Мы до сих пор воспринимаем мир как отражение Второй мировой войны. Считаем, что угрозы возникают исключительно на границах и исключительно благодаря военной мощи. Но сейчас мы перешли в эпоху, близкую к религиозным войнам. Последние высылки наших дипломатов уже не базируются на международном праве.
Соединённым Штатам мир представляется как акционерное общество, где они держатели большинства акций. Остальные страны они воспринимают как непослушных миноритариев, которых можно наказывать. Эта ситуация не подразумевает никакого права, кроме права сильного.
Мы, бесспорно, добились суверенитета военного и внешнеполитического, но он не опирается на суверенитет - ни экономический, ни идеологический. Экономический суверенитет был утерян нами со времён Бреттон-Вудской и Ямайской конференций, когда мир окончательно закрепился за долларом. Идеологически собственный путь мы до сих пор не нашли.
Мы видим разрыв сознания. С одной стороны, люди требуют от нас, чтобы мы сформулировали идею, сформулировали, чем Россия иная. И мы говорим о чувстве справедливости. Но дальше народ возвращается в каждодневную жизнь - и видит ли он эту справедливость? Необходимо, чтобы народ верил в то, что он живёт в самой справедливой, пусть и не самой благоустроенной стране, которая защищена и которая находится на стороне добра, правды, а мы эту правду не формулируем. У нас нет идеологии, у нас запрещена государственная идеология - из страха возвращения к коммунистической. Нет институтов, вырабатывающих идеологию. Нет площадок, на которых идут философские дискуссии для формулирования нашего пути. Мы зачастую формулируем свой путь, отторгая другие. Мы говорим, что мы не такие, но не говорим, какие мы. Мы рассуждаем о величии русской литературы XIX века, но молодое поколение это зачастую не воспринимает, потому что в наших школах есть всё, кроме образования, то есть формирования образа человека.
И здесь я употреблю слово «патриот», которое у многих в нашей стране вызывает странную реакцию. Нам тут же начинают цитировать, что «патриотизм - последнее прибежище негодяя», даже не понимая смысла этой фразы, которая обозначает, что через любовь к родине даже у негодяя есть возможность возрождения как человека. Невозможно себе представить американского политика, который не был бы патриотом. И никому в голову не придёт, что это плохо, так же смешно, как гордиться тем, что ты патриот. Это естественное чувство нормального человека - как любовь к своей матери.
Но угрозы нас ждут именно здесь. Главное поле сражений - это души людей. Впереди тяжелейшие шесть лет. Запрос в обществе на изменения колоссальный. Атака, которая идёт на нашу страну, беспрецедентная. Система управления в нашей стране, система борьбы с внешними и внутренними угрозами не настолько эффективна, как этого ждёт наш народ. Нам необходимо выработать своё понимание, какой мы хотим видеть нашу родину, какой мы видим роль каждого из институтов, как мы понимаем справедливость по-русски и как мы можем её воплощать.
Мы всё время находимся в положении оправдывающихся. Мы не изжили у себя наследие ига. Почему-то всё время считаем, что должен быть некий ярлык, который позволяет княжить. Мы ошибочно, на мой взгляд, трактуем статью Конституции, которая устанавливает приоритет международного права по отношению к российскому. Никогда не выстроить собственную справедливую систему, если искренне думать, что где-то там находится дядя, который скажет, что хорошо, а что плохо.
Мы должны прекратить себя обманывать, что мы такие же, как все. Все разные: британцы не такие, как американцы, французы не такие, как итальянцы. Они бы удивились, узнав, что у них «общая судьба». Мы должны прекратить стесняться быть собой - быть великим русским народом. Мы должны прекратить оправдываться, мы должны начинать создавать такие условия в нашей стране, чтобы народ гордился не только своим великим прошлым, но и своим великим настоящим и будущим. А это требует пересмотра множества механизмов, действующих в нашей стране, - для того чтобы убрать всё лишнее и выйти на защиту интересов человека.