Я увидела Настю во время учебы в ординатуре. Она поступила в мою палату, и когда я зашла к ней, уже лежала в кровати, укрытая одеялом. Рядом не было ни костылей, ни коляски, сама она была веселая, улыбчивая и в первые минуты я даже не могла предположить масштаб трагедии. Ну как надо было догадаться, что эта непрестанно шутящая, красивая девушка парализована ниже пояса. Возникла неловкость. Я спрашивала про жалобы, она говорила, что язык стал как будто не свой, и плохо слушается. Я не знала про ее диагноз, она не знала, что я не знаю. Она уже привыкла к не движущимся ногам и уже не жаловалась на них, и очень удивилась, когда я попросила ее встать для осмотра. «Я не могу, ноги уже пол года не работают совсем», - был мне простой ответ. Я смутилась, извинилась, начала ее смотреть лежа. Она легко отвечала на любые вопросы, рассуждала здраво и логично. Позже я узнала, что она тоже почти закончила мед.фак, болезнь чуть-чуть не дала ей получить диплом. В отделение ее положили не для лечения, вернее оно было, но и я и она понимали, что не поможет, мама ее все надеялась, и, периодически, за Настю бралось то или иное светило. Пока она лежала у нас, в отделении как будто было светлее, частенько на весь коридор раздавались переливы ее смеха из палаты. Еще она пела. И это было такое звучание, которое уносило тебя в неведомые дали, ее тембр напоминал целый церковный хор с ангельскими голосами. Хоть Настя и храбрилась, но песни всегда выбирала грустные, думаю непроизвольно. Она ни кого не могла оставить равнодушной, все ходячие пациенты отделения стекались к ней в палату, она задумывала шалости над медсестрами, веселые игры, задушевные чаепития. Сейчас я думаю, может все это уже было проявлением болезни, критика к своему состоянию была снижена. Тогда это был просто Настин легкий характер. О ней прежней я знала только то, что сообщали скудные данные истории болезни. Однажды меня попросили заменить другого ординатора и я осталась дежурить в ночь. Уже был сделан обход, написаны все истории, в палатах погас свет и я хотела немного полежать в ординаторской. Проходя мимо Настиной палаты, услышала плач. Даже не поверила сначала, потом испугалась, что ей стало плохо и она не может дотянуться до кнопки. Зашла. Настя спала, а ее ставшее таким худеньким тельце сотрясалось от рыданий. Я мягко ее потрясла, она испугано вскочила. «Я кричала, да? Кошмар приснился. Будто и руки меня перестали слушаться. До этого ведь еще не скоро, Ирина Сергеевна?», - как-то разом выпалила она. «Ты что, Настя, конечно не скоро, этот уровень совсем не задет еще, ты же сама знаешь», - сказала я, хотя хотела сказать, что осталось года два-три, не больше. В ту ночь она попросила остаться и поговорить с ней. Она рассказывала про свою прежнюю идеальную жизнь. Про любящих родителей, про младшего брата, которому всего шесть лет и он в этом году пойдет в школу. Про свой дружный класс в школе и самую лучшую группу в университете. Про одноклассника Максима, с которым они с первого класса вместе шли из школы до ее дома, и он всегда ждал, чтоб она поднялась до квартиры и помахала ему из окна. В десятом он ее в первый раз поцеловал, и она мчалась по лестнице наверх такая счастливая, как будто крылья выросли. С того дня они начали встречаться. А на выпускном так танцевали вальс, что дух захватывало и у них самих и у тех, кто смотрел. Потом была учеба в университете, и хоть факультеты были разные, но Максим так же старался встречать ее каждый вечер или приходил по утрам под окно желать доброго утра. Они были за городом с друзьями, когда Настя в первый раз почувствовала тяжесть в ногах. Было ощущение, что она перетрудилась ими и очень устала, такое бывало раньше после долгого бега. В тот раз она не бегала, но все таки списала свое состояние на усталость. Суеты в предыдущие месяцы было и в правду много. Максим закончил учебу, и хоть ей оставался еще год, они решили пожениться. Подготовка к свадьбе, экзамены в университете, все это отнимало много сил, поэтому они и согласились на эту поездку на природу. О плохом самочувствии девушка никому не сказала, подумала – отдохнет и все пройдет. Но на следующий день ноги уже были как ватные и она боялась упасть с каждого шага. То что с этим шутить не следует, поняла сразу, в конце концов, неврологию в прошлом году она сдала на отлично. Но тем не менее сцепив зубы она дотерпела до дома и только там рухнула без сил, казалось этими последними шагами она выжала из ног последние капли жизни – они висели безжизненными плетями. Испуганная мама вызвала скорую. В больнице ее ждали унизительные вопросы и анализы на тему употребления алкоголя и определенных химических веществ. Одно предположение сменялось другим, один врач сменял другого. Диагноза все не было, сил в ногах тоже. Настя и сама днями и ночами гуглила свои симптомы, подгоняя под разные болезни, которые не подтверждались. Ответ пришел неожиданно, после одного из рутинных обследований, другие лишь его подтвердили. У Насти болезнь, разрушающая двигательные клетки, неизлечимая, постоянно прогрессирующая, не дающая шансов и оставляющая ей еще всего пару-тройку лет. Свадьбу она отменила сразу, хоть Макс и просил этого не делать, плакал, говорил, что вместе через это пройдут. Вот только Настя понимала, что переходить то некуда, даже рак оставлял больше шансов. И ей не хотелось, чтобы любимый человек видел ее беспомощной, обездвиженной, ведь то, какая она сейчас – это еще цветочки, совсем скоро даже все физиологические ее функции будут исполнять трубочки. Кушать, писать, какать – уже ничего она не сможет делать сама. Природа то ли поиздевалась, то ли пожалела, решила сначала отнять что-то не такое нужное – после ног, стала забирать речь. Чувство усталости в языке с каждым днем все сильнее, а она слишком хорошо помнит, что за этим следует. На больницу она согласилась, чтобы дать матери возможность унести из дома свадебное платье. Сама она живет только сегодняшним днем, не загадывает, не мечтает. Поняла, что до этого многое пропустила в жизни. И если не торопиться, не спешить, жить каждой минутой, то дни оказываются тянуться долго и отведенного ей времени должно хватить, чтобы удовлетворить жажду жизни.
Настя заканчивала рассказ уже заплетающимся языком, видно было, что она устала, но я не могла остановить эту исповедь. На следующий день у меня был выходной и я долго искала какие-нибудь варианты лечения, хоть и понимала, что скорее всего это все уже сделали, уже искали и не нашли. Тем не менее выписала контакты пары зарубежных клиник, занимавшихся ее случаем. Отдала Насте при выписке, просила связаться, обещала помочь. Она сказала, что позвонит через пару дней, как отдохнет от больницы и может мы и на самом деле вместе что-то найдем. Думаю, она меня так утешала. Больше я Настю не видела. И хоть в истории болезни остался ее адрес и даже номер телефона, сама я с ней связаться так и не решилась. Иногда я представляю, что она все таки уехала куда-нибудь в Германию, проходит там лечение и скоро обязательно мне позвонит. "Ирина Сергеевна, представляете, я все таки выхожу замуж", - скажет она чистым, ясным голосом.