Диана Уинн Джонс
К этому моменту вы должны хорошо понимать, что, надевая Кольцо, платят цену. Вот что происходит в конце коды этой части, происходит так же, как в конце первой части. Теперь это становится паттерном: еще один этап путешествия, на этот раз вниз по Андуину, заканчивающийся, когда Фродо снова надевает кольцо. Благодаря этому паттерну вы наполовину ожидаете еще одно спасение в последнюю минуту. И то, что его не происходит и Братство распадается, становится настоящим шоком. До некоторой степени нас обманывает Лориэн, который будто бы восхищает и приручает Боромира — хотя нигде об этом не говорится — и Великая Река тоже нас обманывает. Братство будто бы скользит, сплоченное, по ее течению к единой цели. Но всегда нужно следить за Толкином с водой. Она никогда не появляется у него просто так. Заводи и озера отражают звезды, и хранят тайны. Берега Андуина очень разные и, более того, река пропитана историей. В некотором смысле, она и есть история, и Братство следует за ее течением, чтобы разбиться в водопадах Рауроса. Стоит указать, что когда Арагорн позже использует ту же реку, он поднимает по ней, против течения, меняя курс событий, которые кажутся неизбежными.
Другая вода, эта, разумеется, Море. Мы слышали его отголоски на протяжении книги, но в Лориэне его волны начинают греметь. Означает ли оно потерю, уход и смерть? Определенно. Но поскольку для Толкина вода — это всегда жизнь, еще оно скрывает вечность. Не будем забывать, что по своей природе вечность, это и все время, и полное его отсутствие. Не так уж просто вызывать Море в самую глубину материка. Смысл в том, чтобы закончить эту часть двумя символами: ряд разбросанных фигур с морем за их спинами, выступающих против окольцованного Ока Саурона. Око, которое тоже появляется в Лориэне, совершенно ужасающее изображение зла — тем больше пугающее, что это единственный аспект врага, который мы увидим. Но кроме того на Око можно посмотреть, среди других значений, как на глаз бури, который существует здесь и сейчас, через который должно пройти настоящее, чтобы превратиться в будущее.
Второй том открывается тем, что можно назвать масштабной хоровой частью. Сцена невероятно расширяется и количество врагов и друзей внезапно умножается на сотни. Шкала истории, к которой Толкин ненавязчиво нас готовил, теперь оказывается колоссальной. К тому же в историю включается очень сложный в исполнении двойной и тройной нарратив. Я знаю по горькому опыту, как это сложно, когда нарратив разделяет на две, или больше, части, происходящие одновременно, как трудно решить, какую часть рассказывать и когда. Но нарратив Толкина еще сложней, поскольку часть Фродо построена на контрасте с Мерри и Пиппином, она сужается там, где их истории расширяются, она будто отделяется от хода событий, так что дело не ограничивается тем, что кажется, будто Квест обречен на провал, но вы еще и сомневаетесь, об этом ли вообще история.
Если у Толкина и возникли сложности, он этого не показал. Он решил проблему характерным образом, применив паттерн: сперва он расскажет позитивную часть, а затем негативную. И он преуспевает, с видимой небрежностью и расчетливостью распространяя двойные и тройные нарративы на огромной территории. Конечно, он, как обычно, нас немного дурачит. Он говорит об уничтожении Кольца, как о самом важном деле, хотя это только его половина. Акт уничтожения должен сопровождаться актом творения — в этом случае, привлечением союзников и основанием нового Гондора. Но он подает это как отчаянное защитное действие. Да, часть его идеи в том, что подобная отчаянная защита может многое восстановить непреднамеренно. Но, просто тем, что он посвящает этому половину нарратива, он выдает важность действия.
Но сначала Толкин посвящает себя энтам, всадникам Рохана и Саруману. На первых и последнего давалось столько намеков в ранних частях нарратива, что их встречаешь почти узнаванием, как мотив, появляющийся в оркестре, или исполненное пророчество. Рохан, хотя и упоминался, словно совершенно новая тема — как и задумывалось. На фоне этих трех, сила Мордора медленно определяется, как истинное великое зло. Не думаю, что этот момент можно было так усилить другими средствами. Мордор никогда, на самом деле, не присутствует, но он всегда здесь, следит через Око.
