Что же было потом? Перед глазами Емельянова чередою проходят годы каторги на каменоломнях Польши и Германии. Единственное убеждение он вынес для себя из этих лет: фашист — зверь в человечьем обличье, и надо остаться в живых прежде всего для того, чтобы уничтожить его, а если и не удастся, поведать людям о существе его. Передать другим свою боль и ненависть. Это ведь тоже когда-нибудь нужно будет.
Он видел, что в концлагерях идет борьба, люди стараются поддерживать друг друга. И вот в этом лагере, расположенном в Словакии, кажется, есть подпольная организация. Может быть, она связана с партизанами. Он начал приглядываться к одному военнопленному по имени Василий. О нем было известно только то, что он сибиряк. Чувствовалось, что Василий офицер. Однажды тот подошел к Емельянову, спросил, кто он и откуда. Сердце Виктора забилось радостно, затеплилась надежда, и он, искренне смотря в глаза Василия, сказал:
— Не бойтесь меня, не подведу.
Они без слов поняли друг друга. Василий крепко пожал руку и сказал: «Старайся быть рядом».
В конце октября 1943 года в Словакии было еще тепло, но по всему чувствовалось, что скоро наступят холода. Когда выпадет снег, нечего и думать о побеге. Виктор каждое утро просыпался в нетерпеливом ожидании сигнала. Он все время обменивался молчаливыми взглядами с Василием, но тот все откладывал, чего-то ожидал. Виктор поберег небольшой сухарик и все время носил его с собой в отвороте арестантской одежды. «Может быть, сегодня-то будет»,— думал он.
В барак вошел надзиратель и назвал десять номеров. Заключенные выстроились. И вот немцы повели их на работу в конюшни при трех конвоирах. Василий приблизился к Виктору, шепнул: «Сегодня» — и кивком головы показал на конвоира, которого, как понял Емельянов, он должен был обезвредить.
Как только вошли в конюшню, Василий подал короткий сигнал. Военнопленные набросились на конвоиров, отняли оружие, связали их, заткнули им рты кляпами и побежали к лесу. Виктору оружие не досталось. Он бежал, не чувствуя под собой ног. Сзади послышалась стрельба, лай собак.
— Я вас прикрою! — услышал он крик Василия и побежал дальше. Вскоре раздались ближние выстрелы. Василий отстреливался долго.
Удалось ли ему оторваться от преследователей, Емельянов так и не узнал. Их в группе оказалось трое: молодой парень по имени Ваня, а другой Федя Лыков из Орловской области. Они вымокли до нитки, но холода пока не чувствовали. Остановились, прислушались: кругом тишина. Они понимали, что надо оторваться от преследователей, уйти как можно дальше. И в течение трех суток шли с горы на гору.
Подбирали грибы и ягоды. Однажды нарвались на большой куст калины. Голод был такой, что вскоре очистили этот куст полностью, поедая спелые гроздья с косточками. Через некоторое время так разболелись головы, что они не могли подняться на ноги. Кое-как доползли до речки, напились воды, и их всех начало тошнить и рвать, буквально выворачивая все нутро наизнанку. Обессиленные и больные они лежали двое суток под деревом. Ваня не выдержал:
— Не могу я больше. Будь что будет, пойду обратно. Там хоть кормили, а здесь мы все равно умрем с голоду.
— Лучше умереть здесь голодной смертью,— сказал ему Федор Лыков,— но не дать фашисту получить удовольствие повесить тебя.
— Разве ты забыл, что они расстреливают десять пленных за каждого сбежавшего? — спросил его Емельянов.— Забыл, что Василий, тебя прикрывая, наверняка сам погиб? Вот какая цена нашей свободе. Но здесь хоть какой-то шанс еще есть, а там — ни одного из тысячи.
Но наутро Вани с ними не стало.
Теперь появилась другая опасность. Если он дойдет до лагеря, немцы постараются выжать из него все, и он может их повести по следу. Превозмогая страшную усталость, они опять пошли с горы на гору. Поднимутся вверх, посмотрят вниз: то там, то тут двигаются колонны немецких частей. На пятые или шестые сутки увидели небольшую деревушку. Долго наблюдали за ней. Немцев не было видно. В сумерках спустились и постучались в крайнюю хату.
— Просим! Просим! — послышался женский голос, чем-то теплым и родным навеяло сразу, и Виктор обессиленный упал на приступки лесенки крыльца.
— Кто вы такие? — спросила вышедшая женщина, но увидев на полосатых куртках большие буквы «SU», сразу поняла и запричитала: «О, братове! Пожалуйста, заходите в хату».
Она усадила их за стол и высыпала перед ними груду сушеных груш.
— Хлеб вам пока нельзя,— сказала она ласково,— немножко потерпите.— Увидев, что женщина посылает свою дочку к кому- то, беглецы насторожились. Она тотчас заметила это и постаралась успокоить.
Через некоторое время прибыл человек в кожаной куртке и, поздоровавшись, спросил:
— Вы русские?
— Русские,— ответили оба.
— Прошу вас пойти со мной.
Емельянов сразу же проникся уважением к этому человеку. Было в нем что-то располагающее к доверию, надежное и доброе.
— Топи печь,— сказал человек жене, когда они зашли в просторный дом. Через некоторое время он выдал им чистое белье, новую одежду, а концлагерную бросил в печь. Емельянов долго наблюдал, как корчится в огне полосатая одежда. Неужели конец двухгодичным мытарствам? Неужели пришла свобода? По щекам его катились слезы. Посмотрел на Федю. Тот, очевидно, переживал то же самое. Вдруг они обнялись и зарыдали.
Хозяин с хозяйкой, молча наблюдавшие за этим, тоже прослезились. Потом их усадили за стол, налили немного сливовицы и вновь поставили перед ними сушеные фрукты.
Читать больше похожих историй
Понравилась статья? Поставь лайк и подпишись на канал!