Автор: Елена Саммонен
Читайте в журнале Покет-Бук Пролог, Главу 1, Главу 2, Главу 3, Главу 4, Главу 5, Главу 6, Главу 7, Главу 8, Главу 9, Главу 10, Главу 11, Главу 12, Главу 13, Главу 14, Главу 15, Главу 16, Главу 17, Главу 18, Главу 19, Главу 20, Главу 21, Главу 22 романа "Мистерия иллюзий"
Глава 23
Лебединая песня
– Я говорю тебе, что можно повторить трюк с погребением заживо! – воскликнул Элиас в один из вечеров после очередного представления. – Я все продумал. Знаешь, почему Магистр погиб? Его погубил слишком непрочный гроб. Но если бы он был чересчур прочным, то дело бы тоже хорошо не кончилось. Я знаю, как сколотить ящик.
– Не надо, Элиас, мы уже открыли собственное кладбище три года назад и я не хочу, чтобы оно расширялось, – говорил Йоханнес, расслабляясь за бутылкой виски после вечера, насыщенного работой.
– Нет, мы обязаны повторить этот фокус! – упорствовал Элиас, нервно постукивая кончиками пальцев по крышке стола. – Даже известный иллюзионист Маскелайн говорил, что нам стоит усовершенстовать этот трюк и повторить его через некоторое время. Я усовершенстовал его. Например, чтобы защитить лицо от земли, стоит уже лежа в гробу, натянуть на голову рубашку. И можно еще проделать в гробу отверстие, через которое может пролезть человек. Вот смотри: заколачивают в крышку последний гвоздь, а я в это время пролезаю в то отверстие и проваливаюсь в заранее выкопанную яму. Этого никто не видит и гроб, якобы со мной, погребают на глубине четырех ярдов. Я прохожу через подземный лаз и спокойно выхожу потом из кустов, живой и невредимый.
– Так никто не делает, Элиас, – заметил Ильмари, вмешавшийся в спор. – И лучше не эксперементировать. У нас уже умер один брат. Второго мы на тот свет не отпустим.
– Ничего не случится! – уверял Элиас. – А Юхани был с рождения болен.
– Ничего и не надо, – проговорил Йоханнес.
Элиас, не найдя поддержки у братьев, в сердцах воскликнул: «Ну и глупо с вашей стороны! Это великолепный и зрелищный трюк, а вы от него отказываетесь в пользу дешевых карточных фокусов!». Он, негодующе взглянув на Ильмари и Йоханнеса, развернулся и вышел прочь из комнаты гостиницы, где они проживали во время своего присутствия в Мэринг-Лайне.
– Обиделся… – проговорил Йоханнес, невозмутимо опрокинув в себя еще один фужер виски.
Глядя на воодушевленного Элиаса, он не замечал, что на Ильмари, который почти все время держался в стороне, нет лица. В последние несколько дней он был необычайно печален и, казалось, что от веселого Ильмари, напоминающего ласковый весенний лучик солнца, не осталось и следа. Йоханнес, только что обнаружив отчужденность брата, ненавязчиво спросил: «А ты почему сегодня такой… Отрешенный? Что-то случилось?»
– Да, случилось,– с горечью произнес Ильмари. – От меня ушла жена. Неделю назад Кертту забрала сыновей и покинула Лиственную пустошь.
– Как это, ушла?! – воскликнул Йоханнес, искренне сопереживая брату. – Почему? Ты знаешь, где она?
– Лето и сентябрь мы прожили в доме нашей с тобой мамы. Все было замечательно до тех пор, пока наши язычницы не попытались завербовать в свою глупую религию Эйно и Пертту… Я ничего об этом не знал, поскольку все это время был с вами в Глазго. Когда я вернулся домой пять дней тому назад, ни ее, ни моих сыновей в доме не было. Мама уверяла, что Кертту изменяла мне, пока я работал. Знаешь, мне в тот момент показалось, что я проклят. То Жанна, то теперь Кертту, которую я был готов впустить в свое сердце на ее место. Я снова хотел залезть в петлю, но в среду, среди ночи, ко мне тайком пробралась в спальню Тарья. Она лишь успела сказать, что Кертту оговорили и сообщив о попытке мамы заставить Эйно и Пертту поклоняться какому-то там Локи, сказала мне, в какую сторону уходила моя жена. Я нашел ее в съемном домике на Спринг-Стрит в Нью-Роуте, но она заявила, что не хочет больше ничего иметь со мной и моей «чокнутой семейкой».
