Найти в Дзене
22 туза в колоде

"Мы с ним росли в одном дворе" или становление офицера.

Ну, с Суворовским училищем не получилось, но в высшее я поступил. Он приехал без экзаменов, в то время были такие правила для суворовцев. Попали, естественно на один курс, в один батальон, даже в одну роту. Правда его через полтора месяца перевели в другую роту, его почему-то невзлюбил командир роты. Они непостижимым образом поняли, что не уживутся, и капитан вдруг понял, что не сломает его. Хотя для чего ломать человека мой друг не понимает до сих пор. Это стало еще одним табу для него. Когда, пользуясь властью и более бесправным положением человека, ты его пытаешься прогнуть под себя – это не талант и умение работать с людьми, это ущербность. Эта ущербность больше унижает его самого, чем того, кого ломают. За четыре года учебы было много таких моментов, правда большинство из преподавателей и командиров были достойными офицерами, за что им низкий поклон и благодарность. А ломать его пытались потому, что как он сам говорил, у него на лбу написано, что он совсем не гуттаперчивый и

Ну, с Суворовским училищем не получилось, но в высшее я поступил. Он приехал без экзаменов, в то время были такие правила для суворовцев. Попали, естественно на один курс, в один батальон, даже в одну роту. Правда его через полтора месяца перевели в другую роту, его почему-то невзлюбил командир роты. Они непостижимым образом поняли, что не уживутся, и капитан вдруг понял, что не сломает его. Хотя для чего ломать человека мой друг не понимает до сих пор. Это стало еще одним табу для него. Когда, пользуясь властью и более бесправным положением человека, ты его пытаешься прогнуть под себя – это не талант и умение работать с людьми, это ущербность. Эта ущербность больше унижает его самого, чем того, кого ломают. За четыре года учебы было много таких моментов, правда большинство из преподавателей и командиров были достойными офицерами, за что им низкий поклон и благодарность. А ломать его пытались потому, что как он сам говорил, у него на лбу написано, что он совсем не гуттаперчивый и язык у него не шершавый.

Так или иначе, каждый выбирал свой путь и ему следовал. Мой друг, опять же, имея свое мнение не вступал в партию. Позже, когда уже офицером служил в войсках до него докопался парторг полка. Кто такие парторги и пропагандисты – это отдельная история, но не любили их все и каждый. Ну так вот этот парторг стал приставать к нему с вступлением в ряды КПСС. Друг ответил твердое НЕТ! На вопрос почему, вогнал этого деятеля в состояние шока. Мне, говорит, такие товарищи по партии, как вы, не нужны, и вообще, кто сказал, что красная книжечка автоматически причисляет в порядочные люди? Пропагандист полка вообще был объектом издевательств. Как только на утреннем разводе он появлялся перед строем, кто-нибудь обязательно крикнет «ПИАСТРЫ, ПИАСТРЫ»! Его мимика была под стать попугаю на плече у пирата из какого-то старого фильма.

Как-то раз на моем друге решил выместить свое настроение командир батальона. Человек глубоко несчастный, так как женился по залету, причем после того, как его жена побывала под его сослуживцами. Пишу об этом спокойно, так как мой друг всегда был не в восторге от всяких грязных разговоров о женщинах, но эта ситуация была в полку у всех на устах.

На караульном городке стал орать на него при подчиненных, вследствие чего нарвался на рык «НЕ ОРИ!» и там чуть не дошло до драки. Комбат снимает его с караула и пытается отправить его на гарнизонную гауптвахту. А ротного ставит в караул. Радость его была безмерна, очень хотелось выспаться на офицерской губе. Ротный, побегав за ним минут сорок, уговорил заступить в караул и выспаться не получилось. С комбатом он не здоровался до самого перевода в другую часть.

Получив должность командира роты, вопреки прогнозу парторга, что вырасти без членства невозможно, он приступил к новым обязанностям.

В новой части также, как и в предыдущей, была дедовщина. Оправдывая свое прозвище «самый борзый лейтенант полка», он хорошо придавил дедов и не давал в обиду своих солдат. Как он считал, на ровном месте, на него взъелись командир части и ЗНШ.

Опять же, после всего, что произошло, он узнал, что оказывается, сынка генерала выводили из Германии и ему пообещали должность моего друга.

Рассказывая об этом периоде своей офицерской жизни, он обычно наливал 150 и выпивал молча. Два суда чести по одному и тому же инциденту (побил дембеля за то, что у 28 молодых из его подразделения на утреннем осмотре «вся фанера была синяя»). Это когда кулаком ударить в пуговицу, от ее ушка на груди остается внушительный синяк. Досталось и дежурному по роте. Первое заседание не дало результата, офицеры не дали его растерзать. Перед вторым, что оно будет, его предупредил прапорщик с узла связи, который слышал разговор командира с кем-то из штаба округа. «Его в обиду не дали» «Давай делай второе заседание суда» «Есть!»

Членами суда были офицеры, которых трудно назвать офицерами. Один помогал командиру дачку строить, второй – подкаблучник и просто чмо, его жена бегала к командиру, выпрашивала майорскую должность для муженька. Таким только задачу поставь.

Выходит мой друг и обращается к офицерам: «Товарищи офицеры, спасибо за поддержку, больше не стоит, мне уходить, вам оставаться, честь имею!» Поворачивается и уходит. Вслед ему «Остановитесь», он поворачивается и предлагает остановить его. Не рискнул ни один прихлебатель. Выпивал 150 он потому, что, сдав роту, предупредив нового ротного о дедовщине, тот не уберег пацана. Застрелился в карауле. Хороший был парень, воспитанный и порядочный. Единственный сын у матери.

Дальше, если интересно, будет про увольнение и возвращение домой.