Найти тему

По следам героев Кустурицы. "Шарганская восьмерка"

...На поезд я опоздала. Старинные деревянные вагончики промелькнули перед нами на переезде, а следующий рейс должен был быть только через два с половиной часа. Смирившись с тем, что к белградскому вечернему автобусу в Ужице придется ехать автостопом, я взяла в кассе билет – стоячий, так как все места были закуплены какой-то ожидавшейся здесь организованной толпой экскурсантов, - и отправилась бродить по поселку. Выпила кофе в ресторане на станции, но обедать там «задушила жаба» - перекусила сосисками и йогуртом из магазина на трассе.

Зашла в церковь – и чуть не ахнула от изобилия больших и маленьких икон, которыми были мало не всплошную увешаны стены. Подобное я видела только в крестном ходу в Самарской области, проходившем через старинное мордовское село Старая Бинарадка, где под церковь была приспособлена какая-то постройка советских времен, слегка кособокая и выкрашенная веселой голубой краской. Видимо, местные жители, всем миром обустраивая храм, несли туда – у кого какие были – иконы из своих домов. В основном, черно-белые раскрашенные фотокопии в окладах из чайной фольги, украшенных аляповатыми бумажными цветочками, и эти бедные образа подпольно-деревенского производства, в огромных количествах развешанные на стенах, производили впечатление фантасмагорическое и трогательное до слез…

Здесь были не фотографии, а покупные иконы, типографские или написанные (некоторые – явно рукой самодеятельного художника!), но их было так же много – нет, больше, чем в бинарадской церкви. И на каждой внизу – табличка, чеканная или просто картонная, от руки. Смысл примерно один и тот же: «От Славко и Милицы Драгович на помин души безвременно ушедшего сына Петра» или «Вук Радованович – в память о жене Десанке»… Понятно. И понятен, кстати, становится в этом свете дедушкин завет из фильма Кустурицы: собираясь умирать, он просит внука не просто купить икону в церковь – а на помин его же, деда, души…

Я подошла под благословение к ясноглазому и светящемуся от седины батюшке, похожему на греческого монаха с горы Афон. «Одакле сте?» («Откуда вы?») – спросил он. Я ответила. Он хотел еще что-то спросить или сказать, но тут к нему пришли, и я, смущаясь, выскользнула за ограду…

Организованная толпа экскурсантов оказалась парой сотен школьников разного возраста из города Трстеника, поэтому катание по Шарганской восьмерке было веселым и несколько экстремальным. В каждом из многочисленных тоннелей (я сбилась со счета где-то на пятнадцатом) вся это компания счастливо и что было мочи орала, визжала и вопила, так что оставалось лишь диву даваться – нет, не тому, как они не охрипли, а как не оглохли все остальные, включая вашу покорную слугу. Но сама Осмица того стоила. Когда-то эта узкоколейка, построенная австрийцами и восстановленная потом в девяностые годы прошлого века, действительно соединяла Сербию с Боснией, и по ней можно было доехать из Ужице в Сараево.

Теперь маленькие старинные вагончики бегают лишь по небольшому участку от Мокрой Горы до станции Шарган-Витаси, сложным путем минуя гору, в нескольких местах прошитую тоннелями. Поездка по этому чуду инженерной мысли занимает два часа, вместе с пятнадцатиминутными стоянками на станции Ятаре и станции Голубичи, где жили герои фильма «Жизнь как чудо». Все эти два часа (за исключением стоянок) я проторчала на площадке между вагонами, восторженно озирая окрестности, щелкая фотоаппаратом и старательно отворачиваясь от очень юной парочки, целовавшейся на соседней площадке (парнишка был незатейливо и натурально рыжим, барышня – с волосами, крашенными в золотисто-рыжий цвет!). 

(И тихонько, фоном, включаем музыкальную тему из "Жизни как чудо"...)

-2

-3

-4

-5

-6

-7

-8

-9

-10

-11

-12

-13

-14

-15

-16

-17

-18

-19

-20

-21

-22

-23

-24

-25

-26

-27

-28

-29

-30

-31

-32

-33

Как можно передать, что такое Шарганская осмица, и то впечатление, которое производит она на человека? Смотрите фильм, там все это есть. И гулкая темнота тоннелей, и солнечный свет, косо падающий сверху через решетку сосен на вершинах, и прорезанные взрывами теснины между каменных склонов, внезапно сменяющиеся простором и высотой – такими, что дух захватывает, - среди лесистых вершин, с блестящей ленточкой потока далеко-далеко внизу, на дне долины. И ветер в лицо – не жестокий, ласковый, на небольшой скорости, под степенный размеренный стук колес… прозрачный, пронизанный солнцем осенний лесной воздух, свежий и крепкий, как глоток родниковой воды. Чем-то похоже на Россию – на наш Урал или что-то другое… Впрочем, неважно, похоже или нет – люди похожи, чувства похожи; понятна до боли та история про любовь и войну, которая разворачивается на фоне этих пейзажей в фильме Мастера… Любовь – простых, маленьких, нелепых людей, таких, как герой фильма инженер Лука или подвозившие меня сегодня сельские дядьки. Война – та, что гремела в этих местах пятнадцать лет назад, и о которой здесь, в Мокрой Горе, напоминает лишь недалекая – пять километров – граница с Боснией, да память людей…

Кое-где эта война до сих пор не закончилась – об этом напомнил человек по имени Саша, подвозивший меня до трассы между Ужице и Златибором, где ходят автобусы. Родом он был из Ниша, недалеко от Косова, где у него остались знакомые, и искренне недоумевал: почему, если я журналист, я до сих пор не добралась туда, на древнюю землю Сербии? Это был мой «први пут» в эти края, можно сказать, разведка, да и путешествовала я как частное лицо. Турист. А ТУДА туристами не ездят, оправдывалась я, ощущая странную неловкость, как всегда, когда не можешь ни помочь, ни разделить, ни понять – в полной мере, как понимает человек, который с этой болью – живет… Когда-нибудь… Может, через год… Только это уже не оправдание, а утешение для самой себя – потому что не разорваться… …

Потому что в Сербию мне теперь будет хотеться всегда.

(Публиковалось в журнале "Самара и губерния" )

Надежда Локтева.