западе континента – трубопроводов оттуда в Германию и Центральную Европу, по которым этот газ можно было бы доставить, просто нет. И даже с учетом практически бесплатного сжижения, американский СПГ оказывается дороже, чем российский газ. Естественным рынком для американского СПГ оказывается Азия с ее растущим спросом и более высокими ценами.
Появление СПГ на рынке меняет существовавшую долгое время концепцию рынка газа как безальтернативной системы, когда решение о закупке у того или иного поставщика создавало отношения сильной взаимной зависимости и риска. СПГ не может конкурировать в Европе по цене с российским газом, но создает ему всегда доступную альтернативу. Это резко сокращает возможности России диктовать цену на газ. Но с другой стороны, это дает и сильный переговорный рычаг – всегда можно сказать, что рынок конкурентен, а Россия – отнюдь не монопольный поставщик и не определяет цену монопольно. В нынешних напряженных политических обстоятельствах это дает потенциальным покупателям определенный комфорт — решение о покупке газа становится экономическим, а не из сферы политики и безопасности.
Впрочем, сейчас основное внимание приковано не к нефти и газу, а к возобновляемой энергетике. На первый взгляд, прогресс в этой отрасли способен резко снизить, если не свести к нулю, спрос на газ и уголь в энергетической сфере, а с переходом транспорта на электричество — и на нефть.
Продолжение следует
Сергей Вакуленко
Окончил Московский физико-технический институт, где получил степень магистра прикладной математики. Магистра права и дипломатии Флетчерской школы права и дипломатии (совместная программа университетов Тафтс и Гарвард).
С 1998 по 2007 г. работал в компании Shell в должности экономиста, менеджера по развитию бизнеса, директора по продажам нефти, представителя акционера в СП и директора по планированию глобального подразделения по разведке и добыче на проектах в России, Казахстане, Бразилии, Японии, в штаб-квартирах в Лондоне и Гааге.
С 2008 по 2011 г. – руководитель консалтинговой практики компании IHS CERA в России.
С 2011 г. – руководитель Департамента стратегического планирования ОАО «Газпром нефть».