Шура Козуб – отважная и смелая
Большой портрет девушки, украшенный венком, висит в здании Ново-Ивановского сельсовета. Это Шура Козуб, комсомолка, красная партизанка, верная дочь нашей Родины, казненная немцами.
Шура родилась и выросла в Ново-Ивановке. Все знали и любили веселую, работящую девушку. Почти четыре года она работала налоговым агентом. По сбору средств она всегда занимала первое место в районе. Она же член молодежной агитбригады, прекрасная исполнительница частушек. Еще лучше стала работать Шура в дни Великой Отечественной войны.
Фронт приближался к родным местам. Слышались близкие раскаты орудийной стрельбы. В густых зарослях по реке появилась немецкая разведка. С группой бойцов Шура ушла проводником по знакомым с детства дорожкам. Наглый враг был окружен и уничтожен.
Все реже можно было застать Шуру дома. Она исчезала на день, на два. Возвратившись, подолгу о чем-то говорила с бойцами, а затем, простившись с матерью, Шура ушла надолго.
1 ноября, когда в селе хозяйничали фашистские мародеры, неожиданно вернулась Шура. Она вошла бледная, с трудом опираясь на раненую ногу.
— Мама, спрячьте документы. — С этими словами протянула она матери бережно завернутую партийную кандидатскую карточку. Нога разболелась: появилась опухоль, нагноение. Шура пролежала более 10 дней. Подолгу молчала. Только по ее осунувшемуся, побледневшему лицу видно было, что она напряженно о чем-то думает. Из скудных фраз мать узнала, что она с бойцами попала в окружение, нужно было уходить пешком, а в это время разболелась нога. Шура решила вернуться домой, чтобы поправившись уйти и скрыться.
Но враг зорко следил за тем, что делалось в маленьком домике Козубов. 17 ноября с обыском явились полицейские. Шуру арестовали.
Петля
В полицейском управлении, в Майском — допрос. На назойливые вопросы гитлеровцев о местопребывании партизан отвечала ровным, твердым голосом: „Ничего не знаю, не спрашивайт». Ее били, ей угрожали смертью — она молчала. Шуру вывели на улицу. На ее груди повесили дощечку с надписью: „Я была партизанкой".
— Вот твое место, — сказал немец, указывая на высокий столб, по которому уже карабкался с толстой веревкой гестаповец. Она обвела взглядом знакомую улицу. Невдалеке стали останавливаться жители. Они с недоумением смотрели на невиданное зрелище. В синей блузке с яркими цветами на груди, вышитыми нежной рукой матери, в серенькой клетчатой юбке, в сапогах, стояла девушка, крепко сжав руки, то поднимая глаза на страшную петлю, то опуская их вниз. Ни жалоб, ни просьб не сорвалось с ее губ. Она шагнула к скамейке, встала.
— Скажите,—умираю за Родину, — сказала она, поклонившись народу, и спокойно надела петлю. И только несколько крупных слез скатилось по бледным ее щекам. Немец резко выбил из-под ее ног скамейку и покосился на громко зарыдавшую женщину.
Три дня висел труп. Люди всматривались в знакомые черты лица, ровные брови, черную родинку на правой щеке и в сотый раз перечитывали шопотом: „Я была партизанкой".
Фашистские палачи продолжали свои издевательства над трупом: сняли сапоги и раскачивали за ноги, нагло смеясь.
Вечная память
4 января частями Красной Армии район был очищен от фашистских банд. Через несколько дней друзья и односельчане хоронили свою Шуру. В почетном карауле стояли ее товарищи. Был ясный морозный день. Звуки похоронного марша уносились далеко за село.
— Положите ее рядом с отцом. Он тоже боролся за лучшую жизнь, — сказала мать, Ксения Даниловна.
И Шуру похоронили около могилы отца, активного участника гражданской войны.