Сразу должен сказать: никакой ясности в вопрос – является ли Барак гражданином Штатов по рождению? – нижеследующая история внести не может. Да, папа его был кенийцем, урожденным неподалеку от озера Виктория и города Кисуму, уродующего берег указанного озера. Дедушка Обамы принадлежал к племени луо и, то ли будучи повстанцем, то и облыжно в этом обвиненный, посидел в британском концлагере, даже подвергался там пыткам.
Сам Барак, о котором в Кисуму и окрестностях говорят с такой нежностью, что чуть «нашим Барашком» не кличут, бывал у бабушки в детстве несколько раз: по всему судя, в кенийской деревне он чувствовал себя вполне уютно – как наш школьник-горожанин в русской-украинской-белорусской деревне. Хотя культурная дистанция между американской Флоридой и кенийским селом уж точно будет как-нибудь побольше.
Городок Кисуму лежит на берегу озера Виктория: весь пляж занят под автопомоечные, вот уж истинно—прачечные-фигачечные.
Озеро разделили сразу несколько стран и гадят в него, кажется, наперегонки: если не успеешь—соседнее государство отравит Виктория-лейк первым и все возможные прибыли с этого поимеет. Вялые, в легкой химической прострации бегемоты стоят-качаются среди радужных маслянно-бензиновых луж и эдак себе неторопливо вымирают.
Именно здесь, в паре километров от Кисуму, жила и, дай бог, живет еще бабушка Барака Обамы.
Она ему была сводной—третья, что ли, жена родного Обаминого деда: в малолетстве Барак-Хуссейн бывал здесь, батат бабуле на рынок таскал, никак в себе не давая заподозрить грядущего 44-го президента Соединенных Штатов. На вторую инаугурацию он ее вовсе не пригласил, а на первую пригласил сепаратно, помимо и наособицу от чистой публики—хотя, может, и врут.
Кенийцы на черного президента большие надежды возлагали. Сара Ониянго Обама, кстати, меня лично даже от следов пустякового латентно-рефлекторного расизма полностью и окончательно излечила: вот точно таких же старушек встречал я в молдавских, украинских, российских деревнях—полностью в мужьях-детях-внуках растворившихся, чужой жизнью живущих и ни о чем, кроме общего блага не помышляющих.
Домик у нее пустой-препустой, ТВ-тарелка недействующая, да провод к единственной лампочке ведущий—а лампочка все одно не горит полдня или больше, из-за отключений в деревне.
Когда я уходил, попросила 10 долларов местной школе пожертвовать, а в ответ калебас подарила—древесную тыкву, которая на кухне и ковш, и кастрюля. Точно знаю: мои деньги ушли на школу, до последнего шиллинга, и она еще свои приложила, если были.
Про внука говорила мало—ей Обама как раз незадолго до того выволочку устроил за болтливость. В общем, старушка явно побаивалась ляпнуть не то. Попали к ней в гости чудом: тогда кенийскую «Бабаму» уже обложила охранными кругами кенийская деффензива, но сексотов как раз мобилизовали на подавлению бунта торговцев в Кисуму, про который (бунт) я еще расскажу. Сейчас Саре Обама 96 уже, и дай ей бог еще столько же.
Приняла она нас гостеприимно: мы – белые, а здесь это по-прежнему хорошая рекомендация; наш водитель был, по матери, то ли родственник ей, то ли добрый знакомец; наконец, мы оказались, честно говоря, несколько назойливы.
Дом ее, как и африканские дома вообще, с нашей точки зрения, совершенно, как-то даже гулко пусты. Наверное, не я один помню революцию потребления, что случилась в 90-е: вещи сделались дешевы и стало их много. До этого и в наших деревнях каждый гвоздь служил чуть ли не век и совершал за этот срок преизрядную карьеру: начинал жизнь в заборной штахетине, переезжал на крышу, чтоб придавливать шифер, а заканчивал, источенный ржавчиной, в сарае, где висела на нем разная рухлядь.
Африканцы еще не переселились в «мир дешевых вещей», где проще выбросить и купить новое, чем латать-починять. Металлической посуды здесь – кастрюля-две, лужённые-паянные. Обязательный сервиз на 96 кувертов – в основном, из калебас состоит самого разного калибра. Сельхозинвентарь – тяпка, которая, по совместительству, и лопата, и сошка, и только что не ложка.
Сары Обамы огромный двор, соток эдак в 20, поросший щетинистой аккуратной травкой: ни она, ни соседи, ни сельские африканцы (может, и смеловатое обобщение, конечно) вообще во дворах ничего не растят – наделы где-то вне деревни.
И дом обычно – стены из толстой жести-гофре, легкая крыша, земляной пол. Пара стульев, стола часто просто нет, керосинка в углу. У бабушки президента, по крайней мере, все было именно так.
В общем самое сильное мое впечатление во всей этой истории – это чувство, какое испытываешь, оценивая взглядом дистанцию «хижина-Белый Дом»: огромная, непреодолимая, в то же время – в пару шагов перешагнуть, вот, обитатели этой халупы, скажем, не раз перешагивали. А эта старушка еще и обратно вернулась, поскольку этот тьмутараканский клоповник, с ее точки зрения, милее и уютнее. Ведь, право, нет ни малейшего сомнения: внучок ей какую-нибудь богадельню в Штатах легко организовал бы, да не было у Сары и мысли такой.