– Ильмари, солнце мое, мне очень жаль, что так произошло, но я не собираюсь тебя жалеть, поскольку знаю, что в таком случае ты лишь опустишь руки, найдя утешение в сочувствии окружающих, – сказал Йоханнес. – Не будь податливой глиной, из которой можно лепить все, что заблагорассудится. Будь конкистадором-завоевателем. Обрети ее вновь, отбив в безоружной схватке сердце и душу Кертту. На кону, в конце-концов, стоят не только ваши чувства. Подумай хотя бы о том, что для счастливого детства любому ребенку нужна полная семья, с матерью и отцом. Сделай это для своих сыновей, Ильмари.
– Я бы рад, но она не пускает меня даже на порог… – печально произнес Ильмари, с горя приложившись к бутылке виски и разделив ее с братом.
– Поговори с Элиасом – он же наверняка первым узнал о вашей размолвке, ведь домой вы вернулись вместе. Отправь его к Кертту – пусть он побеседует с ней – может, Элиас сумеет убедить ее вернуться в семью.
– Попробую пока справиться сам, а там посмотрим.
Но на этом беды, рухнувшие на братьев, не закончились. Пока они были в Мэринг-Лайне, Йоханнесу пришла телеграмма из Дрим-Тауна, в которой Лилия умоляла его срочно приехать. Она сообщала, что тяжело заболела Жанна. Йоханнес, отказавшись ехать на следующий день в Литлфорд, бросился на вокзал, откуда уехал домой. Когда он покидал Дрим-Таун неделю назад, там зарождалась эпидемия дифтерии, которая уже на тот момент поразила многих. Йоханнес тогда в шутку сказал жене: «Если я вернусь, а ты болеешь – будем спать в разных комнатах». На что Жанна, засмеявшись, ответила: «Тогда у меня есть особый резон беречь себя, дорогой.» На такой позитивной ноте они и расстались. Жанна заразила его своим хорошим настроением и тревога в его душе умерила свой пыл. Йоханнес, возвращаясь в Дрим-Таун, пораженный страшной эпидемией, до последнего надеялся, что болезнь обошла их дом стороной, и Лилия преувеличивает, что Жанна болеет так тяжело. Он, несмотря на призрачную веру в благополучие, всей душой переживал за Артура, ведь дифтерия заразна. Оказавшись дома, Йоханнес, к своему горю, застал Жанну, болезненно-бледную и ослабевшую, в постели, что устроила ей Лилия в зале. Сейчас она спала, и Йоханнес тихо утроился в кресле рядом с ней, переживая ее болезнь, как свою собственную.
– Леди Жанна заболела на следующий день после вашего отъезда, мой господин, – сообщила Лилия. – Мы приглашали доктора, и он прописал лечение. Учитывая то, что господин Блэйк едва закончил свое обучение и не имеет опыта, лечение, увы, не помогло…
– А Хоскинс? Почему вы не обратились к нему?! – чуть не плача, произнес Йоханнес.
– Мы не знаем его адреса.
– Быстро беги на телеграф и отправь ему сообщение! – потребовал он. – Я напишу тебе его адрес.
Он остался наедине с женой. Она, приоткрыв глаза, прошептала губами, потерявшими свой былой румянец: «Ты приехал!» Это прозвучало так по-детски радостно и наивно, так трагично-надрывно, что сердце Йоханнеса сжалось.
– Да, моя любовь, я здесь, – проговорил он. – Ну что ты лежишь и хандришь? Вставай, болеть – это скучно. – Йоханнес старался скрасить угнетающую обстановку внесением пусть и фальшивого, но веселья. К сожалению, у него это выходило проделать лишь сквозь слезы.
