Много было вызовов и срочных операций. Можно было бы, наверное, иногда и отказываться: ведь каждый госпиталь специализирован, врачи квалифицированнее его. Но нет-нет да и опускают порой руки. А может, боятся ответственности за возможные отрицательные последствия? Но как бы ни было, думал Семен Иванович, тебя назначили главным хирургом, тебе люди верят, с тебя берут пример, а порой учатся, и ты не имеешь права опускать руки. Есть высший закон — в борьбе за человека нужно отметать все сомнения.
Но если врач не уверен в успехе операции, пусть лучше не берется, За его неуверенность больной может расплатиться жизнью. А врач ведь тоже человек, не автомат. Состояние его бывает разное. Уж какой квалифицированный С. А. Флеров, работающий вместе с А. Г. Солопаевым в госпитале, специализирующемся на ампутации конечностей, и тот однажды, осмотрев безнадежное, тяжелое состояние раненого — газовая гангрена и кровотечение — отказался сделать ампутацию бедра.
— Не верю я себе, понимаете, не верю,— говорил он горячо, и такое страдание было на его лице, что Семен Иванович не сказал ни слова. Да, тяжело госпитальным врачам. Больных привозят через две, а то и пять недель после ранения. Поступают они в большинстве с признаками газовой гангрены. Сколько мучений приходится им пережить! Ампутация, реампутация. Через несколько дней снова врачи берутся за нож и пилу. Какие физические и душевные муки приходится переживать не только больным, но и врачам. И все же, когда Семен Иванович сделал тому бойцу удачную операцию, Сергей Александрович Флеров радовался этому, как своему успеху. «Слава богу,— сказал он, хотя не верил в бога,— что не я его оперировал».
А какие муки приходится выдерживать Н. А. Поповой в госпитале с ранениями в живот. Если даже удастся преодолеть грозный перитонит, приводящий неизбежно к смерти, больной в течение нескольких месяцев страдает от свища. Наиболее тяжелое течение болезни наблюдается при высоких свищах, то есть ранениях двенадцатиперстной и тонкой кишки. Съеденная пища, не успев перевариться, выделяется уже минут через 7—10. Раненые истощаются до неузнаваемости. Через раны выделяются гной, пищевые массы и ферменты. Края раны разъедаются кислотами, принося адские мучительные боли раненым. Каких только бранных слов не достается врачам и сестрам от несчастных больных. Но Нина Александровна несет свою тяжелую ношу безропотно, а говорит: «Что делать? Я не только врач, но и ассенизатор».
А как тяжело было в первые месяцы войны при организации госпитального дела. Не хватало инструментов — выручили местные заводы. Недостаток перевязочных материалов пытались восполнить промыванием использованных бинтов и переработкой их в автоклавах. Но все равно их было недостаточно. Пытались иногда применять бумагу, газеты.
Но все это было не то. И вспомнил тогда Семен Иванович далекое детство. Его дед, когда, бывало, маленький Сеня поранит руку или ногу, заклеивал рану сосновой или пихтовой живицей, и рана заживала без нагноений.
Десятки тысяч школьников и детей Удмуртии ответили на призыв врачей — собирать живицу. Было изготовлено несколько тонн этого материала, который одновременно являлся и бальзамом на рану, и средством для приклеивания небольшого кусочка марли или бинта на раневое место. Особенно эффективным оказался этот метод при ранениях в живот, когда выделения из свищей буквально сводят с ума больного, разъедая окружности длительно незаживающей раны. Семен Иванович демонстрировал изготовленный из живицы клеол на пленуме госпитального совета Наркомздрава, и этот метод вскоре был распространен по всем госпиталям страны.
Читать больше похожих историй
Понравилась статья? Поставь лайк и подпишись на канал!