И вот, в феврале 1983 года наш зенитный батальон собрался на учебные стрельбы.
О зенитчиках говорят так: если хотели выехать на стрельбы, но не выехали - это три балла, если хотели и выехали - то это четыре. А если хотели, выехали, и даже куда-то стреляли - тогда это однозначно - пять баллов!
Наши командиры, несомненно, решили заработать «отлично по боевой подготовке», потому что мы погрузились в вагоны и поехали из былинного города Лубны а приморский Бердянск. Наши немаленькие пушечки, образца 1943 года мы затащили на платформы. Наш взвод назначили в караул. Эти самые пушки в дороге охранять. Ну, это только так говорится. Выглядит все несколько иначе. На каждую открытую платформу с двумя зачехленными орудиями усаживается по солдату. По случаю морозной погоды - зенитчик вместе с автоматом заворачивается в караульный тулуп и забивается в какую-нибудь щель в районе лафета - чтобы на скорости 90 км/ч - его не сдуло оттуда к чертовой матери.
Дальше - самое интересное. Если в нормальном карауле воин спит 2 часа, бодрствует 2 часа и стоит на посту 2 часа (простите, служившие, мне эти подробности, - не только для вас пишу) - и так ровно сутки, то в данном случае смена караула происходила тогда, когда поезд останавливался. А делать это он мог раз в 5, 6, или 8 часов. Чего ему, он же не пассажирский. Смена караула происходила довольно смешно. Как только поезд притормаживал, сидящий на платформе настораживался и готовился спрыгивать. А в плацкартном вагоне к такому десантированию готовились сменщики. Как только происходила остановка, из вагона и с платформы спрыгивали отстоявший и сменщик и, как последний раз в жизни, бежали по щебенке вдоль поезда навстречу друг другу. Голодный и замерзший влетал по лестнице в караульный вагон - сменщик взбирался на платформу, накидывал оставленный тулуп и кричал: «На посту!».
Пришла моя очередь «проветриться». Дождались остановки. Спрыгнул, бегу. Думаю только об одном: как не споткнуться. Потому что мордой в щебенку да еще с автоматом совсем не хочется. Уже впереди маячит платформа - и тут слышу, потом и вижу - бежит навстречу тетка и кричит: «Сережа, сынок!» Я, конечно, Сережа. Мать действительно на железной дороге работает. Но что ей делать здесь, на насыпи, какого-то полустанка!? На секунду опешил, и, увернувшись от теткиных объятий, добегаю до платформы, взлетаю на нее молодым козликом, и тут только перевожу дух. Кричу «На посту» и вижу как вдалеке в вагон влетает парень, которого я сменил. Натянул тулуп, пытаюсь понять: что это было?
Тут и тетка сама подходит. Смотрю -на ней оранжевый жилет путевой. Выяснилось: сын, тоже Сережа, служит в армии. Написал, что едет на учения, будет проезжать мимо родной станции. Вот она и ждала. А как увидела - что бежит солдатик - так и закричала: «Сынок». Ну, а я оказался сынком, да не тем. Вобще-то разговаривать на посту нельзя. Как, собственно и передавать и принимать какие-либо предметы. Но тут уже не до устава. Мне передали и я принял огромную чашку горячей вареной картошки с маслом, и порядочный кулек конфет. При чем, было сказано: «Ты, сынок, ешь спокойно, не спеша. Пока не поешь - мы твоему составу зеленый не дадим» Нам, кстати, перед учениями за три месяца домой писать запретили. Из соображений секретности.
Мне бумагу принесли. Я свой домашний адрес написал. Добрая чужая мама обещала написать моей, что видела меня живым и здоровым, что у меня все хорошо, что еду на учения.
Попрощались, и я поехал к морю, на свежем воздухе, наверно, в лучшем своем карауле в жизни.
Эта женщина действительно написала моим родителям.
Они получили письмо и еще долго переписывались уже после того, как я отслужил.
Даже в гости к нам эта женщина с сыном приезжала.
Была она откуда-то из под Запорожья.