Найти тему
Маринины сказки

Последняя ундина (часть 2)

Вот так на лето она оказалась соседкой своему ученику Димке. В родном доме Димка бывал только летом, да на каникулах. А с осени до весны жил в городе, учился в интернате, - в деревне школы не было. Станция юннатов от интерната находилась в двух шагах, вот Димка и бегал туда каждую свободную минутку. Деревенский паренек, он в городе тосковал без земли и хозяйства, и рад был возможности повозиться хотя бы с цветами да морскими свинками в клетках. А Марина Кирилловна открыла ему чудесный подводный мир. Как он его полюбил! Изменив кроликам и морским свинкам, он теперь целыми днями торчал в кабинете аквариумистики, помогал менять воду, чистил аквариумы, кормил рыбок и черепашек, что-то чинил и строил, и готов был бесконечно слушать рассказы учительницы о море. Для себя он даже решил, что обязательно станет моряком. А, может, подводником. Ну, или, океанологом. На худой конец, если не примут, то – просто биологом, как Марина Кирилловна…

Правда, столкнувшись с нею у себя в деревне, застеснялся, буркнул: «здрасте», и бросился бежать. Так он и робел отчего-то перед ней, держался подальше, но издалека следил за любимой учительницей, и очень хотел, чтобы ей хорошо тут было, чтобы сельчане как-то не обидели ее, не задели… А вот Толик, его старший брат, наоборот, к Марине Кирилловне проявил большой интерес. Парень он был уже взрослый, техникум окончил, в армии отслужил, на работу в зверсовхоз устроился. Самое время было о женитьбе подумать. Девки деревенские по нему сохли: а что, высокий, красивый, охотник удачливый, все при нем. Отец ему полдома и пол-участка оставил, с отдельным выходом, значит, и гнездышко свое есть, вот только с выбором Толик не торопился. Подруг менял как перчатки, даже не затруднялся их завоевывать: девки сами к нему липли. Он им дозволял себя любить, этак снисходительно-усмешливо, а тут вдруг какой-то приезжей учительницей сам заинтересовался. Деревенские кумушки обозлились: на что ему городская, когда своих полно, выбирай любую? Но Анатолию чужие мнения были до лампочки, он грубовато, в своей манере, ухаживал за Мариной. Приглашал ее в кино, угощал застреленной куропаткой, несколько раз намеревался остаться ночевать в ее убогом домишке, но, к своему удивлению, встретил решительный отпор. К отказам парень не привык, и это еще больше его завело.

А сама Марина никак не могла понять, нравится ей Анатолий или нет. Обаятельный он был, несомненно, красив мужественной, немного грубоватой красотой. Чувствовалось, что человек он властный и твердый, но вовсе не дубина деревенская: и с компьютером был на «ты», и рассказать мог о многом, и общаться умел деликатно, без мата… Может, и впрямь, это ее судьба? Выйдет замуж за Анатолия, осядет здесь же, в деревне, либо увезет его к себе в город, где у Марины была двухкомнатная квартира, оставшаяся ей от родителей. Постепенно, может быть, и о превращениях забудется, новые заботы вытеснят из ее сердца неизбывную тоску по морю... А потом у нее родится дочь, в их роду старшим ребенком в семье всегда бывали девочки, и, кто знает, может быть, и ей передастся ее удивительное и прекрасное свойство – превращаться в русалочку… Но мечтая так, девушка ощущала какую-то тревогу, в парне ей смутно что-то не нравилось. Временами рядом с ним становилось очень неуютно. Особенно пугал девушку его смешок: короткий, злой, как… выстрел! И это его вечное ружье. С ним Анатолий не расставался даже в те летние месяцы, когда официально охота была запрещена. Односельчане, конечно, знали, что парень браконьерствует, но когда же в деревне выдавали своих! Да и участковый, один на три села, у них практически глаз не показывал. Убийств или там грабежей явных нету – и слава Богу! А что пьют, дерутся, самогон гонят или браконьерствуют, так ведь русская деревня без этого не живет! Вот и ходил Анатолий с ружьишком, постреливал дичь и лисиц да зайцев.

А его и Димкина мать, заметив тот особенный интерес, который ее старшенький проявлял к приезжей «учитилке», один раз даже поинтересовалась: не пора ли им готовиться к свадьбе? Димка этот разговор слышал, тут же крутился, и, конечно, навострил уши, услышав материн вопрос. Анатолий как-то странно усмехнулся, тряхнул головой, потом негромко, но весомо произнес: «Погоди ты… Тут разобраться еще надо. А со свадьбой ко мне не приставай, и с бабами об этом зря не трепись, нечего».

Потом Димка заметил, что Анатолий стал отчего-то реже встречаться с Мариной Кирилловной, да и на охоту перестал ходить, зато ночами напролет сидел в Интернете, и сделался более угрюмым и озабоченным, чем обычно. Все это отчего-то сильно тревожило мальчика.

* * *

Между тем наступил август, и Марина, встретив Димку как-то на улице, сообщила, что через несколько дней она возвращается в город. «Надеюсь, что увижу тебя еще на станции юннатов?» - спросила она ласково, и мальчик кивнул головой: «Буду прибегать, обязательно!» Марина пообещала Димке, что в этом году постарается свозить своих ребят в океанариум, в областной центр: «Там есть удивительные, редкие экспонаты. Дим, тебе надо обязательно их увидеть».

