Данила Блюз
14 марта ушел из жизни величайший ум современности — Стивен Хокинг. Известно, что Хокинг был сторонником теории мультивселенной, согласно которой параллельно с нашей Вселенной существует гипотетическое множество других, альтернативных вселенных. Сегодня мы предлагаем вам заглянуть в мир, где Стивен Хокинг родился в России и в ней же умер — 14 марта 2018 года, как и его здешний двойник.
Родился наш Стивен точно так же — морозной ночью 8 января 1942 года, но не в Оксфорде, а в селе Фокино Нижегородской области. Отец его ушел на фронт, простудился и умер, а мать, будучи на последнем месяце беременности, полезла в погреб да поскользнулась на сырой ступеньке и упала вниз, отчего свернула шею и тоже умерла. К счастью, в доме находился председатель колхоза Сидорчук, пришедший, чтобы утешить вдову, — он-то и извлек на свет божий младенца из охладевающего трупа матери. На собрании жителями было решено отвезти ребенка в город и сдать в детский дом. Шла война, люди голодали и лишний рот в семье никому не был нужен. В итоге новорожденный был отдан в дом малютки под именем Степан Фокин. Степаном ребенка назвали в честь покойной матери — Степаниды, фамилию же дали соответственно местности, в которой он был рожден. Спустя много лет председатель Сидорчук умрет от того, что его лягнет кобыла.
РОС НАШ ГЕРОЙ РЕБЕНКОМ ЗДОРОВЫМ, КРЕПКИМ, ОЗОРНЫМ. К НАУКАМ СТЕПАН НЕ ПИТАЛ НИКАКОГО ИНТЕРЕСА, ОН БЕЗ ЗАЗРЕНИЯ СОВЕСТИ ДРАЛ СТРАНИЦЫ ИЗ УЧЕБНИКОВ НА САМОЛЕТИКИ И КОРАБЛИКИ, А НА ПОРТРЕТАХ ВИДНЫХ УЧЕНЫХ ПОДРИСОВЫВАЛ ПЕНИСЫ ВМЕСТО НОСА.
В день смерти Сталина маленький Степан увидел, как двое детей за забором весело играют в мяч. Юный Степан счел такое поведение неподобающим и палкой избил смутьянов. Одному мальчику он сломал челюсть и выбил четыре зуба, а второго так ударил в висок, что тот на всю жизнь окосел. Местные бабы готовы были разорвать сироту на куски, но от расправы его спас проходивший мимо милиционер. Он вернул Степу воспитательнице со словами: “Молодцы, героического парня воспитали!”, а Степану твердым голосом, но с блестящей слезой в глазу сказал: “Пока будут такие, как ты, Степа, дело товарища Сталина никогда не умрет”.
Особой страстью маленького Фокина была механика. Все заводные игрушки были им расчленены и вскрыты, он до последнего винтика разбирал любую, первую попавшуюся ему на глаза технику. Особенно интересовали маленького Степу часы, он думал, что они не просто отмеряют время, а создают его. Как пружина приводит в действие заводную игрушку, так и часы заставляют время идти. И если в отдельном здании вовремя не завести часы, то время там остановится. Не встать же времени вообще не дают куранты на башне Кремля — это самый главный пусковой механизм. Однажды Степа захотел остановить время в детдоме, он кирпичом сбил со стены часы с кукушкой и нещадно разломал их. Он думал, что проступок сойдет ему с рук, ведь время должно было встать, но этого не произошло, Степу выпороли и заперли в темном чулане со швабрами на целые сутки, которые показались ему вечностью. Тут наш герой начал задумываться о свойстве времени и устройстве Вселенной вообще.
В результате Степа показывал особое прилежание в физике и математике, абсолютно презирая, однако, другие предметы — особенно физкультуру.
— Двадцатый век на дворе, скоро люди летать будут, а вы меня заставляете по земле бегать, дураки вы эдакие! Разум — вот верх человеческой эволюции! При коммунизме мускулы на ногах и руках атрофируются за ненадобностью, потому что везде будут роботы.
Позже Степан горько посмеется над теми своими словами.
В 1956 году Фокин поступает в нижегородский университет имени Лобачевского на факультет физики. Учеба дается ему легко и в итоге юный гений зазнается, начинает хамить преподавателям, проводить время в сомнительных компаниях, выпивать, курить, драться на танцах.
Из-за своего образа жизни Фокин задолжал крупную сумму местному авторитету Йозе Шнейдерману. Чтобы вернуть деньги, ему приходится стать одним из фарцовщиков Йози и тайком продавать на вокзале джинсы, жвачку, сигареты, пластинки и прочую мелкую контрабанду. Несмотря на то что вся милиция была у Йози в кармане, периодически начальство требовало крови и фараонам приходилось устраивать облавы на фарцовщиков. Во время очередной такой операции Степана и арестовали. Милиционеры долго били Фокина палками и сапогами, требуя сдать поставщика, но Степан, стиснув зубы, молчал, он все время вспоминал того самого милиционера из детства, блеск слезы на его нижнем веке и то, что дело Сталина живет в нем. Степа уже прочитал “Архипелаг ГУЛАГ” и Сталин ему, естественно, не нравился, но благодаря тому милиционеру дело Сталина превратилось в какое-то метафизически огромное, важное Дело, отдельное от страшного усатого вождя.
ОКОНЧИТЬ УНИВЕРСИТЕТ СТЕПАНУ ТАК И НЕ УДАЛОСЬ, В 1960-М ЕГО ПОСАДИЛИ НА ДВА ГОДА ПО СТАТЬЕ 154 “СПЕКУЛЯЦИЯ”. СИДЕЛОСЬ СТЕПЕ НЕПЛОХО, ШНЕЙДЕРМАН ОЦЕНИЛ ВЕРНОСТЬ СВОЕГО ПОДОПЕЧНОГО И НИ ЗЭКИ, НИ ВОХРА ЕГО НЕ ТРОГАЛИ. СТЕПА МОГ СКОЛЬКО УГОДНО ВРЕМЕНИ ПРОВОДИТЬ В БИБЛИОТЕКЕ, ЧИТАТЬ КНИЖКИ И СТРОЧИТЬ СВОИ ФОРМУЛЫ.
Однажды Степа поскользнулся в тюремном туалете и треснулся головой. Последнее, что он помнил, была черная дыра очка, в которую струилась вода по ржавой бороздке. Когда зэки привели Степу в чувства, он первым делом потребовал ручку и бумагу, и тут же начал что-то записывать. Это были первые наброски теории черных дыр и “излучения Фокина”.
На второй год отсидки Фокин начал постоянно падать. В какую-то секунду ноги и руки неожиданно переставали его слушаться, Степан словно забывал, как ходить, и падал лицом в пол ко всеобщей радости зэков. За эту смешную особенность и его неподвижность во время падения Степу прозвали Шпалой. Однажды, во время смотра тюремной самодеятельности, когда Фокину предстояло сплясать “калинку”, он рухнул со сцены в первый ряд. Да так неудачно рухнул, что сломал нос начальнику колонии. Говорят, Шнейдерману пришлось вмешаться, иначе дело могло закончиться новым сроком.
Тюремный врач сказал, что понятия не имеет, что это за болезнь, но лучше Фокина выпустить пораньше, “на всякий случай”. Так и сделали — Степан освободился на два месяца раньше положенного срока. Перешагнув через порог тюрьмы, он тут же упал лицом в весеннюю слякоть.
Доктору на воле все-таки удалось поставить диагноз — Степана разъедал боковой амиотрофический склероз. От ужаса надвигающейся смерти Фокин начал пить, но вскоре и с этим пришлось завязать — руки не слушались его и не давали поднести бутылку ко рту. Фокин начал ходить по рюмочным и пивным, просил местных алкашей угостить его, но те, крестясь, шарахались от скрюченного квазимодо. А потом он сильно простыл и у него окончательно отказала речь, теперь он мог только бессмысленно хрипеть.
