Интервьюер: Ирина Анпилогова
Вы ожидали победы в Русском Букере?
Примерно как золушка принца. Ждала не Букера, а чуда. Ждала много-много лет. Сначала ждала, что смогу написать книгу, о которой смогу сказать – Книга, сказать – победа. Моя личная победа - это раз, доказательство, что мечты сбываются – это два. Но путь был такой долгий, что мне теперь даже страшно оглянуться.
Какие были ваши ощущения от победы?
Просто ужас и кошмар. Великолепная гостиница, зал весь в хрустале, мужчины в шикарных костюмах, женщины в вечерних платьях, знаменитости, известные писатели, журналисты, пресс-конференция – это все обрушалось на меня как шквал. Помню, услышала, как Петр Алешковский, председатель Букера, говорит со сцены: За новый язык… В этот момент я поняла, что Букер мой. Да, эта книга написана по-другому. Другим языком. Она из ряду вон. Я не хвастаюсь – наоборот, говорю уже отстраненно, зная, что далеко не каждый осилит этот язык. Петр говорил, что это шаг вперед. Я не знаю. Но знаю только одно. Так я больше уже никогда не напишу. Повторить это невозможно.
Какие еще мечтаете получить литературные премии?
Я об этом не мечтаю, я мечтаю написать еще хорошие книги, и чтобы мои любимые люди, сын и мама друзья были здоровы и счастливы. Собственно это все. Ничего другого.
Как вам пришла в голову идея сюжета «Убить Бобрыкина. История одного убийства»
Она ко мне не приходила. Я записывала за героями, а не выдумывала их. Книга, или идея – вытекла сама собой, когда я поняла, как одинок и беспомощен мой Саша. Когда я сама его полюбила.
Сколько по времени заняло написание этой книги?
Года два… не знаю, точно не знаю. Я бы знаете, ответила вот что: Чтобы написать такую книгу, нужно было прожить 40 лет.
У Саши Шишина есть реальный прототип?
Саша Шишин это ребенок в каждом из нас. Саша Шишин – это большие надежды и алые паруса, принцессы и принцы, растаявшие во взрослении. Это повесть о больших надеждах, которым не дано было осуществиться. «Реквием детству» - как назвала эту книгу Лера Манович. Лера Манович, умный человек, талантливый писатель. Если бы не она и не Вадим Месяц, мой издатель, издательство «Русский Гулливер» - книга никогда бы не увидела свет.
Над чем сейчас работаете?
Над книгой «Небесный почтальон Федя Булкин», в издательстве АСТ, у Елены Шубиной. Книгу я писала в прошлую зиму. Папа болел, и так нужно было что-то светлое, и тогда появился Федя. И эта книга – еще одна моя сбывшаяся мечта, она добрая и светлая книга.
Можете ли поделиться именами современных писателей, которыми Вы «зачитывались»?
Ну конечно!!!! Это Алексей Слаповский, Петр Алешковский, и к этой чудесной компании моих товарищей по кнопкам, прибавлю Грэма Грина. Потрясающий автор, совершенно современный на мой взгляд.
Сколько часов в день уделяете писательству?
С девяти до трех утром, с девяти до двенадцати вечером.
Существует ли "идеальный" возраст, чтобы начать писать? А во сколько лет вы взялись «за перо»?
В 12 лет взялась за ручку и тетрадку, желая исправить конец «Унесенных ветром», тетрадка была тонкая, по три коп, но я заставила Скарлет и Ретта помириться. Больше я уже не останавливалась никогда. Того примерно 30 лет.
Вас поддерживали близкие/знакомые в начале писательского пути?
Скорее нет, чем да, они не верили в это. Но в этом самый кайф. Понимаете? Когда есть мечта, идти к ней, одновременно воюя со всеми, зная, точно чего ты хочешь, и дойти. И услышать – мы были не правы. И понять что это победа. Правда, после осуществления мечты очень трудно найти новую. Но я уже там выше сказала, чего хочу. Так что теперь просто путь дальше в том же направлении. Путь с желанием удивить если не других, то себя.
Какие у вас ещё хобби, увлечения?
Я же художник. Вот сейчас иллюстрирую в АСТ книгу очень хорошую, Григория Савельева, о коте. История замечательная.. такая знаете, почти как у Ремарка.. о любви и потерях. О жизни. Рисую и пишу. Готовлю. Мою пол. Катаюсь на велике!
Какие писатели у вас самые любимые?
Стандартный список))) Чехов, Бунин, Сологуб (очень сильная книга «Мелкий бес») Грэм Грин, Оруэл. Очень понравилась «Крепость» Петра Марковича Алешковского.