– Не получилось у меня сберечь себя, Йоханнес… – опечаленно проговорила Жанна, протянув к нему свои истончавшие руки. – Так тяжело я еще никогда не болела… Уже столько дней едва могу подняться с постели, трудно даже сделать глоток воды… Давали какую-то сыворотку, а она, как подслащенная вода – никакой совершенно пользы…
– Я велел Лилии отослать телеграмму доктору Хоскинсу – скоро он приедет и вылечит тебя, ведь Хоскинс – хороший врач, – Йоханнес ни на минуту не переставал верить в благополучный исход этих печальных обстоятельств.
– Артурри, слава Богу, еще держится – мы его не выпускаем из детской, – сказала Жанна. – Но я так боюсь, что он заболеет… Сегодня обещала приехать моя мама – она заберет его в Нью-Роут.
– Все будет хорошо, Жанна, – Йоханнес взял ее руку в свою. Она была горяча, ведь Жанну лихорадило. – Вот выздоровеешь, и мы начнем готовиться к Рождеству, ведь уже через две недели Святки. Мы, как и в прошлом году поставим в этом зале большую ель, украсим ее стеклянными игрушками, которые станут переливаться пурпурным цветом в свете разноцветных свечей. И к нам, как и в прошлом году, заявится старина Аэрн. Помнишь, как на прошлое Рождество к нам в дом забежала моя крыса, о которой я забыл тебе сказать. Надо было видеть тебя со стороны – ты была такой трогательно-робкой, что в моем сердце вспыхнуло пламя чувственной нежности к тебе, которую я до этого, наверное, не испытывал никогда.
– Во времена твоего отсутствия Аэрн часто прибегает к нам. Я уже привыкла к нему и кормлю его с рук. Никогда не думала, что подружусь с крысой, – Жанне было все тяжелей говорить, но она пыталась умолчать о своих ощущениях, чтобы не огорчить Йоханнеса. Ей было больно видеть, как ее любимый супруг, сидя над ее почти что немощным телом, тщетно пытается скрыть слезы отчаяния.
– И мы обязательно пригласим погостить у нас твою маму и моих братьев, – продолжал мечтать вслух Йоханнес, желая отвлечь Жанну от боли. – Ильмари недавно признался мне, что хотел бы увидеть своего племянника. Он велел мне передать тебе, что давно простил нас с тобой. В канун Рождества мы отменяем все свои представления и в этом году не изменим традиции встречать праздник в кругу семьи. Представляешь, как будет счастлив Артур, когда обретет еще одного родного дядю?
– Жаль, что я не увижу этого, – слова Жанны были тяжелым ударом для него. – Йоханнес, я ведь все знаю. Я слышала разговор Лилии и того молодого доктора. Он сказал, что в моем случае дифтерия смертельна. Мы все слишком сильно запустили, и возбудители моей болезни каждый день травят меня. Сегодня утром я едва не задохнулась, но, видимо, Всевышний пожалел меня и дал возможность проститься с тобой. Возьми это кольцо и не расставайся с ним, пока не поймешь, что тебе уже незачем хранить память обо мне.
Жанна сняла со своего указательного пальца изящное золотое колечко с маленьким кроваво-красным рубином и надела его на безымянный палец правой руки Йоханнеса. Он сам по себе был человеком миниатюрным, и его руки были ненамного крупнее изящных рук женщины, поэтому маленькое колечко Жанны было ему впору.
– Носи его, и пусть это кольцо принесет тебе счастье, Йоханнес, – ее слова походили на прощание и он, уже не в силах держать в себе боль, не прятал слез. – А нашему сыну отдай вот этот кулон – он передается у нас по женской линии как талисман. Моя мама подарила мне его в день нашей свадьбы, надеясь, что у нас будет дочь. Быть может, Артур однажды осуществит ее мечты в своих детях и отдаст этот кулон своей дочери.
