Спектакль Льва Додина

«Страх Любовь Отчаяние» Льва Додина. Посмотрела в Питере на родной сцене. Один из самых впечатляющих спектаклей, которые я видела в последнее время. Он – в конкурсе «Золотой маски»: лучший спектакль, лучшая работа режиссера, лучшая работа художника, Ирина Тычинина (Юдифь).

В 1935-38 гг., находясь в эмиграции в Дании, Бертольд Брехт написал пьесу «Страх и отчаяние в Третьей империи». Текст ее – беседы обыкновенных немцев о своей жизни, о своих трудностях... Сцены из пьесы показывали в Европе и в Америке накануне и вовремя Второй мировой войны. После войны «Страх и отчаяние» показывали в Америке, во Франции, в Польше, в самой Германии. Мир переживал и осмысливал опыт нацизма.

«В России пьеса не имела сценической судьбы», – говорится в программе. До сих пор не имела...

Изумительна сценография спектакля – предельно скупая и выразительная (Александр Боровский ). Актеры играют исключительно на авансцене. Перед стеной дома, в котором располагается кафе. Люди встречаются и беседуют за столиками, вынесенными на улицу, – прямо перед нами. Изредка только внутри кафе загорается свет, становится виден его несколько зловещий в красных тонах интерьер – там играет музыка, танцуют, звонит телефон, оттуда появляются новые персонажи... С другой стороны явно еще один вход в кафе, там – бьется большой мир, чуть-чуть приоткрытый для нас...

Из кафе выходят недовольные «закручиванием гаек» интеллигенты... очень достойный, уважающий себя судья и следователь... немолодая приличная пара и их сын подросток... безработный... красивая женщина – Юдифь... Внимание зрителей сосредотачивается поочередно на разных столиках, где ведутся разные беседы...

Респектабельный судья расспрашивает следователя о деталях «скользкого» дела (три молодых штурмовика-патриота проломили голову еврею-владельцу ювелирного магазина, пропали драгоценности), ерзает и – боится... Карл Фурке и его супруга, что называется, потихоньку «бухтят», а когда их Клаус-Генрих незаметно исчезает, принимаются судорожно вспоминать, ЧТО именно произносилось... Они (не без основания) опасаются, что любимый сын отправился доносить на родителей...

Выясняется, что прекрасная Юдифь собирается навсегда покинуть любимого мужа и уехать. Она портит ему карьеру, потому что – еврейка...

Спектакль идет два часа; все время на сцене нарастает страх... Артисты, с удивительным мастерством играющие стертые лица не слишком заметных людей, транслируют его великолепно...

Появляются три штурмовичка – те самые. Наглые молодые парни с самодовольными лицами, явные недоучки и неудачники, если бы не манипулирующая ими прямо ощущаемая сила зла, вдувающая в глуповатых юнцов самоуверенное чувство безнаказанности... Главарь на глазах у всех – и судьи! – дарит своей подружке-официантке те самые драгоценности... Девица млеет...

Муж Юдифи, умный, образованный интеллигентный человек прячет глаза и бормочет что-то о разлуке не надолго...

Судья совсем потерял лицо и готов вынести любой вердикт, пусть ему только объяснят – какой надо.

Все присутствующие на сцене на как будто постепенно вязнут в торжествующей пошлости и подлости...

Зрителям спектакля Льва Додина хорошо известна цена погружения Германии во мрак в конце 30-х гг. ХХ в. Они выходят молча, осмысливая аналогии.

Программа спектакля оформлена в виде газеты, какими они были в середине и в конце ХХ века: на тонкой желтоватой бумаге, в черно-белой печати. Название спектакля сверху стилизовано под готический шрифт, каким набирали названия газет в Германии. В этой «газетке» – много разных заметок. В том числе слова режиссера Эрвина Пискатора, поставившего пьесу в 1962 г. в Мюнхене:

«Театр не должен воздействовать только на чувства зрителей, не должен спекулировать на их эмоциональной отзывчивости, – он вполне сознательно обращается к разуму зрителей. Он должен сообщать зрителям не только подъем, воодушевление, порыв, – но просвещение, знание, понимание».

Впрочем известное воодушевление лично я испытываю тоже. Потому что посмотрела выдающийся спектакль. И потому что он есть.