Уилберт Ридо, заключенный № 75546, находится в федеральной тюрьме штата Луизиана уже тридцать три года. Словно о ком-то постороннем он рассказывает о том девятнадцатилетнем парне, который вечером 16 февраля 1961 года вошел в Национальный Галф-Банк всего в двух шагах от магазина тканей, где работал разносчиком. В его серой сумке лежали пистолет и охотничий нож. Угрожая оружием, он приказал менеджеру банка Хикману наполнить сумку деньгами, после чего заставил Хикмана и двух кассиров, Дору Маккейн и Джулию Фергюсон, сесть в автомобиль, принадлежавший Фергюсон. Ридо хорошо их знал, так как прежде частенько приносил им в банк кока-колу. Они выехали за город. На болотистом пустыре Ридо приказал всем троим выйти из машины. Когда они встали рядом, он их расстрелял. Хикман был ранен в руку, от шока потерял сознание и упал в грязь. Маккейн, получившая ранение в шею, притворилась мертвой. Ридо дважды пнул ее ногой, чтобы удостовериться, что она убита. Фергюсон была все еще жива. Тогда Ридо перерезал ей горло охотничьим ножом.
Маккейн и Хикману удалось выжить. Два часа спустя Ридо был пойман и арестован. Через запасный вход его провели в тюрьму, спасая от расправы толпы, собравшейся у ворот. Суд приговорил Ридо к смертной казни. Так он оказался в «Анголе», как прозывают эту тюрьму по той причине, что большинство заключенных тут черные.
Здесь по заведенному обычаю у него сняли отпечатки пальцев, повесив на шею табличку с личным номером 18, который заменил ему имя, сфотографировали в фас и в профиль, потом раздели догола, избили и оттащили в камеру № 9 в отсеке для смертников. В этом маленьком бетонном склепе два на два с половиной метра, где не было почти ничего, кроме стальной полки, приваренной к стене, металлической плиты отхожего места на полу да тараканов, он провел одиннадцать лет.
Тринадцать заключенных в отсеке смертников выходили из своих камер лишь раз в неделю на пятнадцать минут принять душ, побриться и постираться. Ридо признается, что первые несколько лет в тюрьме оставался таким же, каким попал в «Анголу»,— озлобленным, отчаявшимся, опасным для окружающих. Но в вакууме камеры, не зная, когда за ним придут, чтобы отнять его жизнь, он начал чувствовать всю ту беспомощность, какую, должно быть, чувствовали его жертвы. «Если бы я мог поменяться с ними местами! Когда до меня дошло, что я наделал, меня стала мучить совесть. Теперь я знаю, что не угроза смертной казни отпугивает человека от совершения преступления — меня же не отпугнула! - отпугивает страх перед угрызениями совести».
Как и многие смертники, Ридо думал о самоубийстве. Он видел, как другие заключенные сходили с ума. Некоторые симулировали сумасшествие, надеясь сменить камеру тюрьмы на прогулочный двор клиники для душевнобольных. «Я бы на такое никогда не пошел,— говорит Ридо.— Пусть я все потеряю, но только не достоинство».
Вначале он лишь старался не сойти с ума: научился тюремной азбуке и, стуча по металлической плите отхожего места, с помощью канализационной трубы «переговаривался» с другими заключенными. Отжимался от пола и приседал даже не для того, чтобы сохранить физическую форму, но чтобы скрасить монотонность хождения в крохотном пространстве камеры. И хотя еще в школе литература была самым нелюбимым его предметом, он стал читать.
В те времена единственной разрешенной в камере смертников книгой была Библия. Ридо читал и перечитывал ее много раз. Видя, насколько умиротворяюще действует на этого заключенного чтение, один из охранников тайно стал давать ему книги, которые сам читал во время дежурства: мистика, вестерны, порнороманы.
Наконец, когда смертникам разрешили заказывать литературу, Ридо прочитывал по две книги за сутки. «Я прочел о Наполеоне, Магомете, Линкольне, Вашингтоне, Боливаре, Су- карно и обнаружил, что многие, как и я, начинали неважно, но смогли подняться и что-то дать миру». В одной из книг, «Портреты мужества», я открыл для себя простую истину: "Человек должен делать то, что должен, чего бы это ему ни стоило. Каким бы безнадежным ни было твое положение, все зависит только от тебя самого — сделаешь ли ты что-нибудь стоящее или сгинешь в безымянной могиле».
