Математика тянулась вечно. Бобка вполуха слушал объяснения учительницы, но все больше глядел в окно, туда, где в мартовском, по-весеннему ярком, небе тяжело и деловито летали грачи.
-Иванов! – раздался над Бобкиным ухом громоподобный возглас. Бобка вскочил и растерянно заозирался.
-Иванов! Повтори, что я только что сказала?!
- Ээээ, - замялся Бобка, ища глазами поддержку у товарищей. По классу прокатилась возбужденная волна смешков.
- Эх, Иванов! Садись! Доев, повтори нам, что я только что сказала?!
Шустрый черноголовый Доев вскочил со своего места и, раздуваясь от важности происходящего момента, отчеканил, глотая окончания слов:
- Мальчикам нашего класса после уроков надо остаться для выполнения важного партийного задания!
-Садись, Доев! Верно. Вы должны понимать, что в тяжелое теперешнее военное время… – учительница, наконец, отошла от Бобкиной парты, и тот облегченно вздохнул, - Каждый советский человек должен…
Она все говорила, но Бобка уже не слушал, засмотревшись на грачиную возню на ветках березы в школьном дворе.
Сразу после звонка Бобку выхватил Шурка и потащил, поволок его по коридору на двор подальше от девчоночьих ушей.
-Куда ты меня тащишь? – отбивался Бобка, на ходу надевая куцее пальто.
-Шшш! – зашипел на него Шурка, дергая за рукав.
Они выкатились на промозглый мартовский двор. Шурка затащил друга за угол, убедился, что вокруг никого нет, и жарко зашептал
-Мертвяков пойдем копать!
-Чего? – вылупился на него Бобка.
-Мертвяков, говорю, пойдем копать! Ты что, Чуню, не слушал что ли?
-Почему не слушал? Слушал! Она что-то про партийное задание говорила.
-Партийное – партийное! Говорю тебе, мертвяков копать.
-Да каких мертвяков? Чего ты несешь?!
-Как каких? – взбудоражено выпалил Шурка, - Наших! Ну, ты помнишь, в ноябре бои были?
-Ну!
-Не нукай, не запрягали! В ноябре бои были, тогда, помнишь, холодно было!
-Ну, помню, - решительно кивнул Бобка.
-И вот! Их же не похоронили. Вот мы и пойдем их зарывать.
Бобка вспомнил про колхозное поле, примыкавшее к селу. Еще в декабре, когда старый 1942 год подкатывался уже к своему концу, а фронт перемолол окружающие перелески и броневой поступью ушел на север, они с Шуркой сговорились пойти на ТО поле. И пошли, да только ничего с того похода не вышло. Бои только затихли и сельский председатель все ждал, что вот-вот пришлют какую-нибудь военную команду, которая заберет, как положено трофеи, да похоронит своих, а потому приставил к полю сторожа. Сторож бегал медленно, но стрелял метко, это уж мальчишки проверили на собственных тощих задницах. Бобка украдкой потер больное место.
-Вот вы где?! – из-за угла к ним вышел Сармат – длинный, немного нескладный парень, с оттопыренными ушами, на которых держалась ветхая кубанка.
-Все давно собрались! Пошли скорее!
Шурка нехотя кивнул, и они вышли во двор, где уже выстроилась редкая шеренга мальчишек, вооруженных кто чем: кто лопатой, кто киркой, кто веревками. Перед шеренгой расхаживал военрук. Хромой, с изуродованным лицом, без руки, вместо которой за широкий офицерский ремень был,заткнут пустой рукав, он испепеляющим взглядом проводил мальчишек, юркнувших в строй.
-Еще раз повторяю, для опоздавших! - гремел он, расхаживая перед притихшими мальчишками, - Тела голыми руками не трогаем! Боеприпасы не трогаем! Увижу, кто возьмет, будете до конца жизни сортиры драить! Ясно? Карманы проверю! Ясно, я вас спрашиваю?