Орки, с другой стороны, очень даже здесь, представляют Мордор и Изенгард, их много и они вполне ощутимы: «голова у него болела, лицом он все время терся о грязную щеку и волосатое ухо тащившего его орка, а перед собой видел лишь согнутые плечи и сильные ноги, будто сделанные не из мяса и костей, а из проволоки и рога». Я считаю гениальной деталью, что эльфийское слово для орков — ирч, будто звук отвращения. Эти орки служат двойной цели демонстрации могущества Мордора и Изенгарда, а также доставки Мерри и Пиппина в Фангорн. Здесь живут энты. Я помню, как читала рецензию на «Две башни», когда книга вышла впервые, где рецензент не мог простить энтов. Деревья с ногами! Он гневно заключил, что Толкин пытался всучить ему детскую историю под видом серьезной литературы. В некотором смысле он не так уж и неправ. В Фангорне Толкин создает эхо Леса возле Шира. Еще это эхо детской невинности первой части, созданное намеренно и с отличием. Древобород и его друзья невинны. Меня всегда впечатляет, как просто и полно Толкин выражает их невинность. Как и у Мордора, у Древоборода есть глаза:
…глаза великана, которые рассматривали их неспешно, серьезно и проницательно. Карие, с каким-то бронзовым оттенком, с прозеленью, они были глубокими, как колодцы. Пин потом не раз пытался описать, какое впечатление они на него сразу произвели, и вот что у него получилось:
«Я чувствовал, что за ними — бездонный колодец, полный извечных воспоминаний и длинных медленных мыслей: на поверхности искрилось отражение настоящего…»
Как я говорила, обращайте внимание, когда Толкин говорит о воде. Колодец прошлого содержит правду, но она не достигает настоящего. В этом энты похожи на хоббитов и не похожи на эльфов, чьи заводи отражают звезды. Однако энты, в отличии от хоббитов, которые прагматичны и способны расти, уже выросли и сформированы. Им трудно двигаться в будущее. То, что энтов удается убедить двигаться — мера серьезности ситуации, и даже здесь они выступают против меньшего зла Сарумана. Они относятся к тем вещам, что не проживут долго в новой эпохе. Вы должны ощущать, и ощущаете, что это очень жаль: они олицетворяют взрослую невинность Третьей эпохи. Но за настоящей помощью придется обратится к всадникам Рохана, относительным новичкам, которым еще только предстоит создать историю.
Рохан и его травяные степи тоже предвосхищались, в некотором смысле, в Курганах, так что новая тема, когда она появляется, выглядит совершенно естественно. Но здесь, вместо Бомбадила, внезапно появляется Гэндальф с похожей силой. Это не кажется внезапным, из-за Зеркала Галадриэль и предыдущего паттерна нарратива. Гэндальф исчезает; рано или поздно после этого используется Кольцо; рано или поздно после этого снова появляется Гэндальф, сильнейший среди союзников, так же, как назгулы для Мордора. Появление Гэндальфа в Рохане должно уверить читателя, что Фродо снова наденет кольцо в Мордоре.
Рохиррим чисто англосаксонский народ. Толкин полностью перенес его из своих исследований старой Англии — подозреваю, даже их лошади произошли от легендарных первых саксонцев в Британии, Хенгеста и Хорсы. Они завершили староанглийскую героическую культуру. Толкин проделывает деликатную работу, отделяя их от Арагорна, который и грубей и сложнее, происходя из куда более старой культуры. Они люди без прошлого, с ними мы должны смотреть в будущее. Если сомневаетесь, сравните пассивные роли эльфийских женщин и Эовин, и той ролью, что она играет, пусть и нарушая приказы. Но прежде чем всадники смогут что-либо сделать, они должны навести порядок в собственном доме. Теоден, король Рохана, должен избавиться от злого советника и веса возраста, а затем сразиться в Хельмовой Пади — и все это требует стольких передвижений, что я всегда поражалась выносливости Тенегрива. Еще у меня были сомнения, и я уверена, что так и задумывалось, в надежности Рохана, несмотря на его благородство. Я из Уэльса и когда люди Минас Тирита позже говорят «Рохан не придет», я качаю головой и бормочу что-то о вероломном Альбионе. Толкин, уэльский ученый, мог держать и эту реакцию в голове. Здесь он определенно осуществляет один из своих нарративных трюков: поскольку у него в уме точно был саксонский король Гарольд, который отправился на север, чтобы сражаться с вторжением в 1066 году, прежде чем снова броситься на юг, чтобы сразиться с норманнами, которые были настоящей угрозой. И снова, читателю не обязательно это знать. В повествовании очень четко видно, что у рохиррим есть трудность в том, чтобы разобраться с собственными проблемами. Довольно быстро вы начинаете задаваться вопросом, сумеют ли они сделать это вовремя, чтобы принести пользу в будущем?