К окончанию моей учебы в институте начались «гонки на лафетах» - череда смертей генсеков. По распределению я прибыл во времена Андропова. В стране начиналась смута.
Педиатром я был, надо сказать очень средним. Мне не нравилось то, что я делаю, я никак не мог вписаться в профессию. Вдобавок меня категорически невзлюбило начальство. Только за первый год работы мне было объявлено пять выговоров.
Через несколько лет я понял, что что-то в жизни надо менять, и начать надо с общественной жизни. И прорвался в председатели профсоюза больницы. Правда должность была неосвобожденная. Зато приобрел профсоюзный иммунитет и от меня отстали с выговорами.
Тогда же меня на три недели призвали в «партизаны». Переподготовку я проходил рядовым, но начальником медслужбы роты. Поскольку я не служил, то там и принес присягу. Окружающие пытались нагнуть меня и провести «курс молодого бойца». Но два моих мединструктора – здоровые амбалы, вмешались, и от меня отстали. Правда, портянки мотать научился.
В стране бушевала перестройка, и под шумок, но достаточно шумно мы скинули старого главного врач и поставили нового, своего. Но, как это обычно бывает, новый оказался еще хуже.
Тут мне подвернулся шанс сменить профессию, и я быстро, в течение двух недель получил справку о том, что прошел специализацию, которая тогда называлась «заведующий отделением переливания крови, врач-хирург». Это сейчас называется одним словом трансфузиолог, а тогда – вот так.
И, учитывая то, что обучили меня поверхностно, взлет-посадка, первые пять лет я практически барахтался, самообучаясь, наблюдая и, практически экспериментируя. Но профессия оказалась безумно интересной.
Пока я на попал на курсы повышения квалификации, которые вели два профессора из Петербурга.