Тишина была гулкой и протяженной, словно плавала по космическим волнам. До меня с опозданием долетали звуки, становясь частью приятного полусна. Теплым летним рассветом в тот день меня баюкала эта мягкая тишина, пока глубокий, приглушенный окнами звук не просек воздух. Я перевернулась на бок, чтобы разбудить сестренку, у которой тогда ночевала, и неожиданно встретила её распахнутые глаза, — нам обеим нужно было увидеть... Мы подошли к окну, и с восьмого этажа наш взгляд упал на пустую детскую площадку, наперерез которой шел неприметно одетый человек-муравей. Он уверенно шагнул в заросли кустарника, по пути разворачивая большой мешок. Какое-то призрачное волнение охватило нас. Человек наконец распрямился, поправил на плече ружейный чехол и кивнул в сторону подъезжающего фургона. В мешке он держал теперь что-то весомое и кривое. Что-то очень похожее на собаку. Мой полусон ещё не прошёл, но началось беспокойное ожидание: если было тихо, я чувствовала порхающий скулёж и звук мотора. И хотя понемногу воспоминание блекло, а детский ум осваивал прохладность ко всему гнетущему, что-то внутри уже пошатнулось и возросло. «И часто такое делается?», — спросила я с опаской. «Это вряд ли», — ответили мне…
Новый тревожный день наступил совсем скоро. Я возвращалась домой дворами, наслаждаясь жарко-влажной хроматической осенью, вдыхая запахи еды, долетающие из кухонь. Меня тоже ждал вкусный ужин: ароматный янтарный борщ. Представляя на языке кисловатый мясной отвар, я торопливо проходила последний двор, не слыша под собой ног. Чуть поодаль от него, на ровной площадке развернулось какое-то действо, приманившее толпу ротозеев. С любопытством я подошла ближе: два обомшелых аксакала в белых колпаках величаво прохаживались взад и вперед, изредка говоря с детьми. Казалось, последние ничего не слышали, — замерев, с полуулыбками на лицах, они восторгались гармоничной работой мужчин. Оглушив пузатую лошадь обухом топора, мужчины положили её на бревна, чтобы кровь, выпущенная из шеи, свободно вытекала в пластиковую емкость. Затем её тушу перенесли на землю, перевернули животом вверх и принялись снимать шкуру. Люди уже разошлись, а я всё наблюдала радость детей, бегающих вокруг взрослых. «Они пустили туда детей. Зачем?», — спросила я с неприязнью. «Наверное, учат», — ответили мне.
Несколько лет спустя доживал последние дни наш главный пес, по чести охранявший фронт дома целое поколение. Еще прежде того, как его похоронили в саду, собачий вопрос был одним из самых обсуждаемых дома. Наступили холода, но ничего не было сделано, пока в один декабрьский вечер мой дядя не притащил живой пакет с костями. Он улыбнулся и заявил о том, что нашел нам нового сторожа. Мы все обомлели его рассказу о том, как этот хворый щенок со свалки пытался бежать: он спотыкался, утопал в сугробах с мусором, жалобно скулил и наконец истощился. Из всех бродячих собак дядя выбрал самого безнадежного: щенок боялся зверски, дрожал всем тельцем и прятал глаза. Было решено его выходить. Отец расчистил угол в загоне с углем, бросил туда теплую тряпку и две жестяные банки, одну для воды и другую для пищи. В своем новом домике щенок почувствовал себя в безопасности, но все же ужасы уличной жизни давали о себе знать, когда, заслышав приближение человека, он удирал, натыкаясь на уголь. Узнав о Динго, — так мы его называли — моя бабушка сильно возмутилась. Зачем держать при себе страшного и слабого пса с помойки, ей было невдомек. И я боялась, что она оборвет ему жизнь с той же легкостью, с какой она бросала на дно котлована весь лишний прирост домашних питомцев. «Он сможет выжить?» – спросила я с надеждой. «Это очень возможно», — ответили мне.
Динго счастливо рос, теряя страх перед человеком. И кажется, в его глазах была благодарность за подаренный шанс на жизнь. Вот и в нашей семье произошло маленькое благородное событие, и это событие расшевелило во мне страшную память прошлых лет. Уже некого было спросить, почему люди выбирают, кому предоставить шанс, потому что я сама всегда была частью произошедшего. Неважно, свидетель я или актант. Поэтому оставалось искать ответы внутри себя и в окружении темноты, плывущей над непреложным течением традиций, которые охраняют наш полусон. Теперь мне девятнадцать лет: я подписываю петиции против отстрела животных и не ем борщи, думая, что чем-то помогаю этому миру. По крайней мере, мне стало чуть менее больно вспоминать застреленную собаку и забитого коня.
Автор: Дарья Копытова, Москва
участник Международного творческого Конкурса «Реальная помощь»
Вы тоже можете принять участие в Международном творческом конкурсе «Реальная помощь», ждем ваши произведения на электронную почту: ruhelp@list.ru
Подробнее о конкурсе можно прочитать по этой ссылке: