Как в 15 лет у меня появился личный маньяк
Татьяна Бобошко
В 2007-м слово “сталкер” еще не укоренилось в узусе и о преследователях не писали в каждом втором СМИ. Но, конечно, сейчас я понимаю: это была классическая сталкерская история, которая подарила мне пять лет паранойи и неврозов, заставила сменить университет — и не один десяток паролей. А началось все, как и многое в этой стране, с Владимира Владимировича Путина.
“Как ты относишься к Путину?” — спросил меня незнакомый парень в “агенте” mail.ru (да, эта история очень старая) с флагом России на аватарке. “Плохо”, — отвечаю. Мы составили с незнакомцем (назовем его Борис) small talk, мне разговор не понравился, и я закрыла чат, решив избавить себя от неприятного общения. Не понимая, что неприятности мои только начинались.
Да здравствует сюрприз
Борис вскоре написал снова. И я из вежливости ответила. Трудно сказать, что в нем больше отталкивало — то ли жуткая дислексия, то ли фантастическая наглость. Он сразу дал понять, что знает обо мне гораздо больше, чем я могу себе представить. А потом вдруг пишет что-то в духе “тебя ждет сюрприз”. “Ну точно псих”, — подумала я.
Прошла пара ничем не примечательных недель. Интересное началось в школе, когда я сидела на уроке алгебры. В класс вошла завуч и сказала, что меня вызывают к директору. Я решила, что меня хотят поблагодарить за статью про школу в местной газете, и особенно не напряглась. Однако явное напряжение читалось в лице директрисы, которая встретила меня словами:
— Мы тебя ни в чем не обвиняем, но ты нам должна кое-что объяснить.
Ирина Николаевна передала мне письмо. Сверху герб, внизу подпись зампрокурора города. И ниже: такая-то ученица (я) такого-то класса совершила правонарушение по такой-то статье КоАП, срочно требуется передать в прокуратуру сведения о домашнем адресе, номере телефона, сообщить ФИО и профессии родителей. Срочно. “Я ничего не нарушала”, — говорю. И мы начали думать вместе, что я могла натворить такого, чтобы в школу аж письма из прокуратуры писали. Подростком я была без преувеличений идеальным и даже дорогу переходила только в положенных местах. Я предложила сбегать в кабинет граждановедения и принести кодекс, взяла письмо, чтобы еще раз взглянуть на статью, и тут что-то меня насторожило. Я пригляделась к гербу и увидела, что орлы жутко пикселят. А напротив подписи зампрокурора нет никакой печати.
— Как Вы получили письмо? — спрашиваю.
— Лежало на почте до востребования. Так нам позвонить твоим родителям?
Вот и сюрприз. Если честно, я ждала какие-нибудь розы с курьером. Они были — позже, но именно тогда я поняла, что Борис настроен серьезно: с тех пор никто и никогда не пытался выведать у меня номер телефона настолько нестандартным способом.
Я немного испугалась. Начала выяснять — где учится новый поклонник, чем знаменит. В моем крошечном сибирском городке всего 13 школ, так что информацию я нашла быстро. Борис оказался 16-летним трудным подростком. Но не хулиганом, а школьным юродивым, который кидался в одноклассников стульями, подавал на учителей в суд — его мама была адвокатом. И неожиданная вишенка на торте — мой сталкер был владельцем единственного в городе магического салона. Привороты, порча, снятие венца безбрачия. Роял-флэш.
