Оля очень любила мужа. Так получилось, что вся ее жизнь крутилась вокруг Сергея. Его интересы, были важнее ее. Его работа была нужнее ее. Для того, чтобы он мог полноценно отдыхать по вечерам дома требовался идеальный порядок, еда к его приходу должна была быть подогрета и ждать его на столе. И Оля понимающая, что ее профессия не такая уж значительная, что ее хобби не такие интересные, отказалась и от карьеры и от увлечений и от общения с друзьями даже, засев дома, наводя в нем чистоту и уют, выдумывая каждый день что-то вкусное и оригинальное для ужина мужа. Она не чувствовала себя ущемленной от такого образа жизни, она реализовывала себя в домохозяйстве, ее дом был ее гордостью и жены коллег мужа, приглашенных в гости с завистью смотрели на ее очередной замысловато украшенный двухъярусный торт. У нее просили название кондитерской, говоря, что такое чудо не каждому по карману будет для простого дружеского ужина. Оля горделиво улыбалась, а муж говорил, что с такой женой ни одна кондитерская тягаться не может. Правда на этом время Олиного триумфа на вечере исчерпывалось, больше она не могла даже слова вставить в оживленный разговор. О чем бы не говорили за весь вечер она не могла поддержать тему. Новые театральные постановки, новые книги, новости политики все это проходило мимо нее, и она не могла поддержать разговор, который часто переходил на эти темы. Даже когда мужчины уходили покурить она чувствовала себя чужой в своем же доме, потому что разговор переходил на детей, на их успехи и проблемы.
У Оли с Сергеем не было детей, сначала он просил подождать, дать им возможность встать на ноги, ему спокойно поработать, чтобы важные решения мог принимать со свежей головой, а не после бессонной ночи с ребенком. Оля может внутри и не была согласна с его доводами, она была готова стать матерью, она представляла на руках тепло малыша и его приятную тяжесть, но она не спорила, признавая, что доводы мужа логичны, как и всегда. И она ждала, сначала своей квартиры, потом своего дома, потом очередного повышения мужа по службе, потом еще одного. А когда он все таки заговорил о малыше, когда она уже предвкушала скорое появление сыночка или доченьки, оказалось, что ее организм никак не мог выносить такого долгожданного ребенка. Сергей отнесся к этому довольно таки по философски спокойно, столько лет прожили без детей, проживем и дальше, в конце концов жизнь не только в них сосредоточена. Оля же затосковала. Она так давно представляла себе какой же она будет мамой, как будет баловать своих малышей, как будет играть и заниматься с ними, как будет баловать вкусненьким. Тоска по нерожденному ребенку настолько поглотила ее, что она еще больше отстранилась от мужа, машинально выполняя домашние дела. Хоть Сергей и говорил, что дети для него не самое важное в жизни Оля теперь постоянно боялась, что он уйдет от нее, что найдет себе ту, которая сможет родить. Не чувствуя себя полноценной женщиной, она сама начала отстраняться от близости. В любом слове мужа она видела намек на их скорое расставание. Потом ей стало казаться, что он уже изменяет, задержка его даже на пол часа на работе разворачивала у нее в голове картину в подробностях его прелюбодеяния с молодой блондинкой. Почему именно с блондинкой, объяснить не могла, но методично обыскивала и обнюхивала его одежду, пытаясь найти белые волосы и запах чужого парфюма. Напрямую у него ничего не спрашивала, скандалов не устраивала, но вопросами, пытавшимися поймать его на неточностях она постоянно раздражала и утомляла его. Дальше было больше, она и так нечасто выходящая из дома, даже после своих редких отлучек до супермаркета, находила дома следы пребывания неведомой блондинки. Муж стал говорить, что ей неплохо было бы съездить в санаторий и отдохнуть немного. Олино разгоряченное воображение услужливо подкинуло ей картину, как чужая женщина в неглиже будет ходить по ее дому и хозяйничать на ее кухне. Она уже додумалась до того, что муж хочет от нее избавиться и придумывает для этого способы. Однажды она увидела, как на зазвонившем телефоне мужа, высветилось, что звонит Любимая, так раньше там была записана она, но ее телефон лежал в комнате и звонить не мог. Она почувствовала, что в глазах темнеет и куда-то ушедший из грудной клетки воздух никак не хочет обратно вдыхаться. По одному слову она бросала мужу обвинения в стремлении от нее избавиться, кидая попутно в него все, что попадало под руку, хватаясь за сердце в котором разливалась боль. Как муж вызвал скорую, она не заметила. Ей вкололи видимо успокоительное, потому что за всеми дальнейшими событиями она наблюдала будто со стороны. Ее убеждали поехать в больницу, полечить сердце, ослабевшее от переживаний, муж утверждал, что так же любит только ее, и звонил он сам с ее же телефона, искал затерявшийся свой, говорил, что они возьмут малыша из дет.дома, как только она вернется. Оля безучастно кивала, соглашаясь, может они и правы, может она перегнула палку, а сердце ведь и на самом деле болит. Ей собрали небольшую сумку вещей, и вот она покорно идет к машине. Когда уже стали выезжать с территории их участка Оля увидела, что к дому поворачивает машина с блондинкой за рулем, она дернулась, бросилась к двери, намереваясь выпрыгнуть, успеть добежать, отстоять свою территорию от чужачки, но почувствовала как сильные руки охватывают ее, как что-то укололо ее в области плеча и уже почти засыпая успела прочитать раннее незамеченную надпись на чемоданчике врача: «Психиатрическая бригада».