Вынужденное и даже принудительное расставание детей с родителями, проводимое органами опеки. все больше и больше становится нашей реальностью. Этот тяжелый, с моральной точки зрения, процесс регулируется 77 статьей Семейного кодекса Российской Федерации. Считается, что социальный орган принимает такое решение, исходя из интересов ребенка, но так ли это на самом деле?
Законодательные истоки социального сиротства
В предыдущих материалах мы рассматривали субъективно сложные вопросы о том, как и на основании чего семьи могут быть признаны неблагополучными. Ст. 77 СК РФ довольно туманно указывает на обстоятельства, в результате которых происходит отобрание ребенка от родителей: “При непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью орган опеки и попечительства вправе немедленно отобрать ребенка у родителей (одного из них) или у других лиц, на попечении которых он находится”.
На практике же эта статья трактуется исключительно субъективно, поскольку ее формулировка не дает никакой конкретики. Под “угрозой жизни и здоровью” могут пониматься как ежедневные избиения ребенка родителем в пьяном угаре, так и стоящая на столе посуда, которую ребенок может уронить на пол и порезаться.
Хотя юридически основанием для отобрания является акт органа местной исполнительной власти, если заочное решение принято, “разумные” доводы найти не сложно, да и бумагу от прокуратуры опека во многих случаях получает уже после того, как при содействии полиции ребенок забирается из семьи. То есть, на сегодняшний момент изъятие детей происходит по решению органов опеки и попечительства, основываясь на проверках условий содержания детей, проводимых сотрудниками того же органа опеки. Иными словами, выходит, что это ведомство является для кризисных семей одновременно и “обвинителем”, и “судьей”, и “приставом”, а такого быть не должно. Максимальной объективности в этом вопросе можно достичь только при разделении данных обязанностей между ведомствами.
Но это еще половина проблемы. Вторая часть 77 статьи ставит органам опеки и попечительства весьма жесткие условия: если уж отобрание произошло, у ведомства есть семидневный срок, в который они обязаны обратиться в суд с иском о лишении родителей родительских прав (или же об ограничении родителей в этих правах).
И самое ужасное здесь для семей - и для детей, в первую очередь - что судом уже не принимаются во внимание обстоятельства изъятия несовершеннолетних. Процесс не имеет иных сценариев. Даже если органы опеки признают, что основания для отобрания, как таковые, не серьезны и вины родителей нет, препятствовать исполнению Семейного кодекса они уже не могут. Механизм запущен, и следующий шаг - лишение родителей прав на детей - уже неотвратим, поскольку в нашем законодательстве не существуют нормы, позволяющие прекратить дело за отсутствием состава “преступления”.
Последствия для детей: спасение или психологическая травма
Ни для кого не секрет, что изъятие ребенка - это радикальная мера, которая на поверку постепенно переводится в разряд “обыденных”. И здесь мы видим, что защита интересов ребенка порой происходит без учета мнения и требований самого ребенка.
Нельзя отрицать, что, к сожалению, существуют “семьи”, в которых действительно руководствуются насильственными действиями по отношению к детям и не только; в которых преобладает оскорбительное и бранное отношение со стороны старших. Как правило, в таких семьях родители страдают алкогольной зависимостью и даже злоупотребляют наркотическими веществами, но кто возьмется утверждать, что количество семей из группы риска тождественно количеству отбираемых у родителей детей?
Отобрание детей из таких разлагающихся семей, возможно, действительно спасает несовершеннолетним жизнь или здоровье, как о том говорится в вышеупомянутой статье Семейного кодекса. Однако ни в коем случае нельзя забывать, что изъятый из любой семьи ребенок испытывает сильнейший стресс. Он не пребывает в эйфории от своего “спасения”: он как минимум напуган, оказавшись в незнакомой обстановке, среди посторонних людей.
В абсолютном большинстве случаев семьи не отличаются настолько девиантным поведением, что могут умышленно причинить вред собственным детям. Многие родители, насильно разлученные со своими детьми, имели совсем иные трудности, вроде критически низкого уровня доходов, что никак не влияло на их безусловную любовь к своим чадам и на заботу о них.
Для таких детей принудительное изъятие на основании акта о безнадзорности под расплывчатой формулировкой “антисанитария” (под которую, к слову, также можно подвести любую бытовую проблему, а не только месяц не мытую квартиру, кишащую клопами) станет настоящей катастрофой. Бывают случаи, когда ребенок, с боем возвращаемый родителями домой, долгие месяцы опасается посещать детский сад или школу и панически боится приближающихся незнакомцев - настолько сильна получаемая детьми психологическая травма от пребывания в казенном учреждении.
Перспективы системы
Все перечисленные аспекты указывают на несовершенство нашей законодательной базы. Очевидно, что желание помочь детям зачастую попирает известный принцип “не навреди”, и такая помощь наносит ребенку гораздо больше вреда, чем пользы.
Имеющаяся система требует совершенствования. Общественными палатами и представителями НКО сейчас ведется работа по внесению поправок в действующее законодательство, которые сделают правовые нормы гораздо более конкретными.
Программы организаций разнятся, но основная суть их сводится к тому, что должны учитываться истинные, а не ложные интересы ребенка. И в ситуациях, когда отобрание малыша неизбежно, он не должен попадать в чужие руки - спокойствие и безопасность он сможет ощутить только в кругу близких. Вот почему так важно в корне изменить действующие процедуры.
Если родители находятся в таком состоянии, что не могут заботиться о ребенке, органы опеки (вместо принудительного помещения поднадзорного сначала в больницу, а потом в приют) должны подключать к ситуации родственников семьи - бабушек и дедушек, тетю и дядю. Тогда риск нанести ребенку психологическую и эмоциональную травму будет сведен к минимуму.
Конкретизирование обстоятельств дела также должно быть обязательным - или в качестве закрепленных правовых норм, или в виде методических указаний. К слову, тотальное отсутствие конкретики приводит иногда к тяжелым последствиям - стремясь оградить ребенка от “опасного” окружения, сотрудники опеки порой перегибают палку, ведомые извечным “лучше перебдеть, чем недобдеть”, и помещают детей на временное содержание без наличия на то серьезных оснований.
Выход здесь можно найти только путем введения для представителей органа ответственности за необоснованное изъятие - подобно тому, как сотрудники МВД несут ответственность за превышение служебных полномочий.
Ну и, наконец, должна соблюдаться позиция сохранения семьи, насколько это возможно. Если дело в полупустом холодильнике или в необходимости ремонта, органы опеки не должны на этом основании забирать детей из родного дома. Необходимо привлекать финансирование, спонсоров, которые помогут семье в критической ситуации - и это также должно быть закреплено законодательно.
К сожалению, эти вопросы волнуют разве что общественников да самих родителей. В компетенцию социальных служб подобные действия не входят. Этим и ценна сейчас помощь неравнодушных к проблеме организаций и благотворительных фондов, чья деятельность нацелена на поддержку кризисных семей.
Подобная кропотливая работа ведется в не самых больших объемах, поскольку популярность этого направления благотворительности еще невысока. Но плоды ее уже ощущают семьи, попавшие под удар неумолимой кипучей деятельности органов опеки, старательно защищающих детей от (часто эфемерного) вреда их физическому здоровью. Многие родители могут уберечься от разлуки с детьми только благодаря поддержке неравнодушных граждан, добровольно реализующих программы Фондов помощи семьям в трудной жизненной ситуации.