КОШЕЛЕК НОГАЙКИ АДЫГСКАЯ СКАЗКА

Опубл.: ССКГ, 1872. Вып. б, с. 105-108.

Записана Кази Атажукиным в 50-е годы XIX в. Им же выполнен перевод на русский язык.

До занятия кабардинцами Абгаша там, говорят, жили ногайцы. Но перед приходом кабардинцев земля эта была покинута ногайцами и некоторое время оставалась пустопорожней. В это-то промежуточное время один кабардинец приехал в камыши, здесь находящиеся, поохотиться по первому выпавшему снегу. Только он приблизился к камышам, как видит на снегу следы семи собак и одного верхового. Недоумевая, кто бы мог сюда приехать, так как места эти были опасные и редко кем посещаемые, кабардинец «взял следы» и поехал по ним, но не по тому направлению, куда они пошли, а обратно, откуда они шли. Все не покидая следов, он въехал в камыши, где в самой гуще встретил небольшую ногайскую кибитку. Когда он подъехал к ней, оттуда вышла к нему девушка и, приветствуя, пригласила его в кибитку. На вопрос его: «Есть ли тут стражник?» — девушка отвечала, что «он поехал на ловлю того, кого не могли бы догнать семь скакунов».

Тогда кабардинец, желая узнать, кто бы мог быть этот поселившийся в пустыне с одной девушкой человек, слез с коня и зашел в кибитку с намерением дождаться охотника, который поехал с борзыми на ловлю зайцев и лисиц. Пока девушка приготовляла гостю закуску, возилась над огнем, вернулся и хозяин кибитки с несколькими затравленными зайцами и лисицами.

Оказалось, что это был бедный старик ногаец, который при перекочевке его племени, не имея средств последовать за ним, остался здесь со своей единственной дочерью и кормил себя и дочь тем, что затравливал на охоте семью борзыми собаками — своим единственным достоянием. «Как только немного соберусь с силами, думаю последовать за своим племенем»,— заключил старик свой печальный рассказ. Дочь старика понравилась кабардинцу, и он вознамерился теперь же предложить старику выдать ее за него, а самому, чем ехать вдаль к своему племени, переселиться к нему, где он проживет старость без нужды. Отказываясь от предложения кабардинца на счет переселения, старик ответил, что он препятствовать не будет, если дочь согласна за него идти. Дочь же сказала, что пойдет за него, если только он не откажет снабдить старика, ее отца, средствами для возвращения на родину.

— Одному старику потребуется немного, ему будет достаточно, если дать ему денег, сколько вместится в этот кошелечек,— сказала девушка, достав из-за пазухи небольшой кошелек и передавая его кабардинцу.

Видя, как мал кошелек, кабардинец сказал, что наполнить его дело пустое и что он съездит только домой, и тотчас привезет кошелек, наполненный серебром. Вернувшись домой, он насыпал в кошелек все серебро, какое, имел дома, но в кошельке не заметно было никакой перемены: он был, казалось, таким же пустым, каким был привезен. Занял кабардинец у соседа серебро, сколько у того оказалось, насыпал и то в кошелек, но он все такой же пустой, как и вначале. Занял у третьего, четвертого, наконец, объездил всех знакомых, родных — словом, побывал везде, где только рассчитывал найти какое-либо серебро, клал все найденное в кошелек, но тот нисколько не заполнялся.

Наконец, приехал он, совершенно уже отчаявшись наполнить когда-либо кошелек, к одному кабардинцу, который был женат на сестре ногайки, давшей ему этот кошелек. Услышав странное свойство кошелька и потом увидев его, женщина эта сказала:

— Я узнаю его, это кошелек моей сестры, негодной ведьмы. Не зная его секрета, ты не наполнишь его серебром всего мира. Но я его сейчас наполню.

Взяла она немного земли, насыпала в кошелек, и, когда потом положила туда же одну небольшую монету, кошелек оказался полон. Удивленный кабардинец просил тогда объяснить ему, что это значит. Женщина разъяснила следующее: «Кошелок этот выделан из утробы человеческой; известно, что человеческая утроба не насыщается, не заполняется до тех пор, пока не попадет в нее земля. И кошелек этот обладает тем же свойством. Ты положил в него столько серебра, что, казалось, можно было им наполнить сотни таких кошельков, а между тем кошелек был пуст, как и вначале. Я же, как ты видел, зная его свойство, насыпала в него немного земли, и он наполнился и одной монетой. Теперь, когда ты знаешь его свойство, ты можешь наполнить его, положив ровно столько, сколько пожелаешь».

«Хорошо же,— подумал кабардинец,— покажу я этой негодной ведьме, как обманывать меня». И, приехав домой, он высыпал из кошелька все деньги, какие уже там находились, взятые у других возвратил заимодавцам обратно. Потом из своих денег положил в кошелек столько, сколько он нашел достаточным калымом за ногайку, и поехал к старику ногайцу. Девушка со стариком, приняв кабардинца очень радушно, угостив, спросила, привез ли он назад кошелек. Кабардинец вынул его и положил перед девушкой. Та, взяв кошелек в руки и чувствуя, что он очень легок, быстро высыпала из него деньги и, сосчитав их, сказала:

— Странно, кошелек мой не имел обыкновения столь малым наполняться.— Но, тотчас догадавшись, что, наверное, ее ведьма-сестра объяснила кабардинцу свойство кошелька, не прибавила ничего более.

— Ты исполнил свое обязательство,— сказала потом дочь ногайца,— и я не изменю своему слову, выйду замуж за тебя, хотя рассчитывала на гораздо больший калым. Но в отплату за сыгранную со мной шутку,— продолжала она, обратившись к отцу,— обещаю тебе, отец, я сделаю с ним то, что он будет показываться людям только раз — сперва в течение семи дней, затем семи недель, потом семи месяцев и, наконец, семи лет.

Кабардинец, не пугаясь обещанной ему незавидной бабьей жизни, все-таки взял девушку и женился на ней. Но, говорят, жена так забрала его в руки, что он, действительно, не выходил из своей сакли и не показывался людям, как предсказала она.