Лето, жара, студенческий отряд. Строим зернохранилище. Внезапно положили меня в местную больницу, на экстренную операцию по удалению аппендикса. Вырезать воспаленный аппендикс в сельской больнице студенту исторического факультета полезно не только с медицинской точки зрения:
Побрили, накололи, удалили, привезли обратно в палату на каталке. В тот же день на кровать напротив моей положили соседа. Крупный телом, мощный с виду и старик. Готовят к операции. Он не встает, даже в столовую. Только в туалет, с таким трудом, что со стороны тяжело смотреть. Молчит как рыба, ни одного слова.
Потом, когда, я уже довольно сносно передвигаться сам, без сторонней помощи, поздно ночью дедушка разговорился:
«Парень, не знаю, как тебя звать, прости, разбудил. Я - Митька хромой, деревенский кузнец. Меня все знают, и никто не скажет, что я не умею работать с железом.
Давно, когда я был еще пацаном, упал с коня и сломал ногу. Срослась неправильно, одна нога короче другой. Так и прожил - хромой Митька. Силушкой бог не обидел, могу и сейчас подкову разогнуть. Нога побаливает на старости лет, пожаловался фершалу, дружили мы с ним. Он позвонил, меня положили в больницу. Доктор в кишках еще, что то нехорошее нашел, вот и перевели сюда, вырезать будут.
Одногодки мои все воевали. Вот этот самый фершал, Егор, годок мой, вернулся с войны, пораненный во многих местах, но живой. Раненых с поля боя таскал, много жизней спас. Богоугодное это дело, всевышний благословил его на жизнь, с войны домой вернулся, многие там остались. Помер Егорка на днях, пока я тут валяюсь, внезапно, прямо в медпункте. А я еще живой и разговариваю с тобой. Не смог даже проститься с другом как положено.
До войны, мы их поколачивали, так несерьезно, как обычно в деревнях. Он из соседней деревни, с парнями к нашим девушкам присматривался. А после войны сдружились. Егорка говорил, что бабы меня любили, теперь стар стал, какая уж теперь любовь. Он говорил, что я выполнил свой долг перед народом. Его долг понятен, он воевал. Что за долг был у меня, я не понимаю, жил и работал как все, кто остался в тылу. Похоронили Егора, может быть и мне пора?
Боюсь однако, вдруг помру во время операции. Никогда и ничего не боялся, а тут боюсь. Егор говорил, что страх помогает выживать на войне. Но тут не война, тут больница. У меня просьба к тебе: ты молодой, уже на ногах, завтра сходи в магазин напротив больницы, купи бутылочку, денег я дам, Егора помянуть надо. И еще, хочу с батюшкой поговорить на всякий случай, пусть позовут его, он придет». На следующий день, после обхода я подошел к дежурной сестре и передал просьбу старика. Потом поковылял через улицу за водкой. Вечером мы помянули Егора втроем, всей палатой, четвертая койка пустовала.
Пришел батюшка с соседнего прихода. Я стал невольным свидетелем разговора, слышал все, что говорил мой сосед по больничной койке:
«Батюшка, прости меня, побеспокоил. Отпусти мне грехи мои, вдруг помру. Когда моих сверстников забрали на войну, меня оставили, я хромой и не годный к службе. Я не был женат и таким остался на всю свою жизнь. У меня много детей, сыновей, дочек. Я их узнаю, когда встречаю. Они меня не знают. Я грешил вынужденно, была война, мужиков не было. Я никогда не стремился к греху, всю жизнь работал в деревенской кузне. Помогал бабам пережить тяжелые времена как мог. Их много во время войны и потом, после нее, без мужского пригляда маялось. Мужиков было мало в деревнях».
Я уже ходил без особых проблем, осталось снять швы и все. Старику в моей палате во время обхода сообщили, что ничего нехорошего «в кишках» у него нет, анализы пришли и они хорошие. Ногу подлечат и отпустят его домой. Он тут же вскочил с кровати и лихо прошелся по палате. Врач смотрел на него с изумлением, а потом спрашивает: «У вас же нога болит?». А дедушка с молодым задором ему отвечает: «Да и х … с ней, с ногой, я уже привык, она всю жизнь болела, выписывай, надоело валяться!». На следующий день нас выписали.