Капитан Первого императорского межпланетного корабля военно-космического флота Его Императорского Величества «Кайзера Вильгельма XXIV» Отто фон Штрубер был не на шутку взволнован. Он только заступил, впереди маячили восемь часов вахты, когда дежурный офицер связи передал сообщение с Земли. Наблюдатели докладывали об успешном старте с Луны российского имперского корабля Петр Четвертый. Опоздав с запуском всего на месяц, русские безнадежно отстали. Все расчеты указывали, что полученной форы достаточно, чтобы Вильгельм Четырнадцатый достиг орбиты Венеры первым. Это было принципиально, учитывая, что батискафы космического флота Российской Империи к этому времени уже бороздили пески Марса.
Авторитет Австрийской Империи ощутимо пошатнулся, во всех салонах только и было разговоров, что о непостижимой отваге русских, отправивших на заселение красной планеты несколько десятков семей. Правда, ходили упорные слухи, впрочем, так и оставшиеся ничем не подтвержденными, что поселенцы были сплошь политическими. Как бы то ни было, Австрийская Империя получила на этом направлении сокрушительный удар. Посланные вслед английские и австрийские колониальные части были с позором изгнаны, успевшие расквартироваться части - перебиты, а имущество перешло победителям.
Австрийская Империя в лице кайзера и ближайших подданных негодовала и требовала сатисфакции, но истощенная гонкой казна показала дно. Существовало еще несколько направлений, по которым можно было попытаться обойти русских, среди которых наиболее перспективной оказалась колонизация Венеры. Конечно, о полномасштабном заселении пока не могло идти и речи, но, подняв свой флаг на ее орбите, Империя однозначно заявила бы о своих правах. Поднапрягшись, Австрия приступила к постройке корабля.
И почти сразу же стало известно о закладке русскими собственного проекта. Верфи расположились по разным концам кратера Тихо, чуть более восьмидесяти километров друг от друга, так что все время, пока шло строительство, пространство между площадками просто кишело батискафами разведки обеих стран. Русские не подпускали австрийских разведчиков близко, но все же кое- что разглядеть удалось. Петр Четвертый оказался не менее, чем полкилометра в высоту, выше Вильгельма на семьдесят метров. Стремительно вытянутый заостренный цилиндр, без каких либо украшений, несколько рядов иллюминаторов и люки пушечных расчетов вдоль борта. Также стало известно, что русский корабль оснащен восемью пушечными двигателями, что предполагало существенный прирост скорости. Инженеры потеряли покой и сон. Четырехпушечный Вильгельм проигрывал гонку, последнее, что оставалось, это стартовать как можно скорее.
В погоне за ускользающими секундами было решено убрать все излишки и украшательства. Адмирал лично распорядился об удалении из его каюты пневматического органа и размещении сигарного салона прямо у него в гостиной. Освободившиеся площади приказано было отдать в распоряжение артиллерийского расчета и команды заряжающих. Остальные офицеры последовали его примеру. Так, старший офицер связи приказал разместить коллекцию картин в собственной спальне, а офицер- церемониймейстер так и вовсе отправил плачущую жену на Землю, оставив при себе только пару лакеев и служанку.
Укороченный таким образом еще на пару десятков метров, Вильгельм стал легче на подъем, а сроки постройки сократились настолько, что удалось выиграть у русских целый месяц. В назначенный день пневматический патефон пропел гимн, и перед выстроившейся командой, белоснежной, безупречно отутюженной, зачитали переданный телеграфом приказ кайзера быть готовыми к походу. Заряжающие матросы проверили набивку в пороховом отсеке, адмирал поднес ко рту горящий медным жаром рупор внутренней связи, грохнуло, ощутимо подало к полу. Адмирал нервно теребил бороду, но глаза лучились: первым же залпом удалось поднять Вильгельм на сотню метров! Офицеры суетливо отдавали приказания, грохот пушечных двигателей все учащался, наконец, присутствующие разразились овациями: Вильгельм Четырнадцатый, уверенно набирая скорость, удалялся от Луны, оставляя за собой медленно оседающее на батискафы следящих за стартом русских разведчиков облако пыли.
С тех пор минуло тридцать пять дней. Эйфория прошла, остались серые вахтенные будни. Двигатели теперь больше молчали, лишь изредка выстреливая для поддержания скорости. Монотонно-убаюкивающий круг дежурство-досуг-сон, казалось, никогда не будет разорван. До сегодняшнего утра. Едва получив сообщение, фон Штрубер поспешил к адмиралу. Тот еще изволил спать, но, введенный адъютантом в курс дела, незамедлительно принял капитана с докладом. На совещании, куда пригласили всех старших офицеров, было принято решение ничего не предпринимать. Все верили в правильность расчетов. Однако же, дальнейшие события показали, что абсолютно точных расчетов не бывает.
В день, когда русский корабль оказался в прямой видимости, на вахте снова стоял фон Штрубер. Это событие было рассмотрено последним как насмешка судьбы. Команда единогласно решила, что догнать их за три прошедшие недели русские могли только с помощью Дьявола. Потянулись долгие, выматывающие дни ожидания. Офицеры наблюдения из крошечной обсерватории в корме корабля ежечасно рапортовали о приближении русских. Цифры каждый раз были ничтожны, но в целом ситуация складывалась пугающая. Всего за трое суток наблюдений Петр Четвертый из крохотной мерцающей точки вырос в угрожающе блистающий латунью огонек.
