Марина долго бродила по лесу, прежде чем решилась идти на речку. Эта теплая августовская ночь для нее была слишком светлой. Полнолуние – не самое удобное время для русалочки, не желающей, чтобы ее кто-то видел. Но она понимала, что другой такой возможности не представится: завтра она уезжает в город. Это была последняя ночь, ночь ее прощание с рекой. Она привычно огляделась по сторонам, прежде чем спуститься к воде, и, как всегда, ничего опасного не заметив, быстро сбросила халатик и медленно, наслаждаясь каждым мгновением, вошла в воду, поплыла. Река понесла ее в своих водах, как ласковая мать укачивает ребенка, она звенела и пела, и девушка в который раз пожалела, что она сама не может петь. У русалочек, как известно, чудесные голоса и чарующее пение, которое способно околдовать путников, но Марина боялась даже тихонько запеть, ведь тогда она могла себя обнаружить, и чем бы это закончилось, даже страшно представить…
В воде возле камышей она заметила белые кувшинки, тихо сиявшие в свете луны, и ей очень захотелось украсить одной из них свои русые кудри. Подплыв, она сорвала длинный тугой стебелек и ловко воткнула чудесный ароматный цветок в волосы. Ну, теперь она и наряжена так, как положено русалочке! Можно вдоволь поплавать и поиграть в воде, до рассвета еще далеко… Тут она услышала легкий шорох в камышах и насторожилась. Может, зверь? Лучше на всякий случай нырнуть и уплыть подальше от подозрительного места, но этому намерению помешал приглушенный зов, раздавшийся с другого берега: «Марина Кирилловна! Где вы?» Это был голос Димки. Она заметалась, рванулась почему-то не от камышей, а к ним, и все вокруг потонуло в страшном громе, разорвавшем весь ее мир…
* * *
Димка, мокрый и задыхающийся, налетел на брата, заворачивающего какой-то длинный предмет в брезент.
- Что? Чего тебе тут надо? - страшным шепотом зашипел на него Анатолий и так двинул мальчишку, что тот отлетел и упал. Но не вскрикнул и не испугался, а на четвереньках молча рванулся к брезенту и попытался его развернуть.
- Пошел, пошел вон, - продолжал шипеть брат, отталкивая Димку, - А ну быстро домой беги, пока ноги не поотрывал!
Но Димке все же удалось открыть брезент и он увидел обезображенную выстрелами, жуткую, безликую голову с длинными мокрыми волосами, в которых тускнел нелепый помятый цветок.
- Ты… человека убил! – задыхаясь, шепнул мальчик и вдруг затрясся в горьком рыдании, упав на влажную траву.
- Чего болтаешь-то, идиот! – вскинулся Толик. – Это не человек, а нечисть! Вот, вот – гляди!
Он уже не пытался спрятать свою добычу, а судорожно, дрожащими руками сам начал разворачивать брезент. В свете луны перед братьями лежало мертвое тело странного существа – наполовину женщины, наполовину - рыбы с тускло блестевшим чешуйчатым хвостом.
- Ну видишь, это ж русалка, нечистая сила, я ее давно подстерегал…
- Это человек, Марина Кирилловна, - глотая слезы, упрямо пробормотал Димка. – А ты – зверь! Ты ее убил, убей и меня, ведь я все видел!
- Какая Марина Кирилловна, чего ты, сволочь тут бормочешь! – взвился Толик и врезал брату раз и другой. – А ну домой иди и забудь, что видел, а то и в самом деле – застрелю!
Но Димка, поднявшись с земли, подступил к Толику и, размазывая слезы и кровь по лицу, заговорил твердо и бесстрашно:
- Это она, я знаю. Ты нарочно ей в голову стрелял, чтобы лица не узнать было… А я все равно узнал! Вот, шрам у нее на левом локте, видишь - это же месяц назад твой Гром ее укусил, что, не помнишь? Волосы ее… Сам ведь знаешь, что это она. Я думал, она тебе нравится, а ты с ней гулял, чтобы тайну ее выведать… Ну зачем, зачем тебе нужно было ее убивать?
