Сейчас это кажется смешным, но тогда казалось страшным и беспросветным.
Все шесть лет учебы в мединституте мы изучали “общественные науки”. Сначала Историю партии, потом Политэкономию, Научный атеизм, что-то еще, и на шестом курсе Научный коммунизм. Значение этим наукам придавалось огромнейшее. А научный коммунизм надо было сдавать как госэкзамен.
Преподавателем научного коммунизма у нас оказалась совсем молоденькая девочка, которая только что закончила Московский Университет и очень этим гордилась. Мы, студенты, в тот момент все были старше ее, потому что в меде учатся дольше. От этого она жутко комплексовала и постоянно нас нахлобучивала. Я не был исключением.
В общем, по разным причинам к госэкзаменам у меня накопилась куча задолженностей. Сдавать все я не успевал. Но на мое счастье выход я нашел.
Когда у всех были предэкзаменационные каникулы я начал ходить на отработки. Ежедневно. В мой третий приход, я заметил, что она заплакана и очень переживает. Я спросил, в чем дело, сначала она отмахнулась, потом, расчувствовавшись, стала рассказывать, что у ее годовалого ребенка тяжелая форма диатеза, и ничего не помогает.
Ну! Я же почти готовый педиатр! Я напрягся изо всей силы, и выдал несколько народных рецептов и рекомендаций, включая диету. Оказывается о диете ей никто не говорил. Девочка слегка успокоилась, прониклась, и отпустила меня с богом, допустив до госэкзамена, не забыв добавить, что сдавать я обязан только ей, и выше тройки она мне не поставит.
Хотя для дальнейшей карьеры оценки на госэкзамене непринципиальны, было обидно. Остальные то госы я сдавал на четыре-пять. Поэтому я, придя домой сказал жене и теще. Трое суток я буду готовиться, ежедневно мне ведро кофе и не беспокоить.
Первым делом я накатал серьезный реферат на подходящую тему, потом сел читать и писать шпаргалки. Шпорил я первый раз в жизни, понимая, что не воспользуюсь шпаргалками. Три дня непрерывной зубрежки с перерывами на короткий сон. К сдаче экзамена я подошел вымотанным и выжатым как половая тряпка.
На экзамене, естественно, сел к этой преподавательнице. В паре с ней сидел заведующий кафедрой госпитальной хирургии, пожилой еврей с потрясающим чувством юмора, которого я неплохо знал, и он знал меня. В общем на вопросы я худо-бедно ответил. Дошло дело до дополнительных вопросов.
Тут оживился второй экзаменатор. Видимо очень хотел мне помочь. У меня вот такой вопрос - сколько у нас в стране членов партии? Я немного завис, а потом ответил осторожно - я, мол их не считал. А во вчерашней “Правде” цифра опубликована, заявил он в ответ, и назвал цифру. Я пожал плечами - я готовился к этому экзамену, прессу не читал.
Ага! Обрадовался он. Тогда последний вопрос - кто заведует кафедрой госпитальной хирургии? Я спокойно называю его имя-отчество. Вот! Вот! Обрадовался он, обращаясь к главному экзаменатору, знает ведь, знает! Все больше вопросов нет, иди.
Результатов экзамена я, жутко нервничая, ждал почти три часа. Все нормально, четверка. А профессор вышел из аудитории, подмигнул мне, и спросил, ну как, спас я тебя? Спасибо ему.