Постепенно теряя контроль над своим телом, Фокин слонялся по Нижнему Новгороду, покрывался грязью и кровоподтеками. Пропитание он искал на помойках, сражаясь непослушными руками с крысами и бродячими собаками. К 1980-му Фокина окончательно разбил паралич, он больше не мог ходить — двигались у него только кисти рук, глаза и дико вылезшая вперед челюсть. Фокин лежал на спине, неестественно скрючившись, позади ресторана “Гиацинт”, когда его обнаружили пришедшие на смену официанты. Лицо Степану лизала большая грязная собака, громким стоном он пытался отогнать от себя животное. Официанты посмеялись минут с тридцать, а потом обдали псину кипятком — облив и Фокина заодно — и вызвали скорую.
ВРАЧИ ОПРЕДЕЛИЛИ ФОКИНА В ПСИХИАТРИЧЕСКУЮ ЛЕЧЕБНИЦУ. ТАМ ЕМУ ГОРСТЯМИ ПИХАЛИ В РОТ ТАБЛЕТКИ, А В СЛУЧАЕ МАЛЕЙШЕГО СОПРОТИВЛЕНИЯ (А ТОЛЬКО ТАКОЕ ФОКИН И МОГ ОКАЗАТЬ) ИЗБИВАЛИ ИЛИ ПОЛИВАЛИ ИЗ ПОЖАРНОГО ШЛАНГА.
Все это время выдающийся мозг Фокина продолжал неистово работать, брошенные когда-то в топку его разума книги горели там, вырабатывая все новые и новые идеи. В своем сознании Фокин написал уже десяток диссертаций и сотню научных статей. Будь у него ручка с бумажкой, он бы без запинки записал каждую из них, он помнил все наизусть, его память была и оставалась феноменальной, несмотря на то что сперва он бился головой о стену по нескольку раз на дню, а после его разум уничтожали таблетками и клизмами.
Одиннадцать лет провел Степан Фокин в стенах психиатрической лечебницы, пока однажды здание ее не выкупил один из так называемых новых русских. Разумеется, никого лечить он тут не собирался, новый хозяин планировал переделать больницу в роскошную гостиницу с проститутками и бильярдом. Однажды в лечебницу вошли люди в кожаных куртках и начали выгонять сумасшедших из их палат на улицу. Недоумевающие психи не знали, куда им податься, растерянно, по привычке бродили они в тапочках и пижамах вокруг больницы и что-то мычали. Степана вывезли на улицу в дребезжащей, лязгающей, расхлябанной инвалидной коляске и оставили за воротами. Через какое-то время коляска начала медленно ехать, Степан замычал, завращал глазами, заелозил нижней челюстью, пытаясь призвать окружающих на помощь, но окружающие шли по своим делам и глядели на свои ноги, не обращая внимания на катящегося с горы инвалида. Коляска разгонялась все быстрее и в итоге вылетела на дорогу и врезалась сбоку в морду черного BMW. Степан вылетел из коляски и перелетел через капот автомобиля в заросли репейника на обочине, а водитель машины дал резко влево и ударился в столб. Из машины вышли трое мужчин, с виду похожих на тех, что выгнали утром сумасшедших на улицу. Они подняли Степана из кустов и долго не могли сообразить, был он таким до аварии или уже стал после нее. Так и не придя к выводу, молодые люди начали думать, кто будет платить за ремонт машины, и решили, что платить будет больница. Однако в больнице им сказали, что за пациентов здесь больше ответственности не несут и ремонт им никто возмещать не будет. Пацанам стало невыносимо от мысли, что чинить тачку придется за свой счет, и они от досады побили Степана. В момент избиения Степан мысленно писал свою вторую книгу “Черные дыры и молодые вселенные”.