У нас группа посвящена начинающим писателям, и конечно нам всем важно услышать советы от успешного писателя.
Только не сдаваться. Только верить. Не буду говорить – можете не писать - не пишите. Нет, пишите! Это знаете как? писатель как создатель, в том смысле, что только он может создать человека, его судьбу, оживить несуществующее, дать жизнь… На мой взгляд нет ничего интереснее этого занятия. ПИШИТЕ! И верьте себе и в себя.
Случались ли у вас творческие кризисы? Как вы с ними справлялись? Что вас мотивирует продолжать писать?
Эти творческие кризисы – штука страшная, мучительная, болезненная. Но раз жива – значит не смертельная. Жизнь полосатая. Стоит потерпеть до белой полосы.
Как написать бестселлер?
Понятия не имею. Знаю только что писать нужно не схемами и не пальцами, а сердцем. Звучит довольно фальшиво, но как еще ответить – не знаю. Нужно любить своих героев, они оживают только тогда, когда вы их любите.
Чтобы вы могли пожелать начинающим писателям, чтобы добиться таких же высот?
А я вот там выше уже пожелала. Как в Двух капитанах, ребят. Бороться и искать, найти и не сдаваться. У нас в школе говорили – найти и перепрятать) Не нужно прятать – нужно людям.
Дайте советы начинающим писателям, на ваш взгляд самых ценных.
Простите мои дорогие. Из меня советчик хороший только в книгах. В них я поумней и помудрей, чем в интервью.
Как неизвестному автору привлечь к себе внимание?
Ох, ребят, это трудно. Но вот хотя бы путь сетей – ФБ, я там печатала рассказы, в ЖЖ печатала… В моем случаи издаться я потеряла надежду лет пять назад. И вот только я ее потеряла, как написала «Убить Бобрыкина», а как уже написала, поняла, что мне теперь есть за что побороться. Я была в этом так уверенна, что мне поверили другие. Пробила стену. Вылетела, сама не знаю куда. Но продолжаю писать и рисовать. Без этого жизнь для меня потеряет смысл. А без внимания она не потеряет смысла.
И напоследок рассказ, о герое и авторе. В качестве иллюстрации к выше сказанному. Смысл в последнем предложении. По крайней мере, я на это надеюсь.
Смерть героя
Ну да Бог с ним, начнем, пожалуй…
Степан Михайлович Затяпкин, человек судьбы (в отличие от всех нас тут) исключительной, можно даже сказать единственной из нас такой судьбы удостоенный, был в детстве самым обычным мальчиком. Степан Михайлович гонял на «школьнике» по дворам, играл в «казаки-разбойники», и учился примерно как с иллюстрации, по учебнику русской словесности 5 класс - «Опять двойка»… Словом, Затяпкин был как все мальчики, царапал на партах гадости, мечтал стать водителем автобуса, или поезда машинистом, спасти кого-нибудь из огня, протянуть руку какому-нибудь утопающему, словом стать как Юрий Гагарин - героем.
И он стал! стал героем, потому что некоторые желания наши исполняются так сказать «мимо нас», незаметно, даже можно так сказать – против воли.
Став героем, Степан Михайлович, оказался вынужден действовать так, и никак иначе, чем велел ему его автор, Аркадий Петрович Заявкин.
Аркадий Петрович был прозаик в тени славы более тиражных писателей. Писатель не для всех, но для вдумчивых, глубоких читателей, привыкших под обложкой книжной открывать для себя не «абы что», а так сказать - «чтобы что».
С момента как Затяпкин стал героем Заявкина, он потерял над собою власть, и даже самый простой свой выбор, не мог он сделать теперь без деятельного, упредительного участия Аркадий Петровича; тот имел над Затяпкиным власть безмерную, власть великую, безграничную. Власть над тварью творца, ибо не Затяпкин сам породил себя, но его породил Аркадий Петрович.
Этой властью свыше дарованной, властью создателя, над созданием, мог женить Аркадий Петрович Степан Михайловича на какой-нибудь вздорной женщине, мог создать ему (так сказать из воображенья ребра) и женщину неплохую, пусть таких не бывает в природе, но и то чего не бывает в ней, мог создать для Затяпкина Аркадий Петрович.
Он мог. Но он не хотел. Он уже привык как-нибудь разскорлупить, помучить и потерзать своего Затяпкина, помариновать его и читателя в жизненных ужасающих обстоятельствах, потому что великая литература – это трагедия. А хорошая женщина – это абсурд.
Чтобы сроднить читателя со своим Степаном Михайловичем, а потом как нибудь прикончить его у сопереживательного читателя на глазах, Аркадий Петрович вписывал в образ Затяпкинский черты, нечуждые всему человечеству (и отдельному, в серединке) заимствуя это общее из Господней обширной палитры.