«А вам тут у нас понравилось?» - осмелился спросить мальчик. «Да, здесь у вас красиво. Замечательные места», - чуть улыбнулась учительница. «Вот только люди у нас… не очень добрые», - буркнул Димка, насупившись.

«Люди? – переспросила Марина Кирилловна. – Люди часто бывают враждебными и несправедливыми ко всему, что для них непонятно и на них не похоже. А Господь жалеет и любит всех Своих созданий…»

Они разошлись, но Димке было отчего-то жаль милую учительницу, она показалась ему такой невеселой и задумчивой. «Либо из-за Тольки переживает, либо в город уезжать не хочет, - думал мальчик. – Да если из-за брата, то тут и расстраиваться нечего, наоборот, хорошо, что не поженились, ничего путного бы из этого для Марины Кирилловны не вышло», - неожиданно для себя решил Димка. Подумал так и даже по лбу себя хлопнул: и чего это он не в свое дело лезет? Но в голове засело: скорей бы учительница уехала отсюда, скорей бы.

Разительная перемена произошла и в поведении старшего брата. Он словно для себя что-то решил, как-то приободрился и повеселел. Димка видел, как Анатолий несколько раз выходил из дома с мобильником на огороды, и о чем-то с кем-то разговаривал, явно не желая, чтобы слышали домашние. Потом съездил в город, навел какие-то справки, а, приехав, сообщил матери и брату, что собирается поохотиться. Мать подготовила ему охотничьи сапоги, одежду, а он, насвистывая, стал приводить в порядок оружие. Чистил, смазывал, заряжал. Только возился он почему-то не со своим старым дробовиком, а с отцовским карабином.

- Толь, а ты что, разве не на дичь пойдешь? – удивился Димка, наблюдая за сборами брата.

Брат с усмешкой покачал отрицательно головой, продолжая насвистывать.

- На кабана, что ли?

- Ага. На кабаниху, - невнятно пробормотал Анатолий, так же ухмыляясь. А потом, внезапно рассердившись, рявкнул на мальчишку:

- Ну, ты, малёк, не в свое дело не лезь, и болтай поменьше, не то ноги выдерну, спички вставлю!

Это была любимая угроза старшего брата, и Димка, хорошо помнивший, что братец может и тумака легко дать, с расспросами к нему не приставал. Тем более, что и мать всегда больше благоволила Анатолию, ее кормильцу и надежде, а не младшему сыну, которого еще учить, растить, деньги в него вкладывать, да неизвестно, к тому же, что из него вырастет…

Она как раз вошла в это время с улицы в дом, подоив корову, и процеживая молоко в банки, сказала Толику:

- Погодка для охоты самая хорошая, да и светлая ночь-то будет, сейчас как раз полнолуние…

Брат кивнул головой, налил себе молока, выпил и начал собираться. А Димка, проглотив в очередной раз обиду на брата, который обращался с ним как с щенком неразумным, несмотря на то, что ему уже двенадцать лет, стал помогать матери. Надо было свиней покормить, подбросить травы корове, потом – разнести банки с парным молоком по дачникам.

- Слушай, ты к учительнице будешь заходить? – вдруг встрепенулся Толик.

- К Марине Кирилловне? – удивился Димка, - Да, она у нас молоко берет. А что?

- Да так, спросил просто… Обо мне ей не говори ничего, вообще, понял?

- Не скажет, не скажет, - подхватила тут же мать. – Что же он, враг брату своему, что ли? Уезжает эта городская, да и слава Богу, больно она нам сдалась! Не пара тебе, Толенька, не пара, тощая, хилая, такая ли тебе девка нужна!

Но, поймав грозный взгляд старшего сына, мать осеклась и замолчала, принявшись остервенело оттирать сковороду. А Димка, направляясь с молоком к дачникам, почувствовал, что прежняя тревога снова поселилась в его сердце. Марину он дома не застал, дверь оказалась запертой и свет в окнах не горел, а ребятишки, игравшие на улице, сказали, что, похоже, учительница пошла на речку, она любит купаться поздно вечером, вот и сейчас с полотенцем ушла.

Дома Толик тут же бросился с расспросами: как там Марина Кирилловна, говорила ли чего-нибудь, а узнав, про то, что она на речку ушла, почему то даже в лице изменился, но быстро овладел собой, собрался и ушел. Мать перекрестила Толика в спину, а, когда дверь за ним закрылась, вздохнула:

- Совсем он с этой городской ум потерял, сам не свой стал. То злится все, то смеется как дурачок. Ох, я уж ее из-за него и видеть не хочу: задурила парню голову. Проще ему девку надо, проще. Может, он хоть на охоте развеется…

Она побормотала еще что-то, и улеглась спать, велев и Димке ложиться. А тот, проходя мимо комнаты брата, заметил, что тот впопыхах забыл выключить компьютер. К своему компьютеру Толик никого не подпускал, но тут Димку вдруг неодолимо потянуло заглянуть – чего там брат все читал, может, страница осталась открытой? Он на цыпочках подошел и взглянул на экран: у Толика оказалась включенной почта, и Димка, дрожа от страха, начал читать переписку брата со странным человеком, называющим себя охотником за чудовищами…