Охранники и заключенные потешались над Ридо. «Чтобы сесть на электрический стул, образования не требуется»,— говорили они, но Ридо не обращал внимания. Перед смертью ему хотелось научиться писать книги. Днем он спал, а ночью приступал к работе. «Я писал о сознании преступника, потому что и был преступником, и жил среди преступников».
Потом он написал роман о белом подростке, который ишет смысл жизни. Следом — детектив о покушении на президента. Он даже отпечатал рукопись и отправил ее в одно нью- йоркское издательство. Молодая редакторша прислала в ответ подробную рецензию и подборку книг с названиями типа «Элементы стиля» и «Литературный рынок». В своем письме она обещала, что в следующий раз пришлет некоторые шпионские романы. Ридо вежливо ответил, что предпочел бы «Князя» Макиавелли.
В 1972 году Верховный суд США временно отменил смертную казнь, и смертный приговор Ридо был заменен на пожизненное заключение. Его перевели в отсек с обычными уголовниками. «Ангола» переживала самую дикую эру своей жестокой истории. Тюрьма была переполнена, и многие заключенные спали на голом полу. На каждого охранника приходилось по четыреста восемьдесят преступников. Соперничающие банды воевали за власть на «большом дворе». У большинства заключенных имелись самодельные ножи.
Четверг в «Анголе» был «рыбным днем». В этот день вновь прибывшие заключенные выводились в «большой двор», и ветераны тюрьмы приценивались к «свежей рыбе». Ночью общий отсек оглашался криками изнасилованных новичков.
«Банды дрались между собой, совсем как гладиаторы Рима,- вспоминает Ридо — В шлемах для американского футбола, с досками, привязанными на груди, как щиты держа в руках крышки от мусорных баков, они дрались на ножах». С 1972 по 1975 год в «Анголе» погибло сорок заключенных и триста пятьдесят получили тяжелые ножевые ранения.
В этой безумной клоаке Ридо продолжал делать из себя человека. Он не оставил мысль стать писателем. Первые несколько лет Ридо писал письма для других заключенных: обычное письмо стоило одну пачку сигарет, две пачки - прошение об апелляции, пять пачек — любовное послание. Когда ему предложили войти в редакцию тюремного журнала «Анголит», он отказался, так как весь штат редакции состоял только из белых заключенных. Он основал собственный журнал для отбывающих пожизненное заключение и стал автором постоянной колонки в одной из газет, издававшихся в Луизиане.
В 1975 году в «Анголу» пришел новый директор Пол Фелпс, который начал с того, что предложил Ридо стать главным редактором «Анголита». «Уилберт ответил, что согласится только в том случае, если его полностью освободят от цензуры,- вспоминает Фелпс.- Я сказал ему, что он может писать о чем угодно, если это правда».
Само понятие правды было для тюрьмы революционной идеей. Тюрьмы всегда следовали золотому принципу: с лишением свободы заключенный автоматически лишается и свободы слова, а тех, кто все-таки открывал рот, чтобы, например, пожаловаться на плохую еду, в «Анголе» просто избивали. Но беспрецедентное соглашение об отмене цензуры было достигнуто — «белый надзиратель и чернокожий преступник пожали друг другу руки», как говорит об этом Ридо,— и оба тут же оказались между двух огней. Чернокожие заключенные сочли, что Ридо продался тюремной администрации, и называли его не иначе как «ниггер Фелпса». Охранники отказались отвечать на «вопросы какого-то убийцы». В управлении тюрем на выходку Фелпса смотрели как на безумие, которое доведет тюрьму до полной анархии. Фелпс стоял на своем: «Мой главный довод заключался в том, что куда больше империй погибло от недостатка правды, чем от переизбытка ее».
Империя «Анголы» была потрясена, но все-таки выстояла. Редакция «Анголита», набранная самим Ридо, состояла из заключенных, никто из которых не имел не то что журналистского образования, но даже и обычного среднего, зато все они оказались талантливейшими репортерами. Материалы журнала о варварском медицинском обслуживании в тюрьме вынудили власти штата реорганизовать работу лазарета. Статья о нескольких неграмотных стариках, засидевшихся в тюрьме потому, что о них забыли, когда срок заключения истек, привела к их освобождению. Посмертные фотографии жутких ожогов на теле казненного на электрическом стуле помогли опровергнуть бытовавшее мнение о легкости и безболезненности такой казни. В результате теперь в Луизиане казнят более цивилизованным способом — с помощью инъекций.
Самой острой публикацией «Анголита» стала, по-видимому, статья Ридо «Сексуальные джунгли», подробно исследовавшая насильственный мир гомосексуализма «Анголы», попав в который люди с нормальной мужской физиологией становились «подстилками» для других уголовников. Ридо доказывал, что изнасилования в тюрьме не столько средство для удовлетворения сексуальных потребностей, но в значительно большей степени способ утверждения власти.
Статья начиналась с описания группового изнасилования новичка. Сцена изображалась настолько натуралистично, что по силе воздействия могла напугать потенциального преступника куда больше, чем даже мысль об угрозе смертной казни. Ридо ожидал, что ему не разрешат публикацию, но администрация тюрьмы не только разрешила, но и распространила текст на курсах подготовки тюремных надзирателей.
Благодаря новому «Анголиту» «Ангола» из самой кроварой превратилась в самую безопасную тюрьму Америки. Поначалу предназначавшийся только для заключенных теперь журнал читают и надзиратели. Количество подписчиков вне «Анголы» постоянно растет. «Анголит» стал первым в истории Америки тюремным изданием, удостоенным Национальной журналистской премии (с тех пор он завоевывал эту честь еще шесть раз), первым, получившим премию Роберта Кеннеди, премию Джорджа Полка и премию Американской Ассоциации юристов «Серебряный молоток». В похвалу «Анголиту» будет сказано, что его запретили в тюрьмах Иллинойса, Калифорнии и Нью-Йорка.
Успех «Анголита» тем более замечателен, если учесть, в каких условиях работает редакция. Например, чтобы проявить ролик фотопленки, Ридо должен упросить дружелюбного охранника передать кассету старшему надзирателю, который отнесет ее в главный офис, где просьба Ридо будет рассмотрена в обычном порядке, запротоколирована и санкционирована начальством. После чего нужно ждать, пока не понадобится за чем-либо отправить машину в Батон-Руж в шестидесяти милях от тюрьмы, где шофер сделает заказ на проявку в одном из фотоателье. Вся процедура может занять четыре недели.
Журналисты из «Анголита» вынуждены балансировать на тонком лезвии между заключенными и администрацией. «В вашем мире, если журналист допускает ошибку, его могут уволить,— говорит Ридо — Если я совершу ошибку, меня могут убить». Когда «Анголит» критикует кого-либо из персонала тюрьмы, сотрудники редакции знают, что их ждет месть, иногда они даже вынуждены просить защиты у старшего надзирателя. Если же в статье критикуются заключенные или охранники критикуются не слишком строго, расправой угрожают уголовники.
И все-таки большинство заключенных доверяет Ридо, и многие приходят к нему со своими проблемами. Он работает по восемнадцать часов в сутки, семь дней в неделю. Ридо остался верен привычке, приобретенной в камере смертников, и пишет по ночам. Под утро он встает из-за печатной машинки и расхаживает по комнате, где размещается редакция. Еще раз он прокручивает в голове все, что сказал и написал: не допустил ли он где-то смертельной ошибки? Наконец выходит в коридор, минует семь постов, у каждого механически поднимая руки для обыска. У своей кровати под номером 48 тихо раздевается, стараясь не разбудить спящих. Завтра новый трудный день.
«Я стал писать, потому что должен был это сделать,— говорит Ридо.— Хоть что-то сделать, что оправдывало бы мое существование. Не перед другими - а перед самим собой».
Уилберт Ридо спродюссировал собственный фильм о тюрьме и в 1998 году был номинирован на премию "Оскар".
В 2000 году апелляционный суд в очередной раз отменил смертный приговор, вынесенный Ридо, и распорядился начать новый процесс. Защиту возглавил известный адвокат Джонни Кокран. Ему без труда удалось убедить присяжных, что Ридо давным-давно заплатил за свои преступления. В 2005 году Ридо был приговорен к 20 годам тюрьмы за убийство второй степени и вышел из тюрьмы, поскольку этот срок он уже отбыл.