-Ясно – нестройным хором пронеслось по шеренге.
-Ну, в колонну по двое, шагом марш!
И они пошли. По селу шли еще бодро, а как за околицей начался проселок, завязли, растянулись, еле переставляя ноги, утопающие при каждом шаге в жирной мартовской грязи. Бобке было не по себе, Шурка ж напротив, пребывал в каком-то болезненном возбуждении.
-Представляешь, сколько там хабара взять можно?! – радостно трещал Шурка, - Вон, Сарматов брат старший, оттуда винтовку притащил. Говорит железа там, на танк хватит, а патронов… Фиють, - Шурка резко провел ладонью по горлу, показывая, сколько именно патронов на том поле.
-И куда ты его денешь? – скептически протянул Бобка
-Ты совсем дурак, да?! Его продать можно!
-Где ты его тут продашь? У каждого второго этого добра валом!
-Да ну тебя! – обиделся Шурка
До поля дошли в молчании. Изрытое, искореженное воронками пространство с замершими черными остовами сгоревшей техники, в грязно-серых оспинах, рытвинах и кочках, поле простиралось почти до горизонта, упираясь одним боком в шоссе, и длилось дальше, почти до самых горных склонов. Бобка остановился и заворожено наблюдал, как скатывалась по склону вереница одноклассников. То тут, то там поле шевелилось такими же мальчишками, вздыхало на разные голоса, ухало, ржало протяжно, надсадно.
-Чего стоишь, пошли, давай! – резко, обиженно дернул его Шурка.
Бобка поплелся вниз, догнав друга, он виновато тронул его за плечо
-Шурка, ты это… извини! Ну, давай наберем твоего хабара, если хочешь.
-Ладно, - протянул Шурка.
Они спустились вниз и тут только Бобка понял, что рытвины и кочки, что чернели вокруг были телами мертвецов. Он почувствовал как где-то в глубине груди у него похолодело, сжалось, будто сдавили его тугой удавкой, так, что стало сложно дышать. Бобка распахнул пальто, стало полегче.
Догнав своих, они получили от военрука по веревке и смирного ослика в придачу. Мертвецов было много. Раскиданные по всему полю тела так вмерзли за зиму в землю, что ребятам приходилось делать вокруг подкопы, чтобы ослик смог вытянуть закостеневший труп в чавкающую грязь. Про хабар быстро забыли, пыхтя и отдуваясь, они скинули верхнюю одежду, подставляя спины весеннему теплому солнцу.
Бобка только-только приладил веревочную петлю на ногу очередного мертвеца, как Шурка остановил его.
-Ты чего? – изумленно спросил Бобка.
-Это ж фриц! – серьезно проговорил Шурка, - видишь, у него сапоги какие! У наших таких сапог не было!
-И чего?
-Ничего! – зло отрезал Шурка, - я фрицев таскать не нанимался!
-Да какая разница, Шурка?! Ну потащили уже, я веревку приладил!
-Как какая? Как какая?! – задохнулся от возмущения Шурка, - он же… Он же гнида фашистская! Он наших убивал! Не буду его хоронить! Не буду!
Шурка со всей мочи стукнул мертвеца ногой, наотмашь, будто мертвое тело могло почувствовать боль.
-Шурка, ну вдруг он не гнида был? – задумчиво проговорил Бобка, садясь на землю.
-Гнида-гнида-гнида! – отчаянно выкрикнул Шурка, - Они все гниды! Хуже гнид!
-Все-равно, мы ж его не можем так оставить? Ну смотри, все оттает, он тут нам завоняет все, землю отравит. Ну давай хоть до края поля оттащим, там пусть Автомат решает?
-Не буду я его тащить! Даже не уговаривай!
-Ну, не будешь, так не будешь, - спокойно проговорил Бобка, поднимаясь.
