На интервью с живописцем Арсением Гусаковским я не шла – летела, настолько интересно было пообщаться с товарищем по кисти и узнать, как он понимает и чувствует искусство и в чем видит свое призвание.
Екатерина: Начнем с детства. Все дети рисуют на уроках ИЗО. Вы можете сказать, что у Вас это проявлялось в большей степени, чем у других ребят?
Арсений: Безусловно! Так как вся моя жизнь была связана с искусством. У меня отец художник, он писал каждый день. И вся квартира была, безусловно, в красках. Я рос в этом. Безусловно, я впитывал эту атмосферу. Начал рисовать, как только, грубо говоря, стал ходить, говорить – как-то так. Первые наброски, может быть, в два-три года. А за масло уже брался в четыре года. То есть, у меня есть работы 95-го года, например. Я рисовал отца, маму, коляску. И это всё была масляная и акварельная живопись. Есть работы, которые я написал шести-пятилетним ребенком. Мы их храним на даче, красиво!
Потом я перестал рисовать. Я ушел в другие виды творчества: занимался танцами, музыкой, закончил музыкальную школу по фортепьяно и живописью фактически не занимался. График у меня в основном был такой: учеба, вечером я либо спорт, либо танцы. Потом уже начался университет. Периодически я пытался сделать наброски, но банально не хватало времени. Опять занялся живописью уже после окончания МГУ, активно делал наброски, опять начал входить в эту систему. С того дня продолжаю тренироваться, набиваю руку. Также пишу маслом. Но опять же говорю: это с перерывами.
Екатерина: А как в итоге сложились отношения с музыкой?
Арсений: Я учился в гнесинке, в музыкальной школе у себя в Крылатском, в девятом классе я играл на выпускном вечере, как сейчас помню. Закончил класс фортепьяно.
Екатерина: А сейчас продолжаете играть?
Арсений: Играю. Музыка мне очень по душе, мне нравится именно фортепьяно. Я сублимировал свою энергию, играл, и у меня всё получалось хорошо.
Екатерина: Вы пытались связать в своих работах музыку и живопись? Например, слыша какую-либо композицию, переложить ее на холст?
Арсений: Нет. Музыка для меня отдельно. Это способ выражения своих эмоций, чувств. Живопись – это другое. Я не смешиваю эти виды искусства. Я стараюсь концентрироваться на каждом из них. Если я рисую, я стараюсь не думать о музыке. Вообще рисовать нужно в тишине. Нужно быть по максимуму сосредоточенным. Музыка в данном случае может рассеивать внимание. Если ты рисуешь пейзаж, наблюдаешь его, нужно по максимуму раствориться в природе, послушать, как соловей поет, может быть, шелест листвы. То есть, прочувствовать, в том числе в шумовом плане. Если параллельно слушать музыку, то можно просто порваться. А как сказал один из великих, «Художник – это не истерик». Нельзя рисовать в состоянии истерики. А музыка, если соединять эти виды искусства, может создать именно истеричное состояние. Поэтому только покой, и только раздельно.
Екатерина: У меня часто бывает наоборот: я вдохновляюсь музыкой и под какую-то одну композицию пишу всю картину. Но это отдельная история. Расскажите про свою индивидуальную манеру, как Вы видите свое развитие в этом плане?
Арсений: От души. Во-первых, искренне. Никаких шагов. Искренне, от души, с любовью – обязательно. Когда смотришь на предмет изображения, ты стараешься его полюбить. Например, рисуешь сирень. Ты стараешься ее прочувствовать, полюбить, и потом уже – изобразить. Я стараюсь писать с любовью и без дополнительных наркотиков в виде музыки. Бывает, выпивают художники и курят. Вы понимаете, о чем я говорю – это дополнительные факторы, стимулирующие работу художника. Нужно максимум освободиться от всех этих наркотиков. Максимум. Настроиться. Полюбить предмет. И написать его, не нарушая законов красоты, понимаете?
Если я говорю «искренне писать», это не значить, что надо мазать красками эмоции и так далее… Писать искренне, но выдерживать какие-то рамки определенные. Это и золотое сечение, и определенная тональность. Делать искренне и с силой. Когда я беру мастихин, я рублю им, как шашкой. Но опять же, я это делаю так, чтобы всё было выдержанно. Не просто, что называется, помахал и всё. Это самое сложное, на самом деле. Это гармония между законами красоты и самовыражением. Здесь надо лавировать. Если хорошо славировать, тогда получается отлично!