В РЕЗУЛЬТАТЕ БРАТКАМИ БЫЛО ПРИНЯТО РЕШЕНИЕ, ЧТО СТЕПА ОТРАБОТАЕТ ДОЛГ. ОДИН ИЗ ПАРНЕЙ ЗАВЕДОВАЛ ТОГДА СБОРОМ СРЕДСТВ С ПОПРОШАЕК НА ВОКЗАЛЕ, И РЕШИЛ ПРИСТРОИТЬ СТЕПУ В СВОЮ БРИГАДУ. ФОКИНА ПРИОДЕЛИ ПО ПОСЛЕДНЕЙ НИЩЕНСКОЙ МОДЕ, ВЫМАЗАЛИ ЛИЦО ГРЯЗЬЮ И ПОВЕСИЛИ НА ГРУДЬ ТАБЛИЧКУ: “ПОМОГИТЕ ЖЕРТВЕ ВЗРЫВА НА ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ АЭС”.
К сожалению,табличка отпугивала людей — они боялись схватить радиацию. Тогда решили действовать по-другому. Братки заметили, что у Степана шевелятся кисти рук, поэтому Степе вручили небольшой синтезатор Casio и показали, как играть “Мурку” и “У кошки четыре ноги”. Несмотря на то что Степа первый раз в жизни играл на чем-либо, да и вообще к музыке был равнодушен, показанные мелодии он воспроизвел точно с первого раза. Так на вокзале появился скрюченный, парализованный бомж с синтезатором. В первые пару дней Степа бездумно повторял две заученные мелодии, но ему это скоро надоело и он начал импровизировать. В какой-то момент он понял, что может говорить с миром без слов, при помощи музыки, и общение это будет на более высоком эмоциональном уровне, таком, куда словам и формулам никогда не пробраться. С помощью музыки Степа говорил людям о космосе, о черных дырах, о грандиозной непостижимости Вселенной и дерзновенном величии человеческого разума, алчущего познать ее и обреченного на вечное космическое одиночество. Люди стояли вокруг Степана, слушали его, обливались слезами счастья, и опаздывали на свои поезда. Плакали менты, плакали воры, плакали продавцы чебуреков, здание нижегородского вокзала превратилось в храм, где на каждого сошла божья благодать, все без исключения в эти секунды осознали какую-то простую и в то же время великую истину. Когда Степа закончил играть, он упал в обморок без сил, а вокзал взорвался овациями. Братки, вытирая слезы, сгребли все брошенные зрителями бабки и увезли Степу.
Такой феномен нужно было показать начальству. Каково же было изумление Степы, когда в боссе своих мучителей он узнал своего покровителя Йозю Шнейдермана. Йозя долго вглядывался в Степу, а когда тот начал играть, сперва схватился за голову, а потом полез к нему целоваться:
— Ой-вэй, шо же с тобою сделала эта поганая жизнь? Это как нужно обидеть бога, шобы он тебя свернул в такой крендель?
В ответ Степа только разводил ладошками да почтительно втягивал слюну, струившуюся из уголка рта.
В результате Степа стал чем-то вроде придворного музыканта у Шнейдермана. Когда вечерами за столом в его доме собиралась местная братва, или того круче — приезжали гости из столицы, Йозя всегда выкатывал Степу, чтобы тот им поиграл. Результат был один и тот же — какие бы вопросы не решались, они всегда после степиной игры решались в пользу Шнейдермана. Степа жил в маленьком, но прочном кирпичном сарайчике во дворе, за ним ухаживали две симпатичные медсестры, целыми днями он музицировал, а когда ему подарили коляску с электроприводом — радости его не было предела, он часами мог колесить на ней по бесконечным владениям Шнейдермана, так что его сиделки под конец дня падали без сил. Позже начальство сжалилось и выписало сиделкам гольфкар, чтобы они могли поспевать за Степой. Наконец заслуженный отдых после стольких лет мучений.
