Служим срочную. Не один год как нынче, а целых два. А до нас служили три. Советская Армия, начало лета, суббота, тепло и солнечно. Как всегда в этот день недели ПХД (парко - хозяйственный день). Подметать, мыть, вытряхивать пыль, посыпать песочком, подкрашивать, белить известью и так далее и тому подобное.
Надо привезти из карьера песок. Вот самосвал с водителем, вот старший машины, прапорщик, ему уже под сорок, служит старшим механиком. Вижу его в первый раз, позже я узнал, что он известный в гарнизоне знаток армейских афоризмов и командно - матерного языка. Ну и рабочая сила, по словам нашего старшины способная «заменить экскаватор» - два солдата с лопатами, я и рядовой Алиев. Он плохо говорит на русском, зато хорошо махает лопатой.
Приехали на карьер, это недалеко, километра три от военного городка. Мы ехали в кузове, так не положено, но можно, лежа, что бы никто нас не видел. Обратно придется пешком, меня назначили старшим колонны из двух человек. Водитель, рядовой, как и мы с Алиевым, но с весны уже «черпак», ткнулся лицом в рулевое колесо и мгновенно заснул. Прапорщик вышел из кабины, приказал нам начинать и прилег в сторонке, на кем - то поставленную там деревянную скамейку. Обычно такие скамейки в городских парках вдоль дорожек стоят. Спал он там или просто лежал я «не могу знать». Мы с Алиевым начали грузить.
Сколько прошло времени я не знаю, часов у меня нет, но команды «Отставить!» не было. Тут подъезжает начальник штаба полка на «козлике», тычет пальцем в сторону самосвала и начинает громко ругаться. Мы перестаем работать, водитель просыпается. Прапорщик вскакивает и мгновенно реагирует на ситуацию: кузов грузовика «с горочкой» заполнен песком, задние рессоры автомобиля выгнуты в обратную сторону.
- Нах…я дох…я нах…ярили, отх…яривай нах…й!
Начальник штаба сделал изумленное лицо и перестал ругаться, водитель подавился смехом, а нам не до смеха. Пришлось залезать в кузов и выгружать песок обратно, гидравлика машины может не справиться с поднятием такой тяжести. После ужина Алиев подошел ко мне и сказал: «Слушай, один слово, я все понял! Учить надо».
Наш язык, даже такой, ненормативный - национальное достояние, богатство, которого нет у других. Запретный и применяемый в мирное время и на войне, понятный каждому, даже нерусскому! Британский или немецкий унтер не может выразиться так "сочно" и понятно, как наш прапорщик.
За два года службы Алиев стал говорить на русском языке не хуже меня, в том числе материться при необходимости. Мы дружили, я делился с ним нашим богатством и при этом сам стал богаче. Вот такой парадокс со мной случился на военной службе.