В Приеполье приехали уже в сгущающихся сумерках, и я скрепя сердце отдала триста динаров таксисту на станции: общественный транспорт в Милешево не ходил, а топать еще несколько километров в неизвестном направлении не было сил, как физических, так и моральных. Службы в монастыре не было, и храм был пуст и полутемен; только молодая монахиня улыбнулась и посторонилась в дверях, пропуская меня (рюкзак я оставила снаружи). Приложившись к иконам и гробницам Святого Саввы и Святого короля Владислава (только потом я узнала, что рака Святого Саввы пуста – турки, глумясь, сожгли мощи просветителя Сербии в Белграде, на том месте, где теперь построен собор его имени), я вышла наружу и попыталась разузнать у сестер, можно ли здесь остановиться на ночлег.
Меня послали в «гостеприимницу», находящуюся перед воротами; на вид – простенькое, но очень уютное кафе, где сидели люди в рабочей одежде и пили кофе и ракию из крошечных стеклянных графинчиков. Узнав, чего я хочу, женщины в синих халатах покачали головой и развели руками: приехала целая группа гостей, и мест больше нет (заходя в монастырь, я и вправду встретила выходящих оттуда человек десять-пятнадцать).
Размышляя, не лучше ли, пока совсем не стемнело, дойти до ближайшего леса и поставить там палатку (дождь снова заморосил, и просветов на горизонте не было видно), я вернулась в монастырь и наткнулась на пожилую монахиню с добрым лицом (которая оказалась игуменьей Анной), и та, выслушав мою печальную историю, сказала, что знает здесь поблизости женщину, которая недорого сдает койки паломникам. Рабочие в «гостеприимнице» уже допили кофе и грузились в микроавтобус, и матушка Анна посадила меня к ним, наказав высадить возле нужного дома.
Хозяйку, яркую брюнетку восточного типа сорока с чем-то лет, звали Деса, и она жила одна в доме на склоне горы. Дочь ее, как оказалось, жила в Москве со своим мужем и маленьким сыном, и в России Деса бывала, поэтому общались мы на смеси русского и сербского. За ночлег (в доме, кроме того, была ванна с водонагревателем) она с меня запросила сущие копейки – 5 евро; вдобавок напоила замечательным кофе и угостила самодельной «шливовицей» (на мой вкус, напиток оказался крепковат, но аромат дивный – темная слива с первобытными нотками сивухи :)). Жили они здесь большей частью своим хозяйством, с работой было туго, хотя мусульмане, которых много в этих краях, были достаточно зажиточными (когда я спросила про домики, которые успела разглядеть вверху на «планине» (горе), куда вели узенькие и извилистые, но хорошие дороги, Деса коротко ответила: «Мусульмане»). Отношения с этими соседями, по ее словам, были мирными, но произнесла она это как-то не очень уверенно.
По телевизору передавали новости, которые посвящались в основном двум событиям – протестам в Белграде (я уже видела палаточный лагерь возле здания правительства) и концерту Мадонны в Будве (я призадумалась о том, успеют ли разъехаться поклонники до того момента, как я там окажусь, и найду ли место в кемпинге). Впрочем, усталость, шливовица и тепло после дневного холода и сырости сморили меня достаточно быстро, но утром я вскочила ни свет ни заря и отправилась в монастырь. В два часа, как выяснила Деса, позвонив куда-то в справочную, из Приеполья должен был идти автобус в черногорский Жабляк (я все-таки решила ехать сначала в монастырь Острог, а не поездом в Бар), и как минимум в полдень надо было быть на старте, поскольку до Приеполья я собиралась идти пешком.
На утреннее правило я опоздала: монахини как раз выходили из церкви, подкрепляясь на ходу хлебом и вином. Мать Анна, увидев меня, заботливо взяла за шкирку и потащила в «гостеприимницу», велев напоить меня чаем (я, правда, предпочла кофе). Денег с меня там не взяли – то было монастырское заведение специально для паломников и других посетителей обители.
Вернувшись в монастырь, снова не спеша обошла церковь, приложившись к иконам, и присела на скамейку у стены напротив, откуда виден Белый Ангел. Спокойный лик, белые одежды и – что-то белое же в проеме пещеры: может быть, сброшенные погребальные пелены – за миг до того; еще оседающие, опадающие на ложе, откуда поднялся Воскресший?.. Мироносицы, испуганно стеснившиеся вместе; прячущиеся, хватающиеся друг за друга в страхе и благоговении перед Чудом… И – ниже – другие фрески, также расчищенные от поздних наслоений: Спаситель на троне и Богородица, приводящая к Нему короля Владислава – пшеничные волосы в скобку, огромные печальные глаза, тонкие усики над скорбно изогнутым ртом, рука робко прижимает к груди маленький храм, приносимый им к престолу Всевышнего… Словно немой тревожный вопрос: довольно ли, Господи? Примешь ли? Помилуешь ли? Простишь ли грехи, вольные и невольные?..
Лица Спасителя не видно, оно не сохранилось, но ответ таков же, как тогда, когда «Он сказал: довольно». Нет, не довольно; ничего не бывает довольно для того, чтобы заслужить Его Царство по праву; но Ему – для милости – достаточно и малого… Это знает Белый Ангел на гробе – вот отчего так бесстрастен и спокоен его лик; знают и Мироносицы – иначе просто умерли бы на месте от страха… Знают и князья Неманьичи, глядящие на Белого Ангела с противоположной стены, и святой Савва, и святой царь Лазарь, и мученики Косова – прежние и нынешние… Эту тайну знают все, кто считает себя Его Церковью. А я… Твоя, Господи, я – Твоя?..
Стыдно знать ответ; мучительно получать его – отброшенным обратно, вопросом на вопрос… Может, легче один раз ответить на него перед дулом, чем отвечать каждый день, каждым поступком – или уходить от ответа, раз от раза совершая маленькие предательства, маленькие незаметные отречения, отсекающие от Него… Когда-нибудь ответ придется дать лицом к Лицу – и это будет страшнее, чем было Мироносицам у гроба Господня… Белый Ангел смотрит строго и вопрошающе, в самое сердце. Ему известны все мои уловки и гнилые отмазки, все увертки ленивой и изолгавшейся души… Известно и то, что здесь, в Сербии, я ищу не святыни, не поклонения – а приключений и новых впечатлений. И все же… Господи, Ты ведешь и хранишь меня, как маленького ребенка, не стесняя моей свободы и все же не разнимая оберегающих рук… Иногда мне даже становится страшно от того, что, несмотря на скорби, я так часто получаю то, чего хочу: не отношусь ли я к тем, которым Бог, по словам Льюиса, говорит: «Да будет твоя воля!» – не станут ли мои капризы и своеволие залогом гибели в грядущем? Нет ответа, вернее, ответ зависит от моего выбора в итоге… В глазах Белого Ангела – вечный вопрос… и вечный ответ на все вопросы…
Продолжение следует...
Надежда Локтева.