НО УВЫ, КАК БЫ МНЕ НИ ХОТЕЛОСЬ ЗАКОНЧИТЬ ЭТОТ РАССКАЗ ХЭППИ ЭНДОМ, ИСТОРИЯ СТЕПАНА ФОКИНА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ТРАГИЧЕСКИ.
Однажды, в 2006 году, в имение Шнейдермана приезжает не кто иная, как королева российской эстрады Алла Пугачева вместе со своим мужем Максимом Галкиным. Посидев немного и выпив, Алла Борисовна начала распрашивать Шнейдермана, правду ли говорят, будто он держит у себя дома карлика, который играет на рояле безумно красивые мелодии?
Шнейдерман не прожил бы так долго, если бы открывал свои секреты первым встречным, особенно таким опасным и кровожадным, как Алла Пугачева. Йозя отшутился, сказав, что уже слишком стар и глух, чтобы наслаждаться музыкой. Сидевшая рядом Пугачева резко изменилась в лице, в руке ее лязгнув вспорхнул нож-бабочка и вонзился в ладонь Шнейдермана.
— Ты что, харя жидовская, шутки со мной шутить вздумал?! — стальным голосом сказала примадонна. — Где твой чудо-музыкант, говори, сука, и тогда обещаю — ты сдохнешь быстро и безболезненно.
Шнейдерман, сдерживая гримасу боли, остервенело выругался по древнееврейски и плюнул в лицо Пугачевой. Галкин тут же ударил старого еврея кастетом по рту, кровь, смешанная с осколками зубов, хлынула на белоснежную рубашку. Пугачева пригвоздила ножом вторую руку Шнейдермана к столу и они на пару с Галкиным принялись жестоко избивать старика по голове. Через пару минут голова несчастного превратилась в сочащийся кровью шар, на котором нельзя было разобрать лица.
— Бесполезно, — тяжело дыша сказал Галкин, — эта гнида пархатая хрен расколется. Надо прислугу допрашивать.
Пугачева согласно кивнула, выбрала из батареи бутылок в баре бутылку самбуки, сделала из нее несколько больших глотков, а остальное вылила на отключившегося Шнейдермана.
— Друг мой, прощай! — сказала она и швырнула зажженную зиппо. Старик моментально воспламенился и заорал, вскочил, попытался бежать, но ножи в руках не пустили его и он шлепнулся на пол, дрыгая ногами, видимо, так нелепо пытаясь потушить себя.
ПОД ЭТИ ИСТОШНЫЕ КРИКИ ПУГАЧЕВА ВЫШЛА ВО ДВОР, НАПЕВАЯ МЕЛОДИЮ ИЗ “ПОСЛЕДНЕЙ ПОЭМЫ”, ГАЛКИН СЕМЕНИЛ ЗА НЕЙ, С УЖАСОМ ОГЛЯДЫВАЯСЬ НА ЗАНИМАЮЩУЮСЯ ПЛАМЕНЕМ КОМНАТУ.
Из окна своего уютного сарайчика Степа наблюдал, как всю прислугу вывели во двор, поставили на колени, заведя руки за голову. Пугачева разгуливала вдоль строя пленных, продолжая напевать “Последнюю поэму”. На втором этаже вовсю разгулялось пламя, крики Шнейдермана стихли, слышен был только страшный треск и гул пожара. Галкин бегал вокруг и заглядывал в заплаканные глаза горничных.
— Ну что, где этот ваш гоблин прячется, говорите! — мерзким голосом проверещал он, после чего ударил кастетом по носу одну из молоденьких служанок. Степа вздрогнул, когда увидел, как кровь моментально залила ее униформу.
— Считаю до пяти, — деловито сказала захмелевшая Пугачева и взвела курок тяжелого, непропорционально огромного револьвера. — Если вы будете и дальше молчать, я начну расстреливать вас по одному. Поехали! Раз... Два…
Никто из прислуги и не думал признаваться, все они слышали божественную игру Фокина, все они знали, что отдать это чудо на растерзание королеве попсы — значит предать все самое святое и светлое, что есть в твоей душе, то, что роднит ее с бесконечной вселенной.
