На этой свадьбе гулял весь поселок. Ну, весь поселок, в одно кафе «Встреча» конечно, не уместился бы… Получилось так, что внутри кафе – находились те, кого пригласили официально, а во дворах, и вообще, где новость людей застала – все остальные, кто хотел и готов был порадоваться за невесту, родителей и всех ее родственников.
А порадоваться было чему, и было даже, чему позавидовать. Старшая дочь знатного шахтера Виктора Ивановича Зайцева выходила замуж. За иностранца! За настоящего иностранца! Не за какого-нибудь там болгарина, а за немца! За немца, правда, нашего (из ГДР), но за самого настоящего! Имя у немца было смешное и невыговариваемое – Ульбрихт. Довольная и благодушная родня быстренько удобства ради окрестила его Борей.
Мне, как соседке, наиболее приближенной к событиям, в силу малолетства, от всех удивительных вещей, которые привезла немецкая будущая родня досталось две длинных упаковки жевательной резинки. В каждой – штук тридцать в ряд уложенных разноцветных шариков. Мы были не дикие, «жувачку» видели и пробовали, но что она бывает не только в виде тоненьких пластинок узнали тогда впервые.
Для 1972 года, для небольшого шахтерского поселка, для пусть знатной, но, по сути, сельской семьи – это было немыслимо! Где и как она его нашла? На инязе точно не училась. Как случилось, что решился он на русскую родню? Были только версии. Уверена - ни одной правдивой. Так или иначе - отгуляли, отпили, отпоздравляли – и поехали молодожены жить в Германию.
Дальше – только пунктиром – поскольку дальше уже сама замуж вышла и новости узнавала только в краткие приезды в отпуск.
Еще не грянула перестройка, когда с нашей Валечкой (так звали невесту) произошла известная бабская беда: влюбилась. Да не в кого-нибудь, а в русского. Уж где она там его нашла – неизвестно, но, наверно, найти было нетрудно, поскольку он оказался военный, а уж военных наших, до падения Берлинской стены, там наверно, было немало. Может, и прошла бы эта блажь тихо-мирно, и никто бы о беде той и позоре не узнал, но, судьба видать такая. Детишек к тому времени в немецко-русской семье было уже двое. Развелись. Дочек поделили. Одна в Германии осталась, другая с мамой и новым папой в Казахстан уехала. (кто же оставит служить в престижном ГСВГ морально неустойчивого офицера).
К бабушке и дедушке довольно долго приезжали то внучка из-за границы, то внучка из Сибири (после развала Союза их туда перевели). А потом и дочь непутевая вернулась – с офицером все же не сложилось.
А кончилось все равно хорошо. Мать с отцом, после того, как он вышел на пенсию – продали квартиру в нашей трехэтажной сталинке – уехали в деревню. А выросшая немецкая дочь, в конце концов, мать с сестрой забрала к себе в Дюссельдорф. Ульбрихт так и не женился, но с Валей тоже не сошелся.
В начале двухтысячных во дворе нашего дома однажды появился «наш немецкий Боря». В высоком седовласом немце старушки едва узнали худенького очкастенького Ульбрихта из далекого прошлого. Но обнимали и встречали как родного. Он смущенно улыбался, с тем же смешным акцентом пытался объяснить, что проезжали с дочерью мимо – ему захотелось посмотреть на двор, и на дом, и он даже не думал, что его тут вспомнят… Когда особо ушлые мужички уже стали «наливать и подносить» дорогому гостю, тот еще более смутившись, скомкано попрощался и уехал. Как и почему он оказался нашем полуразвалившемся поселке, где его уже никто и не ждал – так и осталось загадкой.