Он закрепил конец веревки на ярме, хлопнул ослика по тощему боку и, ухватившись сапог фрица, потянул. Раздался противный «чпоньк» и тело заскользило по грязи. Бобка взял ослика под уздцы и пошел вперед, где за дорогой виднелись черными точками землекопы. На половине пути, ослик зафыркал, заупрямился и наконец, остановился как вкопанный. Бобка тянул за уздцы, подталкивал, но осел упрямо стоял на месте, перебирая ногами, фыркая и низко наклоняя голову. Бобка рассеяно оглянулся. Вокруг никого не было. Где-то вдалеке в стороне села виднелась маленькая фигурка Шурки, до землекопов было еще далеко. Они стояли на узком перешейке между двумя глубокими воронками, наполненными талой грязной водой. Бобка потянул еще раз
-Ну идем, чего ты?! Пошли!
Осел взревел и попятился, рискуя свалится в яму.
-Тише, тише! – взмолился Бобка, хватая ослика за длинную морду ладонями.
Осел замер и тут Бобка услышал. Из ямы слева от него доносился тихий хрип. Спина тут же взмокла и похолодела. Он прислушался, хрип повторился. Бобка с опаской заглянул в воронку. Там, в грязной, илистой воде плескалось какое-то существо. Оно стонало и билось из последних сил, пытаясь зацепиться за склон воронки, но земля осыпалась и зверек съезжал обратно, с головой уходя под воду.
Бобка растерянно оглянулся, ища что можно кинуть в яму, но ничего не находил. Опустившись на колени, он попробовал дотянуться до существа рукой, придерживаясь за веревку с привязанным немцем, но сам начал съезжать по склону. Мамка убьет, - подумал про себя Бобка, и начал скидывать одежду. Зверек совсем обессилил и уже не пытался выбраться, а лишь барахтался, скуля, удерживая голову над водой.
В одних трусах, ежась от холода, Бобка съехал по склону воронки в ледяную талую воду. Ноги ему обожгло болью удара. В воронке лежал кусок металла. Бобка рванул вверх, выдергивая из воды барахтающегося зверька. Тот повис в его руке, трясясь от холода и поджимая облезлый тощий хвост.
-Щенок, - подумал удивленно Бобка. Стоя по пояс в воде, он подбросил щенка к краю воронки, и тот с визгом заскакал по склону, обваливая на Бобку комья грязной земли.
За ним полез и Бобка. Прилаживаясь, вцепляясь руками глубже в землю, прижимаясь к ней, он дополз до края ямы, а выбравшись долго лежал без сил на мокрой земле. Щенок, все еще дрожа, лизал ему лицо, уши, тявкал, тыкая холодным мокрым носом в глаза, а Бобка лишь отмахивался, не в силах встать. Наконец, он поднялся, кое как оделся, и сунув щенка за пазуху, поплелся вперед.
-Бобка! Бобка! – раздался за спиной знакомый голос, - Бобка! Куда ты пропал?! Я тебя уже полчаса ищу!
Бобка обернулся. К нему, спотыкаясь о рытвины, со всех ног бежал Шурка. На бледном заплаканном лице его были видны грязные полосы. Бобка остановился, привалившись к теплому ослиному боку. Он даже не знал, сердится на Шурку за то, что бросил он его с этим немцем, или радоваться тому, что Шурка его нашел. Он так и не решил. Только полез за пазуху и аккуратно вытащил пригревшегося и задремавшего уже щенка.
- На тебе, Шурка!
Шурка опешил, остановился как вкопанный не зная что сказать.
-Ну, на, держи!
-Собака! Собака! - протянул он ошарашенно, прижимая щенка к груди, - Бобка, ты где его нашел? Собака!
Шурка даже зажмурился от внезапно свалившегося на него счастья. Он так и стоял, закрыв глаза, подставив заплаканное лицо яркому солнечному свету, а щенок лизал, лизал его грязные щеки, прижимаясь всем телом к мальчику. А Бобка смотрел на него и улыбался.
