К утру, мы были на передовой. Падая от усталости, добрался до окопа, накрылся плащ-палаткой и уснул. Снилась дорога. Холодная, зимняя, по которой идём мы, новобранцы. Скрип сотен сапог по заснеженной целине, пар от дыхания, иней на бровях, серые шинели и бесконечная даль.
Шли молча, изредка закуривая махорку, иногда раздавались отрывистые команды: «Встать, встать!» Я резко дернулся и вскочил. Передо мной стоял сержант, который кричал в моём сне. Он хмуро смотрел на меня и прошёл дальше. Кто-то сказал: «А, вы же новенькие, еще и немцев не бачили». Он указал куда-то вперед, за окопы.
Я осторожно выглянул. Впереди лежал нетронутый снежный наст, морозный воздух нещадно жёг легкие. Кто-то подал бинокль. Настроил бинокль, вдали рассмотрел снежную траншею. Что-то серое мелькнуло и скрылось. Я вздрогнул. Ведь это немец! Фашист! Всего в каких-то сотнях метрах от меня! Кто-то похлопал меня по спине, дал свернутую самокрутку. Махорка была забористая. Руки дрожали. Скоро наступление.
Командир лишь ждёт приказа от Главнокомандующего, связисты давно протянули линию. Во взводе царило нервозное ожидание. Бойцы растянулись по всей линии окопов. Кто спит, кто травит байки, кто-то чистит оружие, а кто-то пишет письмо, может быть, последнее. Разговоров почти не слышно, каждый думает о своём.
Раздался гул и вой.
– Воздух! –закричал кто-то
Серый самолет, с едва различимым крестом на боку, летел прямом на нас. Все кинулись в укрытие, залаяли зенитки. Я быстро кинулся на дно окопа и пополз. Раздались пулеметные очереди Юнкерса, я вполз в блиндаж под спасительный настил бревен.
Вдруг кто-то ударил меня по ушам, присыпало землей. В голове загудело, я оглох и отключился. Пришел в себя, встряхнул головой, прислушался. Выполз из покосившегося блиндажа. Согнувшись, выглянул из окопа. Немецкий самолет уже улетел, но оставил после себя вздыбленную воронку на месте землянки связистов. По краю окопа пробежал боец, от его сапог посыпался снег. Пробежал еще один. Я карабкаюсь вверх, цепляясь за край руками. Бегу вместе с ними.
У воронки уже собралось несколько солдат, пытаются разгрести завал из бревен. Вот показалась чья-то нога, поднимаем бревно, придавившее тело. Это молоденький парнишка. Его светлые, голубые глаза открыты и мёртво смотрят в небо. Старый солдат нагнулся и прикрыл лицо связиста ушанкой. Меня замутило, это была первая смерть, которую я увидел на фронте.
На передовой установилось сомнительное затишье.