Похороны совпали со Светлым Христовым Воскресением. И потому у гроба приветствовали друг друга шепотом: «Христос воскрес» - «Воистину воскрес». И односельчане заходили проститься еще с радостными лицами, торопливо гася праздничный свет, примеряя выражение, сопутствующее моменту… И даже кто-то сказал, что умерший в Светлый праздник непременно будет обретаться подле престола Господня.
-Он раньше умер, - прошелестела в ответ вдова. Она не плакала. Сидела в головах у супруга и смотрела в лицо человека, с кем прожила 50 лет.
Им в середине марта шумно, на все село справили золотую свадьбу. Хотя, и на той свадьбе поначалу настроение было чуть лучше, чем сейчас. Уже все знали, что это рак легких, что это последняя стадия. И знали, что Боженька отмерил им еще, может быть, месяц, ну два. И еще знали, что он отказался от химии. И что до последнего работал на пилораме. Но это было его желание – провести свадьбу. И собрать все село. И так гульнуть, чтоб небу было жарко.
Дети сделали такой подарок. Организовали, провели, отпраздновали. И все было: и красивое поздравление в ЗАГСе, и фата из золотой тафты на голове «невесты», и хлеб-соль поданный детьми, и внуки собрались, и даже трое правнуков. И гости, уже забыв о болезни от души плясали и пели.
Нынче пока ждали, когда привезут из больницы тело, мы бесконечно просматривали эти снимки и кадры. Обычные кадры, деревенский лихой пляс, поцелуи «молодых». Последняя нежность в объятьях, прикосновениях. Правнук на руках прадеда. Они в окружении четырех детей и доброго десятка внуков, невесток, зятьев.
Помню, как кто-то бравурно-радостно пожелал им тогда дожить вместе до бриллиантовой свадьбы. И вдруг зависло неловкое, тяжелое молчание. И он поднимая бокал, вдруг сказал отчаянно-весело:
- А то! У Бога дней много, доживем.
И пошла гулянка своим чередом…
Да, никогда не считала дядю Андрея каким-то особо сильным. Обычная семья. Обычная жизнь. И тётю Лену никогда не считала сильной женщиной. И дети их ведь не гиганты большого бизнеса, не крутые мужики, обычные, земные, выпить могут, работать могут. Но, какую же силу надо было иметь, что веселиться, чтоб улыбаться, чтоб шутить зная о приговоре. И дарить ему, уходящему этот праздник? Дарить так, что мы – гости, вдруг уверовали, что чудо возможно. И ведь пили, пели и плясали от души, и желали здоровья тоже от души.
Три дня село поздравляло, три дня широко отмечало золотой юбилей. Да, мы поздравляли, а он уже прощался. Наверное, ему было очень важно, чтоб запомнили его родные не изломанным болезнью, а счастливым юбиляром?
А на другой день, как отгулял юбилей, он опять пошел на работу, на пилораму племянника, семьдесят два года, а он работал. Больной, кашляя надрывно и страшно - работал. Как? На каких внутренних резервах?Как справлялся с приступами? Не знаю. Рамщик, пилоточий, управляющий – все в одном лице. И когда скрутило в последний раз, сказал племяннику:
-Зарплату Лене отдай, ей теперь пригодится. Крест и гроб в гараже, обшить не успел. Обошьете.
К смерти, как к последнему испытанию относятся по-разному. Дядя Андрей относился по-крестьянски. Отдавал распоряжения так, будто собирался в тайгу, на охоту и надо было переждать без него несколько дней. И к похоронам своим готовился так, как готовился бы к семейному торжеству, прикинул, сколько всего понадобится, заранее забил поросенка. Заранее купил водки. Последнюю взял молчком и оставил там же, в гараже. Там же нашли муку, сахар… Какой все-таки немыслимой силищи человек, в последние дни думать не о себе, а о супруге и детях, о том, что похороны затратны, готовится к ним. Удивительно, что раньше этой силы никто не замечал. Жил себе человек и жил. Не было в его судьбе героических будней миновали его война, Афган, бандитские разборки, его и вспоминали, как человека, который сроду не дрался. Миролюбивый был, спокойный, безобидный... Сколько таких тихих и неприметных с огромным запасом мужества просто жить и достойно умереть? Разглядим ли? Ну, да у Бога дней много...