Екатерина: Вы можете сказать, что Ваш стиль полностью сложился? Или Вы еще ищете свой путь?
Арсений: Я хочу сказать, что на две трети сложился. Я знаю, куда иду, я прямо вижу это направление. Я уверен в этом направлении, оно правильное. Буду дальше так двигаться. Единственное, самое главное, как я считаю – то, чему учил меня отец уже много лет: «пробить» плоскость изображения. Сделать так, чтобы появилось пространство в работе. Не просто, грубо говоря, линейная перспектива – академически изобразил первый, второй, третий сегмент – а именно, чтоб она задышала. Об этом говорили великие мастера. Это, на самом деле, очень сокровенная вещь. Каждый мастер это чувствует по-своему. Сезанн почувствовал идею пространства и света, у Врубеля это было тоже пространство, но по-другому. Но они все говорили об одном: чтобы работа дышала. И неважно, цветы Врубеля или пейзаж Моне и Сезанна. Я вижу этот путь. Я для себя так считаю, и так считали учителя, которые моему отцу это говорили, и сам отец, который очень сильно повлиял на мое восприятие (папа, мое уважение к тебе!). Без него я не понял бы этих главных вещей – что нельзя уходить в жесткий академизм, а нужно рисовать так, чтобы это было красиво и дышало.
Екатерина: Насчет художников, которые Вас вдохновляют. Вы называли Врубеля, Сезанна. А есть какая-то картина, про которую Вы можете сказать, что она изменила Вашу жизнь или Ваши взгляды на мир, на вещи, на живопись, сильно повлияла на Вас?
Арсений: Я могу сказать, что работы Рафаэля на меня очень повлияли, особенно одна работа… Это было в Мюнхене, когда мы с папой были в музее. Мы прошли весь зал, и остановились у этой работы. Там было бирюзовое небо, берег реки – можно было смотреть и любоваться. Тогда я увидел этот фон, этот объем. Я увидел в первый раз Рафаэля, он очень сильно меня поразил.
Среди других мастеров… Я не могу навать четко конкретные работы. Коровин, люблю очень Коровина. Но там больше, все-таки, тон, я его за тон люблю. Там нет такого пространства, как у Рафаэля, но тональная живопись – потрясающая. Я делал выставку вместе с папой – памяти Коровина – ездили в Крым. Так получилось, что наша командная группа по водному полу выступает там каждый год. Так вот, в Гурзуфе есть музей Коровина, я периодически, помню, выезжал в течение двух лет в этот музей, любовался этими видами, бухтой Чехова, где Коровин тоже был. И я полюбил его очень сильно.
Еще Крымов. Крымов – тоже тональная живопись, изумительная передача тона. В последнее время мне Врубель нравится. Я считаю, что его не до конца оценили в мировом искусстве. Не только «Сирень», у него есть и другие, которые поражают своей основательностью. Не размазня, не сюси-пуси, когда на плоскости что-то там нарисовано, а основательная живопись, она прям дышит, понимаете? Там другая энергетика, но основательность мне очень понравилась. Это из последних.
Итак, отвечаю на Ваш вопрос. Рафаэль – это было на четвертом курсе, пять лет назад. Потом – Коровин, когда я ездил в Крым на водное поло каждое лето. Крымов и Врубель. Вот мои герои.
Екатерина: Мне из них больше всего нравится Коровин. Я импрессионизм в принципе обожаю, но он для меня стоит даже выше французских импрессионистов.
Арсений: Жму Вам руку!
Екатерина: Чем Вы занимаетесь помимо живописи?
Арсений: Я занимаюсь научно-преподавательской деятельностью, читаю лекции по своей специальности – по ядерной геополитике. Сотрудничаю с молодежными организациями, поддерживаю наши отношения со скаутским движением, так как я был тоже скаутом. Развиваю сотрудничество по детским движениям. Пытаюсь заниматься молодежным воспитанием по мере своих возможностей. Искусство, в том числе великое искусство, о котором мы сейчас говорили – вот важные здесь темы. Нужно, чтобы молодое поколение вырастало не только хорошими дисциплинированными людьми, а именно людьми со вкусом, чтобы они ощущали красоту этой жизни. Маршировка, банально занятия – это и так понятно. А если ребенок (скаут, например) видит всю эту красоту, это уже другой человек вырастает. Это ведь наше будущее, будущее России. Наша задача во многом – помочь молодому поколению видеть красоту. Хотя бы просто объяснить. Если бы был курс рисования в каждом училище – это идея по максимуму. Но хотя бы объяснить.
Также у меня еще научно-исследовательская работа, я защищаюсь в Дипломатической академии по теме ядерных вооружений и отношений между Россией и США.
Екатерина: Искусство меняет мир к лучшему? И если меняет, то как именно?
Арсений: Да, меняет, но не всё. Во-первых, нужно разбираться в живописи. Чтобы разбираться, надо, чтобы тебе кто-то объяснил, должна быть качественная педагогика, хорошего уровня искусствоведы. Не искусствоведы-сухари, а искусствоведы, которые сами брались за кисть, сами прочувствовали этот процесс. Такие мастера должны объяснять, показывать красоту, объяснять, что Уорхол и Врубель – это не одно и то же, или актуальное искусство и гибридное искусство – это не импрессионизм, их нельзя ставить на одну черту, что есть определенная иерархия в искусстве. Что Рафаэль – выше, чем Репин, а Крымов – выше, чем Кончаловский. Об этом можно говорить. Можно создать иерархию. Но, к сожалению, современная педагогика, в том числе и искусствоведение, учит тому, что всё хорошо: и Крымов – хорошо, и Кончаловский – хорошо, и современные художники – отлично. При этом как бы нивелируя эту иерархию, которая объективно формировалась. Потому что всё в мире иерархично, на самом деле.
И поэтому, если говорить о том, как это влияет… Когда мы рассматриваем художников, если всё правильно объяснить – человек видит красоту, и возникает желание совершенствоваться. Если он понимает, что к Рафаэлю надо стремиться – он понимает, что существует определенный рост. Иначе уже безразличие идет, плюрализм. До Крымова надо дойти. До Коровина еще плясать. А до Врубеля – тем более. Если ребенок это понимает, что иерархично всё, то первое, что воспитывается – это тяга к самосовершенствованию, и это будет во всем проявляться. Есть прекрасное, по-настоящему прекрасное, и это облагораживает человека во всех смыслах. Когда человек стремится к прекрасному, совершенствуется, у него теряются вредные привычки: ребенок уже не захочет материться, употреблять алкоголь и так далее. То есть, всё связано очень сильно: тяга к прекрасному и моральное состояние человека, нравственное. Поэтому подчеркиваю, что правильно объяснять, не смешивать всё вместе в одну кучу, где какие аспекты, у кого композиция, у кого цвет. Именно такое преподавание по максимуму прививает ребенку хорошие качества ответственного человека, ответственного гражданина, говоря вчерашним языком. (Смеется).
Екатерина: Раз уж мы заговорили об иерархии – видите ли Вы свое место в ней? Хотите ли быть всемирно известным художником?
Арсений: Я скажу прямо. Во-первых, как я уже говорил в предыдущих ответах, живопись – одна из частиц моей жизни. Она не полностью занимает мою жизнь. Чтобы стать великим мастером, надо работать по четырнадцать-семнадцать часов в день. Кто-то из великих сказал, что для него художник – это человек невыспавшийся, без еды, уставший от труда. Я стараюсь делать наброски каждый день, но, опять же, это час максимум. Это не то время, за которое можно стать великим мастером.
Но получив такую школу от отца, от его учителей, я не буду бросать это дело, оно будет со мной всю жизнь. Я по мере своих возможностей буду создавать работы, из них, может быть, будут одна-две, в которых получиться пробить плоскость. Но говорить, что стать великим художником… Я не собираюсь полностью погружаться в искусство. Искусство дополняет жизнь, оно делает жизнь более разнообразной, красивой. Но, чтобы стать великим, надо просто полностью уйти в затвор и пахать, пахать, пахать. Минимум четырнадцать часов в день. И в течение двадцати-тридцати лет. А если часик порисовал – это уже не соответствует такому статусу. Поэтому, еще раз говорю, великим мастером – нет, но создать пару работ, которые стали бы достоянием, которые прославили бы семью и отечество. У меня есть желание, но я не могу бросить остальные вещи, я разносторонний человек, мне нравится всё. И оставить всё ради того, чтобы стать великим мастером – нет.
Екатерина: Большое спасибо за интересную беседу! Творческих успехов Вам!
Арсений: Спасибо! И Вам тоже!
Еще больше интересных статей читайте в моем блоге про искусство:https://paintingrussia.com
Не забывайте лайкать записи и подписываться на канал, чтобы я знала, что пишу не в стол ;)