Лихого охотника Анатолия испугать было трудно, но слова мальчишки если и не испугали, то смутили его точно. Димка мог бы поклясться, что глаза у Толика воровато забегали, когда он снова принялся заворачивать тело в брезент, одновременно быстро и нервно говоря:
- Ну да, знал, что она превращается, ну и что? Все равно она была не человеком, а нежитью. Оборотнем. Вроде лешего или ведьмы. У нормальной бабы разве хвост отрастет? Да не застрели ее я, ее кто-нибудь другой порешил бы! Разве люди станут около себя монстра терпеть? А у меня ее теперь ученые купят, я с ними по интернету списался и созвонился, они прямо завтра сюда из Москвы вылетают, эти, как их, охотники за чудовищами…
- З-зачем она им, – в ужасе прошептал Димка, - мертвая нужна?
- Как зачем? Они ее изучать будут, в этот, как его… океанариус поместят как редкий экспонат.
- Океанариум… - машинально поправил Димка, неотрывно глядя на мертвую русалочку. – Для этого ты ее и застрелил? Что, живой ее они изучить не могли?
- Дурак! – хмыкнул Толик.- Ну, где же живой, она же обратно в любую минуту превратиться могла! Оборотень ведь! Тут как раз и надо было ее застать в русалочьем виде, а не в человечьем! Да разве ж она согласилась бы, чтобы ее изучали, да попробовал бы я ее живой поймать - вывернулась бы, от всего отказалась, и получилось бы, что я врал!
- И много они тебе за нее обещали?
- Нормально! Хватит не только из этой дыры слинять, но и Рашу гребаную на нормальную страну сменить! А если ты умным пацаном будешь, молчать обещаешь, и про училку, и про русалку, я и тебя не оставлю. Понимаешь? Помогу в люди выйти, слышь, братишка?
Толик легко поднял брезентовый сверток на плечо, подхватил карабин, и вопросительно глянул на Димку.
- Если я не скажу, люди скажут… В деревне знают же, что она на речку вечером пошла. А потом куда девалась? Разве люди не догадаются, что русалка убитая и Марина Кирилловна – одно и то же?
- Люди-то? Да решат, что утонула в речке, всем известно, что она по ночам плавать любила, ну, поищут на берегу, я тут все следы замету, и не найдут ничего. А про русалку только ты да я знаем, да те, из Москвы, только они не выдадут… Все шито-крыто, не сомневайся, в деревне против меня слова дурного не скажут, я-то – свой, а учительница – чужая, городская… Ну, будешь молчать? – грозно навис он над братом.
- Буду, - угрюмо ответил Димка.
-Ну и хорошо. Иди теперь домой, только постарайся ни с кем не встретиться, и спать ложись. Если что: меня ты не видел, где Марина – не знаешь. Понял? Я по своим делам пойду. А ты те вещи-то, в которые сейчас одет, штаны там, рубашку, сожги на всякий случай. Мало ли. Вдруг кровь на одежду попала…
Димка, не отвечая ни слова, развернулся и побежал домой. Он знал, куда пойдет брат. У Анатолия была небольшая бревенчатая сторожка в лесу, видимо, туда он и понес убитую русалочку. «Там, наверное, спрячет, - думал мальчик, - пока те не приедут, в подпол положит, больше негде»…
Он осторожно влез в свою комнатку через окно, включил настольную лампу и быстро собрался. Взял рюкзак, сложил туда пару джинсов, куртку, рубашку, белье, нашел скопленные пару тысяч и спрятал в нагрудном кармане. «Уйду! – решил про себя Димка. – Вернусь в интернат, там и останусь, пока школу не окончу. Не хочу с ним жить… Видеть его больше не могу! А мать… Мать всегда его любила больше, все ему прощала, а я ей совсем не нужен. Он у нее всегда прав, чего бы не сделал…»
Димка последний раз оглядел свою маленькую комнатку: кушетку, на которой он спал, деревянный самодельный стол, служивший ему вместо письменного, табуретку, стопку книг. Вроде бы, ничего самого важного он не забыл. Взгляд его остановился на большом плакате, приколотом над столом: яркая цветная фотография запечатлела дно огромного аквариума с красивыми растениями, камешками, ракушками, разнокалиберными пестрыми рыбешками… И вдруг он представил себе аквариум с телом мертвой заспиртованной русалочки с обезображенным лицом, возле которого толпятся любопытные посетители. А как же иначе, ведь это самый уникальный экспонат в океанариуме! Димка сжал кулаки: надо постараться сделать все, от него зависящее, чтобы этого не случилось на самом деле, чтобы тело убитой Марины Кирилловны не было выставлено на всеобщее обозрение.