Борис продолжал писать, но теперь не только мне. Он начал доставать моих близких — взламывал аккаунты и почтовые ящики друзей, одноклассников. Шантажировал мою старшую сестру, угрожая навредить родителям и ее репутации. Звонил моим работодателям — и у всех выпытывал любую информацию обо мне. На меня косо начали смотреть знакомые, а я даже заблокировать его не могла — такой функции не было ни в агенте, ни в моем стареньком самсунге. А если я ему не отвечала, он звонил на мобильник с mail.ru, используя функцию бесконечного дозвона — часами. И я просто не могла пользоваться телефоном. Через некоторое время он завербовал моих знакомых и передавал мне через них подарки — один раз это были билеты на оперетту, и я не знала, что они от него. Во время представления я оглянулась назад — и сразу поняла, кто это, хотя мне описывали его только на словах. Борис сидел сзади, не шевелясь, косматый и очень старомодный, несмотря на свои 16, с редкими подростковыми усишками и вдобавок ко всему в черных очках с перфорацией, которые тогда продавали во всех телемагазинах. Как только оперетта закончилась, я пулей вылетела из зала, а вечером он, конечно, написал. Не помню, чтоб Борис хоть раз предлагал мне встретиться, но он постоянно этими встречами в темных переулках угрожал, обещал испортить жизнь моим родителям и “подмочить” мою репутацию.
Борис не казался мне по-настоящему хоть сколько-нибудь опасным, но очень раздражал — как насморк. В конце концов, он был пугающе странный, и вместо “ахах” писал “(смех)”. Прямо так, в скобках. Например:
“Ложишься спать? Не забудь окошко прикрыть (смех)”.
Я даже в отчаянии пошла в полицию. Там мне сказали: прости, девочка, он несовершеннолетний, да и что с ним сделаешь — он ведь тебя не ограбил, не изнасиловал и не убил. Короче, классика. Во многих других странах сталкинг — преступление. В Великобритании, например, за навязчивое преследование можно сесть на 10 лет. А чтобы признать человека сталкером, ему достаточно дважды вам позвонить или подарить что-нибудь дважды, зная, что его действия в высшей степени нежелательны. В США за киберсталкинг сажают с 1999 года. Но то у них — а мы будем ждать изнасилования или убийства.
Борис на убийцу, к счастью, не был похож, а вот на психа — очень. Он не пошел на свой выпускной, зато пришел на мой — под видом корреспондента местной газеты. Его за шкирку выкинул из ресторана отец моего экс-бойфренда. Я дистанционно поступила в Питер — в СПбГУ. И он поступил туда же. Я поменяла планы и решила уехать в Москву, надеясь, что из другого города он не сможет меня доставать. Но я ошиблась (смех).
Кастинги и электрошокер
Как только я переехала в столицу и поступила, обновив данные о вузе на своей странице “ВКонтакте”, мои однокурсники начали получать странные сообщения и угрозы.
— Тань, тут какой-то психопат собирается взломать все мои аккаунты, если я не дам ему твой московский номер. У тебя все в порядке?
Нет, все было не в порядке, потому что он продолжал преследование, несмотря на 700 километров между нами, — я блокировала его в "ВКонтакте", он тут же создавал десяток фейковых аккаунтов. Сколько всего их было, даже представить сложно. До сих пор в черном списке ВК у меня их порядка двадцати. Потом Борис писал моим однокурсникам якобы от имени нового руководства вуза (у нас тогда была увлекательная история с рейдерским захватом), грозил им отчислениями и просил оглядываться на улицах. Ну и шуму он наделал тогда! Я узнала его по типичным орфографическим ошибкам и попросила всех расслабиться, пояснив: это мой личный маньяк, а никакой не инкогнито-засланец от нового ректората.
Через месяц Борис вдруг решил, что я непременно должна стать моделью, и начал устраивать мне кастинги. Серьезно, он оставлял мои данные и фотографии на каких-то сайтах, договариваясь о фотопробах. Однажды утром я проснулась от звонка.
— Доброе утро. Это Вика из агентства "...". Мы ждем вас сегодня в пять. Не забудьте взять с собой купальник. И максимально открытый, пожалуйста, нужно посмотреть вашу фигуру.
На кастинги я, конечно, не ходила. Но объяснять, откуда у них моя анкета, было довольно утомительно.