– Нет, Жанна, ты не можешь… – Йоханнес, не боясь заразиться от нее, припал лицом к ее горячей груди. – Тебе всего-лишь двадцать три года, любовь моя… Останься, прошу тебя! Помнишь, я просил у тебя дочь? Ты сказала, что у нас все впереди…
– У тебя все впереди, дорогой, – по ее щекам текли огненные слезы, – а я обречена. Спасибо тебе за эти годы, Йоханнес. Если бы не ты, я не познала бы любви и счастья. Береги Артура. У него, в отличие от тебя, нет ни братьев, ни сестер.
Жанна, не в силах больше говорить, замолчала. Она делала знаки, прося его уйти – Жанна, зная о том, насколько заразна ее болезнь, боялась, что она погубит и его. Но оставить Жанну, возможно, умирать одной, было свыше его сил. Он, стоя на коленях у изголовья дивана, на котором она лежала, вспоминал яркие события их недолгого счастья. В сознании Йоханнеса проносились события далекого 1908 года, когда она вошла в их семью, будучи невестой его брата. Он вспоминал, как однажды им пришлось ехать в одном седле через весь лес к озеру Теней, куда держали путь его братья, Йоханнес видел, будто в наяву, путь в Ювяскюля, когда он застал ее в слезах от похождений Ильмари. В его памяти проплывали картинки их первого поцелуя в доме Князевых, когда Йоханнес, не в силах скрывать свои чувства, признался ей в своей тайной влюбленности. Он вспоминал прелесть их первой ночи, позорное разоблачение и счастливый его исход в храме у алтаря… Та, которую он любил, лежит сейчас при смерти, прикрыв прекрасные очи в ожидании своего несчастного финала.
Тьма уже давно опустилась на Дрим-Таун, ожидающий наступления ночи. Сегодня был промозглый день, так похожий на многие дни в декабре. На улице страшно завывал ветер, обламывая ветви деревьев и старая вишня, что росла у окна зала, била в стекла своими тонкими, но жестскими ветками. И дождь, не прекращающийся весь день, стучал по карнизам, отдаваясь своими ударами в разбитых сердцах двух. По воде на мокрых дорогах плыли тени приближающейся смерти и несчастной любви. В половине девятого вечера из Нью-Роута приехала Агнес. Жанна молча приветствовала ее, слегка приоткрыв глаза.
– Ах, Жанна! – мать бросилась к ней. – Я до конца не верила, что все так серьезно…
– Я тоже… – угрюмо произнес Йоханнес, не отходя от нее. – Еще неделю назад уезжал из дома – она была здорова, а теперь умирает… – на последнем слове его сердце вновь рассекла острая боль скорби.
– Где Артур? – спросила миссис Бредберри, поглядывая на дверь зала.
– Он с Лилией в своей комнате, – сказал Йоханнес. – Пока еще здоров, слава богу.
В этот момент Жанна почувствовала себя особенно плохо. Она ощутила, что уже не может повернуть голову и даже что-то сказать – казалось, ее мягкое нёбо было парализовано. Жанна лишь вытаращила глаза, и Йоханнес понял, что конец ее близок. Он, чувствуя, чего она хочет, быстро принес из детской сонного Артура, прикрыв ему рот и нос шейным платком Жанны, который нашелся в шкафу. Мальчик, судя по всему, мало что понимал и поэтому произнес: «Что, мама?»
Жанна лишь прикоснулась немеющей рукой к его шелковистым белым волосам и закрыла глаза. Навсегда. Йоханнес, не в силах пережить час беды, крепко сжал ее тело в своих объятиях и разразился горькими слезами, молвя лишь одно: «Жанна! Жа-нна!» Агнес, решив, что она явно здесь лишняя, ушла в детскую, уведя с собой внука. Этот вечер был кодой счастливой жизни с любимой женщиной для Йоханнеса. И кульминацией его любви к Жанне, пленившей навека его сердце.
Новые главы романа "Мистерия иллюзий" публикуются два раза в неделю по вторникам и пятницам.
Нравится роман? Это результат кропотливого труда. Помогите автору улучшить условия работы. Поддержите творчество Елены Саммонен денежным переводом с пометкой "Для Елены Саммонен".