Среди уфимских художников Ринат Волигамси — единственный, кто удостоен звания лауреата государственной премии России. Тем не менее он говорит о себе так – «я - молодой, перспективный». Что скрывается за этими словами тидцатичетырехлетнего художника, выпускника архтектурного факультета нефтяного института, уроженца Куюргазинского района?
- Как ты ощущаешь свое лауреатство? Считаешь ли ты себя значимой фигурой?
— Абсолютно не ощущаю, что я лауреат, абсолютно не ощущаю, что я чего-то добился, достиг чего-то. Все эти ордена и медали, все эти премии - не результат.
Творческий результат – вот что меня интересует в жизни. Еще меня интересует моя семья, здоровье и деньги. Так что трудно считать меня какой- то значимой фигурой, я не имею причин на это.
- В чем причина такого твоего отношения?
Разумеется, премии и звания просто так не дают, дают их за работу, за достижения. Но при всем том я знаю массу людей, которые работают хорошо, но не имеют ни орденов, ни медалей. Так что их наличие или отсутствие ничего не значит. Гордиться тем, что у меня что-то есть, я не могу.
Как же тогда оценивать работу художника, вообще творческих людей? Я знаю, что недавно в Москве, в Российской Академии художеств прошла выставка бакширских художников. Были там и твои работы. Мне говорили, что президент Академии Зураб Церетели задержался возле них и сказал, что это работы будущего академика. Насколько ценны для тебя оценки таких людей, вообще коллег по цеху?
- Самое важное для меня — это признание в кругу специалистов. Это основной посыл, из-за которого есть смысл работать.
Специалисты знают, какие трудности стоят перед художником, с какими проблемами сталкиваешься. Они могут оценить, как ты их преодолел и чего добился. Я не представляю себе, что может быть быть выше мнения специалистов.
Так что если художник подошел к картине и сказал: «Старик, это здорово», то это как раз приятно и надолго.
А насколько тебе интересно мнение тех же художников по вопросам, далеким от искусства? Я имею в виду то противостояние, которое довольно давно продолжается в местном союзе художников. Чью сторону ты занимаешь в этом скандале, споре, не знаю, как сказать?
- Я не участвую в скандале в этих кругах. Этого я не понимаю, даже не знаю, о чем идет речь.
В правлении много хороших художников, и я не могу себе представить, что у них есть какие-то разногласия, кроме творческих. Люди они умудренные, опытные, и я им каких-то советов давать не могу.
- Но художники могут не любить другу друга по какой-нибудь другой причине, кроме творческой? Например, по экономическим причинам?
- Это я допускаю, но природу такой нелюбви понять не могу. Каждый истинный художник уникален, он существует в единичном экземпляре, и потому у каждого свой круг почитателей и покупателей. Поэтому между ними нет и не может быть конкуренции.
- А кто покупет твои картины?
- Всех, я, конечно, не знаю, но вот недавно на выставке в Манеже мою картину приобрел Марк Захаров. Мне он нравится, и я был счастлив. Если бы, к примеру, мою картину пробрел покойный Андрей Тарковский — я бы так счастлив не был.
- Если ты не соревнуешься с другими художниками, то как проявляется твоя социальная активность?
- Моя жизнь -это выставки, работа, семья. И кроме общения с друзьями и товарищами по цеху никакой социальной активности я не проявляю. Я вообще не вижу за собой какой-то социальной миссии, поэтому и не занимаюсь этим. Если я и реагирую на общество, то — только посредством своего ремесла.
- Ты, насколько я знаю, вольный художник.
- Далеко в детстве я представлял себя художником, но мне казалось, что это такое занятие, которому ты предаешься после того, как отработал где-то, отдал общественный долг. Это занятие представлляось мне бесполезным и нужным только самому художнику. Со временем я понял, что эта профессия небессмыcленна, потому что художник может написать портрет вождя или картиной прикрыть дырку на обоях.
Сейчас я понимаю, что профессия художника необходима, потому и могу позволить себе заниматься только этим. Картины художника - это соблазн для богатых людей, вообще очень важное звено в экономике. Государство и экономика не могут существовать без художника. Кстати, искусство возникло раньше и экономики, и государства.
- Семья в твоей иерархии ценностей на втором месте. Что ты можешь добавить к этому?
- К семье я отношусь с трепетом. Хотя я большую часть времени провожу в мастерской, но семья для меня — это свято.
А как ты относишься к деньгам? С неменьшим трепетом?
- Без денег у меня не было бы мастерской, затруднен был бы доступ к выстсакам, я бы находился в беспомощном положении. Конечно, я бы продолжал работать, сидя на кухне, и работы были бы не хуже, чем сейчас. Просто их видело бы очень мало народу.
- Создается впечатление, что все у тебя прекрасно, никаких проблем...
- У меня самого такого впечатления не создается. В какой- то степени все идет по плану, в какой-то степени все в надежных руках, но полной уверенности нет, потому что полной уверенности быть не может.
- Что в тебе изменилось за годы работы?
- По мере взросления творческие задачи, которые художник ставит перед собой, и его уровень меняются. Мне кажется, что они движутся навстречу друг другу.
Я рисую с детства, потому стал ощущать себя художником задолго до первой городской выставки 89 года, в которой участвовал. Я за собой так пристально не наблюдаю, но мне кажется, что поубавилось амбиций. Был такой период, когда я был разочарован, писал по инерции. Сейчас я в более уверенной, крепкой стадии. Можно сказать, что я избавился от крайностей.
Художники свою планку с годами чаще всего опускают. И у меня был такой период, когда я эту планку очень сильно опустил. Теперь я вернул ее на место.
- Что тебе мешает, а что помогает в работе?
- Мешает нехватка времени, а помогает наличие времени.
- Как ты относишься к месту, где тебе выпало жить?
- Уфа - мой любимый город. Когда я уезжаю, даже ненадолго, мне его не хватает.
- А как ты определяешь свое место в городе?
- Я - часть художественного мира Уфы. Это чувство полнее всего я испытываю на выставках, в которых принимаю участие.