Кому-то это может показаться смешным. Или даже проявлением заботы. Для меня это было непростительное вторжение в мою жизнь, которое длилось уже третий год. При этом Борис продолжал грозить нашей встречей, всякий раз напоминая, что Земля круглая. А она и впрямь не квадратная, и возмездие наконец нашло борисову голову. Но самым неожиданным образом.
В Питере у меня были друзья, с которыми я познакомилась в лето поступления. Они жили в общаге и в один из моих приездов в Северную столицу рассказали потрясающую историю. О том, как в их общежитии появился очень странный тип, который тут же начал наводить шорох, требовать введения комендантского часа и сам стал баллотироваться в коменданты. А потом новенький ударил своего соседа электрошокером — за слишком громкую музыку. Тогда ребятки собрались и рассказали буйному все о правилах человеческого общежития. Странным парнем, как вы уже поняли, оказался Борис. И он стал вести себя потише.
Но все равно никуда не пропал. Еще два года он оставлял идиотские комментарии под каждой фотографией, писал моему новому бойфренду. Как только я начала петь в музыкальной группе, сталкер написал на почту нашему арт-директору: “Ваша новая вокалистка имеет серьезные проблемы с законом. Рекомендую вам присмотреться к ней получше”. И ко мне действительно присматривались еще месяц, ожидая, не выкину ли я чего.
Все эти годы я пыталась понять — зачем? Он никогда не признавался мне в любви и никак не объяснял свою мотивацию. В какой-то момент со мной приключился стокгольмский синдром и я начала искать ему оправдания: воспитывался в неполной семье, был жертвой буллинга в школе. Как героиня фаулзовского "Коллекционера", я пыталась иногда отвечать ему доброжелательно и вести непринужденные диалоги, надеясь вывести его на искренность, узнать — зачем и когда все это закончится. Но он, как и герой той самой книги, был глух и непробиваем.
Шпион, выйди вон
А потом он внезапно пропал. И я вздохнула свободно. Через полгода Борис всплыл опять — но на этот раз настолько удивительным образом, что я не сразу поверила своим глазам.
Я училась на журфаке и, готовя доклад о несистемной оппозиции в России, наткнулась на распространенное нацболами видео о “крысе”. К ним внедрился студент, который сливал инфу о партийных собраниях МВД. Стукача поймали и провели с ним воспитательную беседу в машине — сейчас видео с заикающимся на нацбольском допросе (кем бы вы думали?) Борисом отовсюду выпилено, сохранилась только его увлекательная расшифровка. Но тогда о нем написала куча СМИ. Выяснилось, что парень очень активно играл в шпиона и влез в несколько интересных историй. Шантажировал преподавателя питерского вуза, принуждая его выйти из оппозиционной организации, вербовал шпионов, проводил политические акции, а потом основал... кхм... свою повстанческую армию. Про него написали тонну разоблачительных статей, его имя даже стало нарицательным в оппозиционной среде. И я наконец поняла, на что он променял мое преследование.
Это был первый раз, когда я написала ему сама. Скинула ссылки и спросила, гордится ли он собой теперь? Борис ответил: все не так, как кажется. И больше не писал.
Да, все было хорошо и “шрам не болел уже девятнадцать лет”. На самом деле прошло пока только восемь. Недавно я вспомнила о нем снова, зашла на его страницу и увидела фотографии — к моему удивлению, в окружении друзей. Кажется, наигравшись в секретного агента, он нашел свое настоящее призвание: мой сталкер стал... сталкером. Только на этот раз тем, который лазает по всяким запрещенным местностям, тусуется в шахтах метро и на крышах.
Но встретиться нам все-таки пришлось. Несколько лет назад я приехала домой навестить родителей. Шла по улице и увидела Бориса. Он гулял вместе с мамой. Заметив меня, он ужасно смутился, опустил глаза, быстро сказал "привет" и ускорил шаг.