(Из неопубликованного)
написано в августе 2004
Из под фанерных листов, настеленных поверх лаг будущего пола, холод забирался под подрясник, и если бы не валенки, торжественно врученные сердобольным Егорычем, к концу службы ноги бы я отморозил.
Вместо иконостаса на алюминиевой проволоке натянуты три простыни: две крайние - диаконовские врата, центральная - Царские. К простыням иголочками приколоты иконы. Всё канонически верно: Спаситель справа, Богородица - слева. Над Царскими вратами на растяжках висит икона с изображением Тайной вечерни, одна из десятка сохранившихся из разрушенного в 1962 году церкви.
Другие иконы и утварь была роздана по оставшимся церквям (которых вскоре также позакрывали), или разнесена по домам. Вернулись после почти сорокалетнего изгнания лишь немногие. Иконостас, правда, почти полностью уцелел, но забрать его нет никакой возможности. Он в окнах одного не бедного дома. Из него сделаны лутки и рамы. Образа регулярно проявляются сквозь краску, но их тщательно вновь и вновь замазывают. Краску, со временем, пришлось заменить со светлой на темную, по причине свечения по утрам нимбов закрашенных икон.
Вернусь, все же, в ту изначальную зиму.
Крыша над новой церковью уже есть, но покрыта лишь рубероидом, через который ветер надувает снег, маленькими суробчиками лежащий по всему храму. Полы отсутствуют, а окна разрисованы толстым слоем ледяных разводов. Инеем покрыты и стены, поэтому, когда говоришь ектенью или возглас, голос мгновенно затухает, вернее, застывает.
На клиросе абсолютно одинаковые певчие. Может быть они и разные, но все в тулупчиках, толстых пальто и в платках, и, когда поют, в облаке пара...
Февраль 1991 года.
Моя первая литургия и вообще первая служба на приходе. Восемнадцать градусов мороза и больше пяти десятков молящихся. Из них - половину причастников.
Накануне, Егорыч рассуждал:
- Ты, батюшка, всенощную то в городе отслужи, а то примерзнешь туточки...
- Так с вечера исповедовались бы.
- У нас завсегда утреню вместе с обедней служили, тогда и исповедАлись. Говорят тебе, служи в городе, холодно тут. И девки все померзнут.
«Девки» - это ровесницы Егорыча. Именно они в те годы - основные прихожане, как, впрочем, и организаторы прихода. Из них, нынче, половина только осталась. Другую половину уже отнесли «домой», в смысле, на кладбище, примкнувшее к приходу с северной стороны.
В тот морозный день, когда после причастия ставил Чашу на престол, рука не разгибалась. Замерзла.
Дую на побелевшие пальцы и иудины мысли в голове: приход в городе в десяти минутах ходьбы... Попроситься, причин множество сыскать можно. Переведут.
Клавдия, после службы подошла. С тихой просительной улыбкой:
- Ты, батюшечка, не скорби, не расстраивайся. И мы примерзли, а в душе тепло то как. Я вот тебе курочку принесла, на базаре то городском, все худосочные.
Уже намного позже узнал, что это она вместе со старостой и другими прихожанами к епископу ездила и именно меня просила к ним перевести. Владыка, оказывается, им строго на строго приказал, меня привечать, оберегать и любить по мере возможности...
Еще Ольга была. Ее я и сегодня на клиросе взглядом ищу, хотя уже много лет как отпел. К внуку ее, выросшем в алтаре, пристаю раз за разом с вопросом: «Ты бабушку-то помнишь»? Недавно ездил Александр, так внука зовут, к преподобному Серафиму. Говорит, что и о бабушке молился. По мне же другого ей места, как «светлого» на другом свете и не положено. Удивительно, но не помню ее исповедей. Вернее, как подходила к аналою, как плакала раскаянно, а исповедовалась она часто, в памяти осталось, но вот о чем говорила, что спрашивала, забылось.
Еще до осенней, в том же году, поездки в Софрино появились в храме подсвечники. Деревянные, точеные. Архип их делал, как и все то, что связанно было на стройке с деревом, не обходилось без его рук.
Удивительной личностью был этот Архип! В колхозе, пока он существовал, и дома - непререкаемый авторитет. На фронте в тылу не отсиживался. От Сталинграда до Пруссии с пехотой и прошел. Внуки со счета сбивались, отметены на деде от пуль и осколков считая. Соцсоревнования, партбилет, передовицы в газете, почетные грамоты не стали преградой вере, причем, деятельной и действенной для всего прихода.
Ныне, на каждой литургии, дроблю Агнец на деревянной тарелочке, Архипом сделанной, и сразу поминаю этого старика, безвременно и трагически ушедшего. Шел из церкви домой, сугробы были, скользко. Дорогу переходил, а тут машина по гололедной трассе.
Наверное, все исполнил.
Увеличивается вторая часть приходского синодика.
Все больше «О упокоении» имен.
По синодикам вообще легко о возрасте верующего судить. По формуле: чем больше «О здравии» тем моложе.
