Есть такие зверьки – землеройки. Очень активные, готовые перепахать огромные участки земли в поисках корма, но вот толку от них не очень много, а иногда даже прямой вред. Так и с людьми бывает: вроде смотришь, человек деятельный, из тех, про кого говорят «с шилом в …», а оглянешься – и нет ничего.
В 1860-х годах в семье статского советника Владимира Фильковича родился сын Николай. Где родился, то мне не ведомо, но как малец научился уму-разуму, отправили его в Петербург в Морской кадетский корпус. Было это в 1878 году. Преподавательский состав корпуса за малым исключением был отличным, а вот обучение иностранным языкам было поставлено скверно. Так что коли кадет их и знал до поступления, то за время учебы забывал накрепко. Так же плохо было дело и с военными науками: военно-морской историей, тактикой и стратегией. Да и в спорте успехов особых не было, а особливо в плавании. Плавать кадетов категорически не учили: ни в речке, ни в море, ни в даже самом захудалом бассейне. Ну, по всей видимости, адмиралтейство считало, что коли кораблю тонуть, так либо матрос сам научится, либо потонет – для флота большой разницы нету.
Конечно, летом кадеты и гардемарины ходили на 3 месяца в плавание на учебных судах, но не дальше Балтийского моря. И вообще, начальство вовсе не желало тратить на эту кузницу офицерских кадров казенный уголь, так что гардемарины сидели больше на берегу. От скуки, впрочем, не томились, некогда было: верховая езда, там, строевая подготовка, не забалуешь. Порядки в корпусе тогда были суровые, за любой проступок кадетов охаживали розгами, а если провинность была серьезная, то сажали в карцер.
Так что Николеньке Фильковичу пришлось не слишком сладко. Тем не менее, в 1882 году, он благополучно окончил корпус в чине мичмана и попал во 2-й флотский экипаж Балтийского флота, что квартировал в казармах на Крюковом канале.
На флоте Николай не прижился, покочевал по кораблям, да и вышел в отставку лейтенантом.
Но связи сохранил. Так что вооружившись этими связями, он в 1890 году приехал на Кавказ. С чего ему взбрендило приехать в Осетию, то опять же мне неведомо, но факт остается фактом: с 1890 года лейтенант запаса флота Николай Владимирович Филькович обосновался в Садоне, и развернул тут бурную деятельность.
Для начала, он обследовал казенные Садонские рудники.
-Ай-яй-яй, а что это у вас такое тут? – вопрошал Филькович осматривая горы руды
-Так то ж обманка цинкОвая, - говорил ему местный шахтер
-А что ж вы ее в дело не употребляете?
- А шут его знает, - чесал репу абориген.
Это дело Фильковичу категорически понравилось, тем более, что обманки той, сиречь руды с высоким содержанием цинка, накопилось столько, что Николеньке на всю оставшуюся жизнь хватит. И подумалось ему, как бы заполучить эту обманку в свои руки.
Надо сказать, что Николай Владимирович человеком был упорным и бюрократию знал. Так что он стал забрасывать Горный департамент прошениями: «А дайте мне, господа хорошие, руды отвалы в распоряжение, а я в свою очередь буду в казну денег давать, аж по 8 копеек с пуда». В Горном департаменте завздыхали и заохали:
-Как же вы все надоели со своей рудой!
И ведь правда, за год до Фильковича, на Садонский рудник был послан чиновник Горного департамента Александр Иосса, который увидел ровно ту же картину, а по возвращении начал своим коллегам плешь проедать, что негоже столько добра казенного выбрасывать. А тут и Филькович подтянулся со своим предложением. В департаменте пару лет чесали репу, а потом отдали настырному лейтенанту все садонские отвалы. Только отвали, мил человек.
Вот тут то Филькович и развернулся. В России тогда цинк никто обрабатывать не мог, а потому он справедливо решил, что надо валить. И поехали подводы с рудой от Садона до станции Дарг-Кох, а там поездом до Новороссийска, а там уж до самой Европы. Филькович, конечно, честно свое платил в казну, но нажил на этом экспорте немаленькое состояние. Впрочем, душа лейтенанта требовала большего и в 1893 году стал он задумываться как бы заполучить в свое управление весь Садонский рудник, да и Алагирский завод в придачу. Нечего добру пропадать.
А тут на его счастье, оказалось, что близехонько живет Великий князь Георгий Александрович.
-Он же тоже моряк, - смекнул Филькович и отправился к цесаревичу на аудиенцию.
Цесаревич скучал, а потому не прочь был развеяться. В общем, в сентябре 1893 года дело было сделано: цесаревич инкогнито приехал на Садонские рудники и в сопровождении нашего лейтенанта проследовал от Мамисонского перевала до станции Дарг-Кох. Что уж там напел ему Николай Владимирович по пути, одному Богу известно, но бюрократическая машина сдвинулась и в 1895 году Николай Филькович получил в управление весь Садонский рудник, Алагирский серебро-свинцовый завод, да еще и Кассарскую дачу в нагрузку. Ну вдруг в Садоне руды не хватит.
Со всем этим добром Фильковичу предстояло жить ближайшие 60 лет, именно столько был срок аренды.
