В современном театре существует феномен Дмитрия Волкострелова. Молодой питерский режиссер очень известен, его обязательно смотрят и нередко хвалят специалисты. Его включают в престижные конкурсы. Но публика его – узкая и специфическая. И, мне кажется, чаще других «модных» постановщиков он вызывает резкую реакцию абсолютного отторжения. Если спектакль Волкострелова показывается в рамках более или менее раскрученного фестиваля (вроде Золотой маски), в зале обязательно сталкиваешься со злобным шипением: «Ты сюда по 1000 рублей заплатил за билет!»...
Именно так было вчера на спектакле «Розенкранц и Гильденстерн». Реплику громким шепотом позволила себе респектабельного вида дама прямо во время действия рядом со мной – на что это был ответ я, к счастью, не услышала... Непосредственно передо мной сидел Дмитрий Волкострелов и, разумеется, дамочку слышал... Но он, думаю, в курсе и привык... Забавно, что возмущенная собственным непониманием пара (ясно же, что если они не понимают, значит – чушь! безобразие!) до конца отсидели свои две тысячи. Выскочили при первых хлопках аплодисментов.
Вот и после спектакля «Беккет. Пьесы», одного из лучших у Волкострелова и замечательного вообще, я услышала безаппеляционно высказанное мнение, что создатели – мошенники, выгребающие деньги у наивных людей...
А, между тем, режиссерский стиль Волкострелова не так уж трудно понять. Он всегда обращается к экзистенциальным вопросам бытия человека и общества. Смысл жизни и судьба, закономерность и случайность, предопределенность и свобода. Если человек еще не успел задуматься над подобными вопросами, или если он уже уверен, что абсолютно все понял, – не стоит тратиться на билет. Целью этого режиссера, очевидно, является не творение красоты, а понимание, проникновение в истину. И он совсем не стремится быть интересным, понятным, развлекать и привлекать.
Как правило, в спектаклях Волкострелова анализу, своего рода членению на элементы подвергается какой-то аспект или объект культуры... В «Я сижу в комнате» по Э. Люсье трансформируется человеческий голос и это – про суть и идентичность человека. В «Русском романсе» – чреда романсов и отдельных фраз, обрывков складываются в рассказ о тщете и мимолетности жизни. В «Поле» (пьеса П. Пряжко) сцены чередуются, кажется, по закону случайных чисел, и выходит такая значимая жизнь, хотя все в ней – непредсказуемо и случайно... В «Беккете» изучаются, изобретательно компонуются и выстраиваются в концепцию как будто бы отрывочные крохотные скетчи абсурдиста.
В итоге на подсказываемый зрителю вопрос дается вроде бы определенный ответ – с одной стороны. А, с другой – в этих спектаклях – всегда красивый открытый конец, допускающий продолжение, сомнение... Предполагающий непонимание, тайну...
В «Розенкранце и Гильденстерне» – то же самое.
Название отсылает к Т. Стоппарду, поставившему в центр своей знаменитой пьесы этих неглавных персонажей, жизнь которых была безжалостно смята в чужой драме. «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»...
Однако Стоппард здесь – лишь ассоциация, отправной момент. Как и у него, два друга играют в орлянку, в вопросы и ответы... Как и там, это символизирует непредсказуемое бытие человека. Но у Волкострелова появляется еще один мощный символ – шахматный матч. Бесконечный и безысходный матч за звание чемпиона мира, игравшийся в 1984-1985 гг. между Гарри Каспаровым и Анатолием Карповым. Матч, в котором никто не победил. Периодически звучат записи голосов шахматистов, намекая, что и они, в сущности, были игрушками чьих-то политических партий...
На экране сменяются даты встреч шахматистов. Два человека на авансцене склонились над шахматным столом. Иногда под датами зачитывают ходы партий: е4 е5; конь f3 f6... Черные сдались... Белые сдались... Ничья... Чреда все новых и новых партий, составляющих жизнь...
Иногда звучат обрывки каких-то случайно всплывающих знаний, идеологем, газетных статей, случайные ассоциации: дата партии совпадает с днем рождения Цезаря Кюи – звучит коротенький романс «Ты и Вы» на стихи А.С. Пушкина... – В жизнь героев вошла любовь... И еще – музыка...
Да... все эти странные шахматы происходят со мной... происходили со мной... они всплывают в моей памяти... Они – почти как сны...
Вот откуда только у Дмитрия Волкострелова моя память? Ему было два года, кажется, когда игрался тот матч...