Затяпкин Степан Михайлович любил парную картошечку с хрусткой капусткой, с ушком рыжика, и с сальцом. Непременно чтобы на «бородиночке», чтоб с живцом, с мясной прослоечкой напросвет, с чесноцой. От осенней ноябрьской пакости Степан Михайловичу делалось грустно, как и нам всем с вами.
Аркадий Петрович любил чем-нибудь, как-нибудь обидеть Степан своего Михайловича, подкузьмить его, уволить и огорчить, зарезать или ограбить; словом Аркадий Петрович мог делать с Затяпкиным все, что ему хотелось. По сути Затяпкин (хотя и стал героем, как и мечтал) но был несчастнейшим из людей, однако этот бедняга (спасибо Создателю) не подозревал за собой описанного выше несчастия, и за каждым шагом своим ведущей его по краю жизненной пропасти правой руки Аркадий Петровича.
Есть у человечества вопрос давний, неразрешенный, мучительный, все ли свыше дано ему, предначертано, или можно как-нибудь улизнуть, удрапать, что-нибудь самому провернуть, и из жизни своей устроить. На собственной (то есть на чужой шкуре), на примере писательском, Аркадий Петрович мог сказать совершенно определенно – нет! - ни туда, ни сюда не можно. Ситуацию эту, довольно трагичную, облегчало для Заявкина то, что ни в какого «себя писателя» он не верил, креста на нем не было, и просить кого-то там, чтоб пришел троллейбус его, Заявкин считал не то, что ниже собственного достоинства, а скорей лишенным всякого основания оптимизмом, но! Но в литературе, была без сомнения, рука ведущая ногу ведомого. Божий перст – указательный палец. Ибо Аркадий Петрович все собрания сочинений своих о Затяпкине, не владея всей пятерней, отпечатал именно этим пальцем.
И да! Ни один волос не упал бы с головы Степана Михайловича, без собственно воли Аркадий Петровича. В этом было нечто, даже от думающего читателя за обложками скрытое, потаенное, от творца. И над созданной тварью своей мог Аркадий Петрович… все.
И когда Запискин уставал писать про Затяпкина, он поступал с ним в том же духе, как и Господь, поступает со всеми нами. Пути Заявкина, в смысле Затяпкина, были столь же неисповедимы, как Господни пути, и нельзя сказать, что для Господа они так же запутаны, как видятся нам. Что Господь убивает нас, отрезает нам руки-ноги, разделяет с родными и близкими, режет, топит, сжигает и все это прочее, из простого чувства родительского, хоть чему-то хорошему нас научить…
Так, Затяпкин получал от Заявкина пинки, подножки затрещины равно так же, и столько же как мы с вами от Господа, не беспричинно. Хороший отец, любя дитя свое, отстегивает ремень, желая сделать из неразумного нечто разумное, скажем так: человека. И Заявкин тоже хотел.
Точно так же у Заявкина были веские причины покончить с героем своим в конце рассказа романа и повести, когда, скажем, жена звала Аркадия Петровича ужинать, или просто напросто писать надоело.
И нельзя сказать, что это не жизненно, тут у всякого пути неисповедимого есть начальная, и конечная, от «А», до полного алфавитного знания, избирательно примененного для надгробия, как пришла теперь пора и нам этот рассказ заканчивать, ибо нам уже пора ехать. Но мы доскажем:
Пробило полночь.
На рассказ напечаталось у Аркадий Петровича больше знаков, чем требовалось, на повесть знаков этих решительно не хватало, во всяком случаи пора было или кончать, или перебросить сюжетную нить до завтра. Аркадий Петрович решил кончать, и с этим решением заведя Затяпкина в темную арку, употребив несколько минут на описание гололеда, уже занес было руку над клавишней, собираясь свернуть Затяпкину шею, как вдруг ощутил внезапную, незнакомую до этого слабость в персте карательном (то есть карающем) и не успев убить Степан Михайловича совершенно для себя самого неожиданно помер сам.
Ладно, ясно с этим вашим Заявкиным, сволочь он был порядочный (как оказалось), но!? что же стало без него с Затяпкиным? - спросит, может быть, читатель, которому, как и нам ближе и понятней бедолага герой, что в детстве гонял на «школьнике» по дворам, чем его неприятный автор.
И ответим хоть чем-то хорошим читателю в этот раз:
Автор помер, герой остался.
Спасибо большое, Александра, за интересное интервью. Творческих успехов, интересных идей, всего хорошего во всех сферах жизни.