Конечно, рудник мог давать серьезный доход, но и вложений было не мало. А потому Николай Владимирович начал искать деньги. Денег надо было много – аж 45 миллионов. Пораскинув мозгами, Николай решил сделать акционерное общество. Назвал его нехитрым именем «Алагир» и предложил двум бельгийским банкам купить пакет акций. Бельгийцы оказались ушлыми, акции купили, аж 75%. На вырученные деньги в 1896 году Николай Владимирович начал улучшать рудник: купил туда электрогенераторы, бремсберги всякие поставил, и вообще обеспечил автоматику – работай – не хочу. Ну, кроме того, надо было и местное население как-то окучить, а потому Филькович развернул благотворительную деятельность. Надо сказать, что несмотря на свой неугомонный характер, человеком он был набожным. Так что в 1895 году на собственные средства заказал и привез роскошный иконостас для церкви Вознесения Господа Иисуса Христа, что расположилась на углу Вознесенской и Подгорной улиц. В 1897 году, ратуя за развитие православия в горах Осетии, он заложил и начал строительство церкви- школы в селе Ход.
Кажется все шло прекрасно: рудник и завод работали, Филькович вынашивал планы по постройке железной дороги через Рокский перевал. План этой дороги он составил в 1898 году и отправил на съедение царской бюрократической машине. Машина, впрочем, план пожевала и выплюнула. Не понравился.
В 1899 году внезапно умер Великий князь Георгий Александрович, да и на руднике дела пошли неудачно: вредные бельгийцы так и норовили отодвинуть его от управления. Лейтенант смекнул, что надо быть поближе к царскому двору и возобновить старые связи, а потому в 1898 году переехал в Санкт-Петербург. Там он снял квартиру в доме 54 по Большой Морской улице и стал именоваться директором-распорядителем Горнопромышленного общества «Алагир». Тогда же он принял участие в еще одном обществе – «Обществе для содействия русской промышленности и торговли».
Но дела шли все хуже и к 1902 году Николая Владимировича окончательно отодвинули от управления рудником, так что он отбросил все свои названия должностей и стал зваться просто лейтенантом. Он еще приезжал в Осетию, в 1900 году, когда открывали построенную им церковь в селе Ход, посвященную памяти Георгия Александровича. Но потом вновь вернулся в Петербург.
И все же он не успокоился, морская душа требовала простору. В 1909 году, побывав в Париже, Николай Владимирович высмотрел там очередную техническую новинку – французские фильтры для воды Puech-Chabal. Не секрет, что Петербург страдал от недостатка чистой питьевой воды, а потому Филькович придумал очередное предприятие.
Он обратился в петербургское градоначальство с предложением установить на главной водопроводной станции пробные фильтры, чтобы выяснить степень их пригодности для невской воды.
-Не-не-не, - сказали градоначальники.
- Хорошо, господа, тогда я сам, - взбеленился Филькович, но виду не подал.
Осенью 1910 года он предложил Институту экспериментальной медицины заключить с ним договор по которому он, Филькович, установит за свой счет фильтры, а институт обязывался провести исследования их очистной работы. По истечении двух лет фильтры переходили в собственность института.
Степень очистки воды оказалась столь высока, что позволила Медицинскому совету МВД рекомендовать французские фильтры для применения.
-А вот теперь, вы поплатитесь, - потирал руки Филькович. И запросил у МВД 40 тыс. рублей, израсходованных на устройство фильтров.
-Фигушки, – ответили в министерстве финансов.
Так и написали: «эксплуатация фильтров в Императорском институте носила характер рекламы, а установка осуществлялась добровольно и не была связана с какими-либо обязательствами со стороны государства».
-Ах, так! – обиделся моряк, - Тогда я дойду до самых верхов!
Осенью 1913 года он опубликовал хвалебную статью о фильтрах в газете «Санкт-Петербургские ведомости» и обратился к дворцовому коменданту В. А. Дедюлину с просьбой доложить о своем деле императору Николаю II. Однако и здесь капитана ждало разочарование. В ответ на его письмо В. А. Дедюлин прислал телеграмму: «Вопрос о фильтрах, как не входящий в мою компетенцию, не считаю себя вправе докладывать, и вообще делу этому ход дать не могу».
Не буду вас долго мучить: своих денег Николай Владимирович добивался до 1917 года.
20 сентября 1917 года на имя Фильковича было направлено официальное уведомление о том, что «товарищ министра признал ходатайство неподлежащим удовлетворению».
Через месяц произошла Октябрьская революция...
Бунтующий Петербург Фильковичу категорически не нравился, а потому он собрал свои вещи и поехал в знакомые места – в Осетию.
Обосновавшись во Владикавказе, он начал осматриваться. В 1919 году как член Владикавказского епархиального совета от мирян, он поучаствовал в работе Южно-русского собора, прошедшего в Ставрополе. Впрочем, ни на одно заседание, он не явился.
В 1925 году, вспомнив о своем плане провести железную дорогу через Рук, он изменил его и выступил с предложением к властям Северной Осетии, проложить по этому же маршруту автомобильную шоссейную дорогу. Властям было не до этого, поэтому старого моряка слушать не стали. В 1929 году он повторил попытку уже с доработанным планом прокладки шоссе. Но и тут его никто не послушал. В 1931 году по этому же маршруту стали строить Транскам. Но Николая Владимировича Фильковича уже не позвали. Что с ним стало, где он окончил свои дни? Никто не знает.