Роман вырос человеком угловатым, но с правильным характером. Детство его прошло "на районе" и оставило слепок на всю оставшуюся жизнь. Отсутствие отца взрастило в нём твёрдость характера, а стычки и "левые дела" во дворе - ценность дружбы.
Встретились мы с ним на одном курсе кулька, куда он пришёл с любопытством к новому, уже огромным багажом опыта и хорошим достатком. Человек он серьёзный. Но дружбу ценит, что и доказывал неоднократно. Однажды "по учебной" тревоге.
Если для крестьян - середина зимы была испытанием голода, то для студентов театрального это было испытание деньгами. Потому что новый год в этой среде - это время самой усиленной работы: с одной стороны заканчивается семестр и пора выпускать работы на экзамен, а с другой стороны манят новогодние халтуры обещающие горы золота, порой правда такие же сказочные, как и предлагаемые роли. Вот и мой друг загрузил себя работами на месяц вперёд и в один день не мог успеть из-за репетиции однокурсницы, у которой "горела" работа. Подставлять никого не хотелось, нужна была замена, но был занят почти весь курс. Почти. Он пошёл на последний, или как поправил Рома, "крайний" шаг - попросил Рому отработать за него.
Сцена просьбы была более напряжённая, чем с Доном Корлеоне. Выглядевший уже на 35 Роман, приехавший в строгом костюме из налоговой поболтать с однокурсниками, после услышанного стоял и смотрел на друга молящими глазами: в нём боролись два начала - помощь другу и стыд перед "зашкварной" работой.
А работка и правда была самого низкого характера. Во-первых, детский утренник, во-вторых, надо было выбежать сначала Шреком, затем Спанч-бобом. Самое дно халтур. Сочетание дешёвой программы "дети - схавают, родители - заплатят" и унизительных ролей. Без патологий или жажды наживы никто туда не рвался. (Но родители и вправду платят : от 800 до 5000 за час потения.)
Через 20 минут просьб, Рома смотрелся беспомощно. Он перебрал все варианты, но, смирившись, собрал волю в кулак и поехал на казнь. Попутно он клялся, что это в первый и последний.
Мы с другом остались на репетицию. Мне было жаль Рому. Но потом стало ещё больше, когда через 30 минут репетиция перенеслась. Пока ждали и мялись, приехал Рома. Он зашёл красный и без лишних слов позвал курить в туалет. Закурил он жадно. И после 3 затяжек его порвало проклятиями, наполненными стыдом и самоиронией. Радость того, что это закончилось, благо перекрывало негодование. Свою бурю он закончил - "Вышел я один раз - и хватит на всю жизнь", и закурил следующую.
"Один раз? Ром, там же два утренника подряд?". После этой фразы оживший взгляд Ромы снова померк, а звонок другу от девочки-организатора - "где Рома у нас же через 40 минут выход?" - снова погрузил его во мрак и отчаяние. На этот раз Рома сопротивлялся упорно, но внутренне понимал безысходность. И в итоге, поехал, по пути проклиная и прося никому, никому из его окружения не рассказывать.
Друг вздохнул спокойно. Заварил чай. А спустя какое-то время мы снова стояли и курили, потому что нигде так задействованы и не были, а просто проболтали за чаем. Не без причин же эта проба горела под конец семестра.
И вот закуривая, друг понял, что в итоге зря устроил Роме Голгофу. Он посмотрел мне в глаза и попросил сказать, что мы были заняты своим отрывком. Меня, конечно, подмывало поведать всю иронию ситуации, но вспомнив взгляд Ромы, поборовшего себя ради дружбы, я кивнул.
А через полгода друг сам всё рассказал, за что Рома очень долго на него ворчал, хоть и со смехом.