Адмирал ходил чернее тучи. Как всегда, безукоризненно выбрит и чист, но глаза запали от недосыпания, а пальцы, держащие трубку, мелко подрагивали. Связисты телеграфировали на русский корабль, но ответом было только молчание. Петр неумолимо приближался. На совещаниях, проходящих непрерывно, все чаще звучало пораженческое «что делать?» Вариант с разгоном Вильгельма был отклонен сразу - не было смысла ставить флаг, не имея возможности вернуться. В этом случае люди с Петра с легкостью смогли бы объявить, что они были там первыми. Так что оставалось одно.
Баллистикам и заряжающим отправили приказ рассчитать траекторию, при которой русский корабль прошел бы максимально близко от Вильгельма. Чтобы не выдать раньше времени свой маневр, частоту залпов сокращать не стали, вместо этого уменьшили заряд. Приближение Петра заметно ускорилось, а траектории кораблей неминуемо сходились.
В назначенный день на мостике Вильгельма собрались все свободные от вахты офицеры. В обшивке по кругу открылись обзорные иллюминаторы, перед каждым из которых занял свое место наблюдатель. Десятеро по очереди доложили, что Петр в поле зрения. Адмирал глубоко вздохнул, давая отмашку дежурному капитану. Стоит ли упоминать, что в этот день велением судьбы у штурвала опять оказался фон Штрубер?
Капитан начал действовать незамедлительно. Через разговорный рупор в разные концы Вильгельма полетели приказы. Десятки людей и механизмов пришли в движение, пушечные расчеты заканчивали последние приготовления. Петр приближался. Вскоре корабли поравнялись, а расстояние сократилось до километра. Наблюдатели сообщали, что русские не подают признаков жизни. Обзорные иллюминаторы задраены, только мерно подрагивающие дюзы подтверждали, что он все еще управляется. Даже с такого расстояния Петр выглядел устрашающе, несмотря на показное отсутствие вооружения. Люки пушечных расчетов оставались недвижимы, но наблюдатели сообщили, что русские замедляются. Пришло время действовать.
Фон Штрубер волновался, но голос был тверд, когда он приказал начинать. В одно мгновение вдоль борта распахнулись люки маневровых пушек. Несколько мощных залпов, один за другим, начали закручивать Вильгельм вокруг оси. Вслед за ними по всем бортам откинулись крышки орудийных расчетов. Каждый, найдя в прицеле русский корабль, совершал залп. Пространство заполнилось летящим с головокружительной скоростью металлом. Снаряды по отдельности вряд ли бы причинили вред врагу, но сотни их вполне могли справиться с этой задачей. Обшивка Петра с одной стороны покрылась вмятинами и царапинами. Наблюдатели доложили, что корабль сошел с курса, в одной из пробоин заметна струя воздуха. Русский корабль подбит. На мостике царило оживление. Офицеры радовались сдержанно, никто не мог поверить, что корабль такого класса удалось сбить с первого залпа. Высказывались предположения, что русский флот настолько давно не терпел поражений, что инженеры не думали о защите, полностью посвятив себя работе над скоростью. Русский корабль рыскал носом, все более замедляясь. Наконец наблюдатели доложили, что Петр остался позади. Вносили шампанское, кое - кто из низших офицеров затянул «Убер аллес», ему вторили с удовольствием. Фон Штрубер глядел на поющих со сдержанной улыбкой. Подошедший адмирал сунул в руки бокал вина, твердая ладонь одобрительно похлопала по плечу. В шумной радости никто не услышал тревожного звона аппарата внутренней связи. А тот все звонил, силясь привлечь к себе внимание.
Вскоре двери с грохотом распахнулись, в проем вихрем ворвался человек. Лицо побагровело, он силился что- то сказать, но лишь страшно хрипел, размахивая руками. В наступившей тишине кто-то испуганно выдохнул: «это дежурный из кормовой обсерватории, что он здесь…». Договорить он не успел. Корабль содрогнулся от чудовищного удара. Скачком возросшая тяжесть бросила всех на пол. Моргнул свет, корабль мелко трясся. Присутствующие в панике расползались к стенам, один офицер, самый молодой, забился под стол и пронзительно выл. Фон Штрубер с усилием поднялся, голос дрожал, когда он потребовал доклада от наблюдателей. Ситуация складывалась безрадостная. Они теряли скорость. Русский корабль, якобы смертельно раненый, отстал и, зайдя им в хвост, протаранил корму. По внутренней связи отозвались заряжающие только одного двигателя. Они сообщили, что три других отсека молчат, отсеченные переборками. Баллистики провели быстрые расчеты, из которых выходило безрадостное. О Венере можно было забыть. Оставшегося двигателя хватит только на обратный путь. Стоявший рядом адмирал тяжело вздохнул.
Коротко прозвенело. Офицер связи побледнел, кинулся бегом. Фон Штрубер вырвал из трясущейся руки депешу, глаза от удивления расширились вдвое. Сообщение пришло с Петра Четвертого. В ней было всего несколько слов.
«Кто к нам с мечом придет...»
