Прочитав по дороге в Томск роман Евгения Водолазкина «Лавр», я вот уже несколько дней подряд задаю себе вопрос: а не живем ли мы уже «внутри» очень серьезного, мощного, очередного взлета отечественной литературы? К регулярному чтению современных авторов я вернулся лишь в этом году, но разнообразие и качество прочитанных текстов оставляет ощущение значительности происходящего в нашей словесности. Как-то многовато хороших текстов! Иванов и Прилепин, Пелевин и Сорокин, Водолазкин и Юзефович, Толстая и Варламов…Список можно длить долго. А ведь есть еще и замечательная, очень качественная, в хорошем смысле этого слова, беллетристика (Лукьяненко, Акунин и множество других авторов), что-то из которой, не исключено, переживет свое время.
«Лавр» - это безусловно литература. Это безусловно Текст. Это безусловно серьезно. Судить об этом романе имеют право прежде всего коллеги автора, настоящие и большие писатели, которые умеют управляться с языком, которые, кажется, что-то такое особенное и важное поняли про язык. Мои же суждения сугубо читательские, родившиеся в поезде «Москва-Томск», где-то между Тюменью и Барабинском. За окном все время шел методичный и ритмичный дождь. Ничто не отвлекало от чтения. Мой сосед по купе постоянно отсутствовал, а в Омске и вовсе сошел. Я так подробно фиксирую обстоятельства, чтобы самому убедиться в том, смог ли я сосредоточиться на тексте. Видимо смог, хотя и отвлекался на попить кофе и на покурить в Ишиме и Омске.
В «Лавре» автор использует замечательный прием, который позволяет без пошлости и пафоса говорить о святости. В романе наличествуют два плана, два синхронных потока:
- подразумевается, где-то на первых страницах запускается течение реальности, переполненной жестами, событиями, диалогами и прочим;
- собственно текст – это титры, пересказ видимой реальной реальности, пересказ переполненного событиями кино. Формальный инструментарий почти идеален –он идеально подогнан, идеально откалиброван для современных читателей, жителей двух наложившихся друг друга эпох: эпохи постмодернизма, населенного ломкими, не очень думающими, а скорее присоединяющимися, треснутыми, зацикленными на стилистике, страшащимися впасть в пафос и пошлость людьми; эпохи нео-нео-позитивизма, с ее новой героикой и новой архаикой, новой верой в сциентизм, новым изданием «земли и крови». Автор занял какое-то почти идеальное место в пространстве, усилив формальную машинерию особенной интонацией. Про интонацию объяснюсь подробнее.
Вам когда-нибудь преподавали отечественную историю (допетровского периода) в высшей школе? Если да, то вы должны помнить эту особенную глумливую, ёрническую интонацию преподавателей. Не знаю, из чего она берется. Она –пакостная и меленькая, но содержит в себе одно полезное – нотки какой-то особенной отстраненности. Мне кажется, сочувствующая отстраненность, заинтересованная дистанцированность Водолазкина берется из этого сора…Как-то по-особенному он, выходец из академической среды, сумел эту интонацию обезвредить, превратив роман в большой комментарий, или описание своими словами (словами Автора) прямо сейчас случающегося фильма.
И последнее. У меня опять странное ощущение))). Как же так получилось, что я лет пять сосуществовал с этим романом, не прочитав его? Как странно, что мы с ним разминулись. И до чего же правильно, что теперь роман мною прочтен и усвоен. Всем друзьям рекомендую срочно устранить факт до сих пор еще не прочитанности этого очень важного текста. Тогда вы точно поймете, о чем я сбивчиво пытался рассказать в этой рецензии)))
