Женька был пронзительно рыжий, вихрастый, весь обсыпанный веснушками с зелеными глазами. Мама была черненькая, смуглая кареглазка, а папа голубоглазый блондин. Никто не мог найти в Женьке ни одной родительской черточки. Соседские ребятишки называли его подкидышем, не сами конечно же придумали, поди кто из взрослых подсказал. Женьку прозвище обижало, он очень любил родителей, и готов был броситься в драку с любым кто посмел бы сомневаться, что он не их сын. Когда был совсем маленьким он тут же бежал после этого к маме, трогательно заглядывая ей в глаза, спрашивал: «Мама, я же родной, правда?». «Конечно, мой сладкий», - целовала его она. А когда чуть подрос, почему-то стал бояться этот вопрос задавать, словно ждал, что вот он уже достаточно взрослый чтобы знать правду. Что за правду он и сам не понимал, но в сериалах, которые смотрели мать с бабушкой, регулярно какая-то правда, связанная с детьми всплывала. Инстинктивно он старался держаться теперь поближе к отцу, словно проверяя, так же сильно он его любит как, например васькин папка Ваську, или колькин – Кольку. Он задавал ему вопросы, просил помощи в детских делах, помогал ему по мере своих сил. Разницы в отношении он не замечал, поэтому у него вошло в привычку брать тяжелую отцовскую руку и на секунду прижиматься к ней щекой. Женьке было семь, когда в доме вдруг как-то засуетились. Ждали гостей. Приехать должна была папина сестра – тетя Света, жила она за границей уже много лет, работала там, вышла замуж, и дома ее не было уж лет 8. Собственно она и Женьку то не видела, но регулярно присылала ему подарки. Женька был рад увидеть наконец ее в живую, втайне он надеялся, а вдруг она привезет ему велосипед, о котором он так мечтал. Дома все чистилось, выбивалось, убиралось. А потом в очередной из дней готовилось и пеклось. И вот отец поехал на вокзал. Женька несколько раз подбегал к окну, все не мог дождаться гостьи. А когда машина с ней, наконец, подъехала к дому, все никак не мог решиться выйти, наблюдая из-за угла, как мать обнимала дочь, и та знакомилась с женой брата – его мамой. Но вот крикнули и его. Немного нерешительно он вышел из своего убежища, а потом осмелев даже протянул ей руку – «Я - Женька». Тетка руку пожала, по голове его погладила. А сама, тихо вскрикнула, обращаясь к брату: «О, май гад! Вы что, его взяли?». Женька хорошо запомнил ее слова, может потому что не понял, какой еще гад, и почему она так ругается с папой. Он весь внутренне сжался, приготовясь к страшному ответу. «Он похож на моего отца», - спокойно сказала мама. Да, Женька это слышал уже. Хоть он не застал ни одного из своих дедушек, но о том, что деда Петя был таким же поцелованным солнышком, как говорили многие. Но он видел, что тетка покачала головой. Больше он не ждал от нее подарков и гостинцев, не радовался приезду, хотел лишь, чтобы она побыстрее уехала и не нарушала больше их привычный покой. Тетя Света гостила месяц, все это время хоть и она была с ним ласковой, он чувствовал на себе ее недоверчивый взгляд. Из-за этого он даже дома старался бывать реже, оставаясь подолгу у друзей, или уходя к другой бабушке, чтобы у тетки меньше времени оставалось на сомнения. Наконец она уехала, и уже видя отъезжающую машину Женька радовался как никогда, без повода обнимая маму и бабушку. Прошло месяца три, он уж почти и забыл о теткином приезде, да и о существовании. А потом пришло ее письмо. Первой прочитала его бабушка, Женька видел, как сморщивалось все больше и больше ее всегда спокойное лицо, и вдруг она подскочила и ударила по щеке, стоящую недалеко его маму. Та стояла опешив, хлопая глазами, не понимающая. «Вы что, мама?», - все повторяла она. На шум выбежал отец, ему-то бабушка отдала письмо, и он чернел лицом, долго его читая и видимо перечитывая. Потом отдал жене. «Что это значит?», - падали по одному его ледяные слова. Мама читала письмо и крупные слезы катились по ее лицу. «Женя, сыночек, иди, поиграй в комнате», - наконец очнулась она от оцепенения. И Женьку буквально вытолкали из кухни, где происходил разговор. Он конечно же пытался услышать, что же происходит там за закрытой дверью. Но слышал только невнятный заплаканный голос матери, долго о чем-то рассказывающей. Потом была долгая-долгая тишина. И наконец бабушка громко произнесла: «Чей бы бык не скакал, а теленочек-то наш», а потом крикнула: «Женечка, сынок, иди я тебе блинов пожарю», и открыв дверь, в которую он прижавшийся к ней чуть не вывалился, крепко обняла Женю. Он смотрел на родителей. Они тоже сидели обнявшись и хоть слышал он только слезы матери, показалось, что и у отца глаза красные. Больше они к этому письму не возвращались. Тетке видимо был послан ответ, потому что в следующие свои приезды, она эту тему не затрагивала.
Прошло четверть века лет. Женька вырос, у него у самого была семья и такой же рыжий сын, Подсознательно он был очень рад этой схожести, никто и никогда не усомнится родной он или нет, он не хотел для него таких же мучений, которые были у него. Бабушка давно умерла. Потом заболел и ушел отец. Вот тогда-то мать и открыла ему ту самую семейную тайну, которая оказывается, все таки, была. Выходила она за отца замуж молоденькой девушкой, сразу забеременела, но никто на свете не знал, что на третий день после свадьбы она возвращаясь в темноте через парк от своих родителей была подкараулена двумя парнями, которые, не дав ей возможности сопротивляться надругались над ней. Она не могла допустить, чтобы молодой муж узнал о пережитом позоре, и никому ничего не рассказывала много лет, считая сына, все таки, похожим на деда, не позволяя даже себе сомневаться. До того злополучного письма от тетки с анализом на ДНК. В России то их тогда не делали, а вот в Германии – да. Тогда она во всем призналась, будучи готовой взять Женьку и уйти из этого дома. Но муж любил ее, любил Женьку, а мудрая свекровь своей грубоватой поговоркой раз и навсегда закрыла эту тему.