Под утро Анатолий вернулся домой и улегся спать, предварительно удостоверившись, что Димка спит в своей комнате на кушетке. Минут через двадцать после этого, когда в комнате старшего брата все затихло, Димка выбрался через окно и, стараясь не шуметь, побежал к огородам. Минут пять спустя он оказался перед белым кирпичным домом и тихо постучал в окошко с веселенькими шторами в синий горошек. Из окна выглянула заспанная девчонка и недовольно проворчала, пристраивая на нос очки:
- А, это ты? Чего тебе нужно в такую рань?
Димка тихо ответил:
- Дело очень важное. – И тут же огорошил вопросом: - Динка, скажи, ты случайно не знаешь, как хоронят… русалок? Ты книжек много читаешь, может, где-то находила?
Девчонка от такого вопроса окончательно проснулась и изумленно уставилась на Димку.
- Русалок? А тебе зачем?
- Надо, - коротко бросил тот.
- Ну, я читала, что когда они умирают, то превращаются в морскую пену, и волна уносит эту пену в открытое море…
- А, вспомнил! Действительно, так у Андерсена было. Но там русалка морская была. А что, если она речная? – взволнованно спросил мальчишка.
- Ну не знаю… Наверное, тоже должна превратиться в пену… Но только речную, - неуверенно сказала девочка.
- Спасибо! – обрадовался Димка. – Ты только не говори никому про наш разговор, ладно? Ты же умеешь молчать, не как другие девчонки?
В ответ Динка кивнула головой и потом не отрываясь, следила за тем, как мальчик перепрыгнул через их забор и, пригибаясь, побежал огородами, пока не исчез из ее глаз.
* * *
Прошло еще около часа, утреннее солнце уже поднималось над лесом, когда запыхавшийся Димка оказался возле лесной сторожки. Он обошел бревенчатую избу кругом, оглядел примятую траву, потрогал амбарный замок на двери и задумался. Но только на мгновение, потому что в следующую минуту юркий мальчишка принялся карабкаться по дикой яблоньке, растущей рядом со сторожкой, наверх, а потом, осторожно ступая по ветке, ловко перебрался к чердачному окошку, единственному окну в сторожке, толкнул его раз, другой, оно подалось и открылось. Димка, придерживаясь руками за ветку, пролез в окошко и очутился на пыльном чердаке в кромешной тьме. Приглушенно чихнул и зажег карманный фонарик. Прощупал деревянный настил на чердаке, нашел знакомую доску, которая не была прибита, отодвинул ее, посветил вниз, привязал к доске веревку и спустился в саму сторожку – избу с широкой темной деревянной лавкой и таким же темным столом, отыскал дверцу в подпол – он знал, как она открывается, так как года два назад бывал здесь с братом, - и очутился там. Как он и думал, большой брезентовый сверток лежал в подполе, лишь для вида прикрытый какой-то старой ветошью.
Только он успел сбросить эту ветошь, как в сторожке раздался страшный грохот и у мальчика сердце ушло в пятки. Он чуть не выронил фонарик, выключил его и забился в самый угол. Но тут же послышался стон и девчоночий голос жалобно позвал его: «Димка! Это я, помоги мне, я ничего здесь не вижу…»
- Это ты, Динка! – в ужасе вскрикнул мальчишка, схватил фонарик, вылез из подпола и осветил маленькую фигурку: давешняя девчонка выследила его! Она сидела на полу и растирала ногу, шепча: «Теперь точно синяк будет»… А Димка, хоть и обозлился на незваную гостью, в то же время почувствовал огромное облегчение: это был не брат.
- Тебя звали сюда? – грозно прошипел мальчишка.
- Не звали, - согласилась девочка. – Я сама пришла. Только не забывай, что ты ко мне первый пришел, когда тебе сведения о русалках понадобились. Так что, показывай, где русалка? Что, думаешь, я не поняла, что ты мертвую русалку нашел и похоронить ее хочешь? Я ведь видела, как ты воду в реке во флягу набирал, мне сразу ясно стало, для чего она тебе понадобилась…
Мальчишка вздохнул и махнул рукой:
- Ладно, раз от тебя не отвяжешься, пойдем. Только уговор прежний: ты ничего не видела, ничего не знаешь, со мной о русалках не говорила и никуда не ходила, ясно?
