Внешняя сторона жизни мало интересует современного уфимского художника Радика Гарифуллина. Он погружен в раздумья о чем-то большем, чем заботы о хлебе насущном. И это же не мешает ему быть одним из самых известных в нашем городе художников. Нет ли здесь противоречия - об этом и еще о многом другом, разумеется, лучше узнать из первых уст.
Первородство
Мои родители из деревни, всю свою жизнь они проработали на Химпроме. Так что я родился в бараке на территории "Химпрома", в Черниковке, в так называемой "Южной группе". Это заводской термин, обозначает он, в общем, самый край города.
Частенько я оставался дома один, почему-то с нэнэйкой или с соседями меня оставляли гораздо реже. Помню неутомительную изолированность, которую я принимал как данность. И потому мой интерес к жизни шел вовнутрь, у меня обострялся созерцательный момент.
Тогда-то я и начал придумывать свой мир, в котором я был и куратор, и креатор, говоря современным языком. Это теперь есть такое слово "медитация", а тогда, сам о том не догадываясь, я медитировал.
Быть художником
Художником я стал рано, или даже очень рано. Разумеется, здесь велика была роль родителей. Они меня поощряли, а не оценивали. Хотя возможно, они просто хотели, чтобы я был чем-то занят.
У родителей на работе была такая бумага в рулонах для контрольно- измерительной аппаратуры. Ее приносили мне, а я эту бумагу разрисовывал.
Это были какие-то свои каракули, которые для меня тогдашнего имели огромный смысл. Потом каракули менялись, рисунок менялся, но менялся и смысл. Поскольку все это изначально было не для показа, то в этих рисунках не было внутреннего противоречия. Вообще в рисунках детей внутренних противоречий не бывает.
Внешнее
После армии и техникума пищевой промышленности я шел вниз по социальной лестнице. Из оператора 6 разряда установки укрупненного синтеза в Академии наук я стал художником-оформителем магазина детской одежды на ул. Зорге, потом сторожем вневедомственной охраны, потом вообще ушел в никуда.
Я освобождался от внешнего в пользу внутреннего, бессознательно пытаясь достигнуть ситуации, которая была у меня в детстве. И чем дальше я уходил в глубь, тем больше сил у меня открывалось.
Страх
Я жутко боялся быть похожим на кого-то.
На пути туда, куда надо
Когда я работал сторожем, читал Кортасара, Гессе. Это очень живые люди, из них бьет мощный источник, настоящий фонтан идей, мыслей, эмоций, ощущений. Я мечтал о том, чтобы я мог сделать, исписал кучу блокнотов. Я теперь знаю, что если какая-то идея не воплощается в жизнь, то она начинает подгнивать в тебе.
Потом был поток учебы. Я узнавал, что такое масляная краска, холст. Мне было легче, потому что я изначально обращался с материалом деликатно. Но сформировать это чувство надо было.
Процесс
Каждую картину начинаешь словно впервые, заново. Просто пишешь, просто в процессе. Ницше как-то сказал - "Рой там, где стоишь". Вот я и рою. Когда картина заканчивается, как в детстве фильм, хоть заново ее пиши. Но уже невозможно.
Я рисую не буквами, а фактурой реальности. Она конечна, законченна. Перерисовывать реальность - это примитив. Поэтому я не понимаю пейзажистов.
Художник не должен быть экскурсоводом, историком, критиком своих картин. Все, что нужно от художника - это взять карандаш, краски, плоскость.
Достижения
Вообще все достигается сложной физической работой.
Барселона
Я выставлялся в Барселоне. Та архитектура другая, солнце другое, но люди такие же.
Турция
Пригласили поработать в Турции. Люди там близки детскому восприятию жизни, не перегружены мозгами, рассуждениями, но как дети бывают напряжны.
Москва, Манеж.
Манеж - это самый лучший базар. Там больше голодных покупателей. Потому картины продаются больше. В Москве с этим делом хорошо.
Мечта
Я мечтаю поехать в Австралию, познакомиться с местными художниками. Они рисуют так, как рисовали тысячи лет назад. Это изначальное. Для них время всегда настоящее.
Секрет
Я заканчиваю то, что я отыскал в этих слоях. Но к чему переходить - это пока секрет.
Беседовал Айдар Хусаинов