Степа же в этот момент думал о милиционере и Деле Сталина... тогда было правильно избить кого-то палкой. А что правильно сделать сейчас?
Пугачева уже приставила дуло к сомкнутым в замок на затылке пальцам одной из служанок. Ее охватило невероятное возбуждение при мысли о том, как пуля сперва раздробит эти красивые тоненькие пальчики, а потом просверлит голову насквозь. Она уже готова была выстрелить, как вдруг услышала равномерное жужжание за своей спиной. Это был он, Степан Фокин. С отстраненным лицом катился он в своем механическом креслице, скрючившись и пуская пузырчатые слюни, что было главным признаком его гнева.
— А вот и он! — захохотала поп-дива. Галкин тоже выдал какое-то радостное коленце и крикнул по-молодежному: “Йу-ху!”
ПУГАЧЕВА ПОДОШЛА, ПОТРЕПАЛА ФОКИНА ПО ГОЛОВЕ, А ПОТОМ ЖАДНО, С ДЛИННЫМ, КАК ОСЬМИНОЖИЙ ЩУПАЛЕЦ ЯЗЫКОМ, ПОЦЕЛОВАЛА ЕГО В ПЕРЕКОШЕННЫЙ РОТ.
— Ну давай, обрубок, сыграй нам че-нибудь эдакое, как ты умеешь, — с этими словами Пугачева вытащила из специального чехла на спинке инвалидного кресла синтезатор и положила его Степе на колени. Тут Степан ощутил знакомое чувство — теперь его переставали слушаться кисти и пальцы рук. “Как же так, в такой ответственный момент, когда жизни этих людей зависят от меня, мой дар покидает меня! Господи, зачем ты меня оставил”, — мысленно взмолился Степа и хрюкнул, пытаясь втянуть соплю, которая без спроса вылезла из ноздри вслед за слезами. Однако непослушными пальцами Степа начал что-то играть. Получалась ужасная какофония, все, кто слышал Степину игру раньше, да и сам Степа, готовы были уши себе оторвать — настолько это было пошло и гадко.
“Все, капец”, — подумал Степа, а предательские пальцы его сами собой сгибались и разгибались, как бы прося прощения за свою беспомощность..
— Они все были правы, — шепотом произнесла шокированная Пугачева. — Это божественно!
— Поехали с нами, коротыш, — дыша в лицо перегаром опереточно взмолилась дива. — Ты станешь героем, ты спасешь нашу эстраду своими мелодиями, ты будешь жить в золоте, кокаине и проститутках, как султан!
А разве у него был выбор?
Степу посадили в лимузин. Как только машина тронулась, за забором раздалось несколько автоматных очередей — отряд пугачевских карателей все-таки расстрелял всех людей Йози. Это был последний раз, когда Степа плакал. Как Пугачева и обещала, дальнейшая его жизнь превратилась в бесконечную чехарду из проституток, наркотиков и спиртного. По пятнадцать минут в день Степа брякал своими немеющими пальцами по клавишам, а специальные люди делали из этого хиты. Весь оставшийся день Степа лежал под кайфом, обложенный голыми стриптизершами. Вся русская поп-музыка, которую вы слышали за последние лет десять, написана корявыми Степиными пальцами.
Ни о какой физике Степа уже и не мог помышлять, бесконечная вселенная, находившаяся некогда в его гениальном мозгу, сузилась до размеров пентхауса, в котором он жил. Ни тюрьме, ни психбольнице, ни вокзалу не удалось остановить полет его мысли, а вот российскому шоу-бизнесу удалось. С годами руки Степана Фокина окончательно утратили работоспособность, он уже физически не мог ничего сочинять. Его одели в старые вещи, посадили в кресло и оставили на какой-то безымянной автобусной остановке на окраине. А когда стемнело и на небо вышла полная луна, Степу разодрала на куски стая голодных бродячих собак.