Они спустились в подпол, Димка развернул брезент, бросив девчонке: «Ты лучше на лицо не смотри, не надо»… Но девчонка за его спиной ойкнула: она, как и все Евины дочки, была любопытной, и конечно, не послушала мальчика, жадно разглядывая самую настоящую русалку… «Как жалко-то, - пробормотала она, это охотники ее подстрелили, да?»
- Да, - коротко ответил Димка. Вытащил из-за пазухи большую флягу с речной водой и попросил: - Помоги мне: я буду поливать ее водой понемногу, а ты свети мне фонариком, хорошо? Не боишься?
- Нет, - решительно ответила девчонка, забирая фонарик. – Только бы помогло…
Димка сосредоточенно обрызгал тело русалочки водой из фляги, и дети замерли, наблюдая за тем, что будет дальше. «Эх, надо бы к реке ее отнести, и в воду положить, только не вытащить нам ее из сторожки», - чуть слышно бормотал мальчишка, ему казалось, что прошли часы, но ничего не менялось.
- Все. Не помогло, - горько сказал он девочке. – Нам ничего уже не сделать, надо уходить… Он в последний раз посмотрел на останки русалочки и, прощаясь с нею, пробормотал слова молитвы.
- Ты молишься за русалку? – удивленно посмотрела на него девочка. – Разве можно, она же не человек?!
- Человек! – возразил Димка. – Она – человек. Да и кто за нее помолится, если не я?
- Но… - начала было девочка, как вдруг осеклась, и быстро дернула Димку за руку:
- Гляди!
Димка взглянул на русалочку и оторопел: ее тело таяло у них на глазах, словно испаряясь в воздухе.
- Получилось… Господи, получилось!
И вот уже последние пузырьки пены растаяли, оставив после себя только мокрый брезент да потемневший смятый цветок кувшинки. Девочка подобрала этот цветок.
- Давай отнесем его на речку и опустим в воду, это же её цветок, - попросила она.
Ребята выбрались из подпола, помогая друг другу, влезли по веревке на чердак, Димка не забыл отвязать веревку и забрать ее с собой, потом протиснулись в чердачное окно и с помощью той же веревки спустились вниз. И, перегоняя друг друга, со всех ног побежали к реке.
Там, в безлюдном месте, раздвинув камыши, девочка, подобрав юбку повыше, спустилась к реке и положила смятый цветок на колышущуюся воду. Димка остался на берегу и смотрел, как река приняла этот последний привет русалочки и тихо понесла кувшинку вниз по течению. А девочка неожиданно поскользнулась на мокром дне, и с плеском ушла под воду. Димка было кинулся ей на помощь, но она уже вынырнула, вся мокрая, засмеялась и крикнула:
- Гляди! Я тоже русалочка! Вот здорово! Я человек и в то же время – русалка!
Она снова нырнула, а по воде плеснул серебристый рыбий хвост. Ее жиденькие косички расплелись, очки давно уже слетели с носа и утонули, а она, как заправская русалочка, не нуждаясь в них, гибкая и тоненькая, ныряла и резвилась в воде, будто рыбка. Димка восхищенно смотрел на это чудо:
- Ты теперь уже не Дина, а Ундина! Только будь осторожнее, хорошо? Чтобы тебя так же, как ту русалочку не застрелили злые люди. Даешь слово, а?
Девочка кивнула головой и запела. Нежным и красивым голосом она пела удивительную песню без слов. Димка раньше такой никогда не слышал. Песню, которую так и не удалось спеть Марине. И тут же Димка почувствовал, как его одолевает сон, и он опустился на прибрежную траву. Проснулся он от щекотки: Динка, совершенно обыкновенная девчонка, с обычными человеческими руками и ногами, только вся мокрая, и без очков, щекотала ему щеки и нос длинной травинкой и весело смеялась. Солнце уже вовсю светило над рекой.
- Просыпайся, герой!
- Ты… Правда была русалочкой, или мне приснилось? – пробормотал мальчик, поднимаясь.
Но девочка только громче расхохоталась. А потом посерьезнела и приложила палец к губам:
- Ты ведь умеешь хранить тайны, правда? Не так, как другие мальчишки? Так вот, запомни: пока я пою, никто мне не может ничего сделать, я это поняла. Но я буду осторожна, обещаю. Спасибо тебе, Димка, и спасибо той бедной русалочке...
Ребята, взявшись за руки, отправились домой, и Димка пообещал себе, что пока он дышит, будет оберегать русалочку от всяких бед.
"Только никогда не забывай петь, Ундина!"