Тетка Настя умирала. Одна в маленьком домике в своем родном селе, где прожила долгие-долгие годы. Можно было сказать, что 91 год, ведь именно столько ей сейчас было. Но нет. Она отсюда уезжала. Ее не было здесь целых 15 лет, и уж, наверное, никого не осталось в живых, кто бы знал, где она тогда была. Как и тех, кто знал, что хоть в деревне ее считали старой девой, и называли не бабушкой, а теткой, она таковой не была. Ведь ее угасающее сейчас сердце знало когда то любовь, ее сморщенные руки целовал муж, а дряхлое теперь чрево выносило троих детей. Она не знала где они, выжили ли, выросли ли, дали ли продолжение их роду. Она и не вспоминала про них долгие годы. Ее израненная душа пыталась напрочь вытеснить те воспоминания, чтобы не сойти с ума. Хотя вначале это было так заманчиво, погрузится в пучину безумия, и жить там в своем счастливом месте, где ее семья была вместе. Не получилось. Она была нужна и здесь в реальной жизни. Тогда выход остался один – забыть, не вспоминать. И только сейчас выпускала она эти воспоминания из далеких уголков памяти, понемногу, будто боясь той режущей боли, которую они причиняли когда-то, но нет, сейчас они не ранили. Они будто теплым маслом опутывали ноющее сердце, даруя так долго ожидаемый покой. Они покачивали ее как на волнах, мягко, заботливо, так, как когда-то она качала сына, и она, вздохнув, с улыбкой нырнула в забытье.
Но вместо темноты, вдруг оказалась в ослепительном зимнем дне, таком, что от белейшего снега болели глаза, небо было бездонно голубым, а деревья были густо припорошены снегом. Она стояла на окраине своего села на склоне небольшого холма и смотрела на чернеющие дома из труб которых шпилем вверх поднимался дым.
- Мороз сильный должно быть, странно, что мне совсем не совсем не холодно. Ах да, я ведь это уже прожила, я вспоминаю, - подумалось ей.
- Настя, - услышала она веселый голос и в следующий момент на нее кинулась фигура в сером и они вдвоем кубарем покатились с горки. Видимо в тот день это ее не испугало, потому что если бы кто-нибудь заглянул в маленький домик на другом конце жизни, то поежился бы от испуга, потому что лежащая на кровати в бессознании старуха вдруг засмеялась. Заливалась колокольчиком и эта молодая Настя, отряхиваясь от снега и параллельно хлестая перчаткой лучшую подругу Мрьянку, которая и устроила ей это купание в снегу.
- Ладно тебе, мы ж пришли с горок кататься, вот и с почином нас, а то девчат пока дождешься, - отбивалась со смехом подруга.
Да, тогда они пришли кататься с горок, позже к ним присоединились еще подружки, да и парни подтянулись. Им было по 16 лет, и это была ее последняя зима в родной деревне, перед долгой разлукой. Вздохнув еще раз морозного, пахнущего дымом и баней воздуха, посмеявшись чьей-то незатейливой еще детской шутке, Настя поплыла по воспоминаниям дальше.
И уже через мгновение сидела за столом в кругу большой семьи.
- Настя, - вздрогнула она от ласкового журящего голоса, - ты что ж не ешь то, расхватают же все пострелята.
- Мама, - хотелось крикнуть ей и подбежать обнять появившуюся в проеме чуланчика женщину. Но видимо тогда в юности она так не сделала. А вместо этого схватила из большой миски посредине стола дымящуюся картофелину и перебрасывая ее из руки в руку, стала отщипывать по кусочку и есть, запивая холодным молоком. Вокруг галдели дети. Ее младшие братья и сестры в количестве восьми человек. Ни одного из них, там на другом конце жизни в живых уже давно не было. И она жадно вглядывалась в их лица, вспоминала, узнавала, радовалась, если кто-то обращался к ней и особенно, если она что-то говорила в ответ. Хотя мыслями в тот день она была далеко. Ведь была она уже невестой, а семья была так бедна, что никакого приданного старшей дочери не напасли. Ходила она в вещах, перешитых из материнских, да в старых тулупе с валенками. И хоть ее красоту не портила плохая одежда, сама она ее стыдилась, и сейчас в мечтах она представляла нарядный полушубок, который недавно справили Марьянке. Настя уже давно не училась в школе, а работала в колхозе, но кто ж тогда видел заработанных денег, кроме как в виде небольшой доли зерна. Поэтому Настя в тот вечер после ужина подошла к отцу.
- Я весной на торфяники хочу пойти работать, заработать немного денег для себя.
- И правильно, - послышался голос подошедшей матери, не давшей время отцу, чтобы возразить. – Девка-то у нас невестой стала, отец, в следующую зиму сваты придут, а выдавать замуж не с чем. Отпусти ты ее. Настя хорошо помнила эту ненавязчивую материнскую поддержку, но к своей досаде, даже не взглянула на нее с благодарностью. Видимо отец согласился. Потому что она уже была в другом воспоминании. Она и еще пару девушек уезжали из села на старом колхозном грузовике. Вдали ей долго махала мать и слава богу она смотрела на нее, пока та превращаясь все в меньшую и меньшую точку совсем не исчезла с глаз. Потому что мать в живых она больше не застала. А в родное село вернулась через 15 лет.
Продолжение следует…
