Данила Борисович – о тяжелой доле продавца-консультанта.
Работа продавца в книжном магазине – оптимальный вариант для людей без высшего образования, имеющих за плечами увесистый литературный багаж знаний. Рассказывать покупателю канву «Игры в бисер» в сто раз приятнее, чем подыскивать ботинки (майку, свитшот) нужного размера.
Рок событий занес меня работать в книжный, расположенный аккурат на Красной Площади.
Первые дни работы я усердно шуршал пакетами в углу, имитируя бурную деятельность. Эту фишку начальство довольно быстро просекло и пресекло. С такой же поразительной быстротой управляющий просек мое тоталитарное пьянство. «Опять пил?» – ежедневная вопросительная интонация шефа (вскоре ставшая утвердительно-сочувствующей), проистекающая из соответствующего случаю амбре.
Стоит отметить, что покупатели никогда не жаловались на меня. Наоборот: получил первую и единственную хвалебную запись в книге отзывов. Лишь однажды мужчина средних лет спросил напрямую: «Молодой человек, почему от вас пахнет пивом?» Инцидент был замят не самой удачной репликой: «А что такого?»
***
Устроившись поудобнее в прокрустово ложе пьянства, я спасался от вездесущего Мрака бытия, что заметно мешало нормально работать. Пока коллеги буквально летали по залу, я еле передвигал свои ватные ноги. Рожа изо дня в день изображала гримасу злости, антонимично прозвищу – «батюшка».
Несколько раз приходилось убегать с кассы в ближайший клозет с целью орального опорожнения. Однажды – не отходя от кассы. Ситуацию выправлял огромный пласт прочитанных книг и врожденный талант продавать. Вернее, колоссальный опыт вранья на ходу. Несмотря на беспробудный кутеж, я стал экспертом по продаже художественной литературы. В нашей компании это была официальная должность. Выдумывая сюжеты никогда не читанных романов Джоджо Мойес, мне удавалось впарить по две-три книги на рыло.
***
Человек гибридно-левых взглядов на жизнь, я шел на сделку с совестью. Да, стыдно всучить человеку говнокнижку по менеджменту, которую никогда не читал, но еще обиднее не получить премию (жалкие семь тысяч деревянных), коррелирующую с процентом от общих продаж. Однажды миловидная покупательница поинтересовалась, читал ли я книгу «Думай и богатей» Наполеона Хилла. Сначала хотел озвучить ей свою зэпэ (жалкие двадцать тысяч), но, вспомнив про сакральность коммерческой тайны, в ответ лишь жестом предложил ей оглядеть меня повнимательнее. Оценить мой видок, так скажем, и самой ответить на этот вопрос.
«Шуршать пакетами» приходилось постоянно – стоять на одном месте, томно призадумавшись, строго воспрещалось. Нечего и говорить о том, чтобы присесть на минутку-другую. Двенадцатичасовой рабочий день напоминал зубчатые колеса, преобразовывая один-единственный вращательный момент – скуку.
Спасали только перекуры каждые два часа.
***
А вы знали, что за подпольную продажу книг Акунина – штраф миллион рублей? Выход (якобы) последней книги про Фандорина «Не прощаюсь» был ознаменован локальным скандалом в нашей сети магазинов. Кто-то украл со склада один экземпляр за день до старта продаж. В срочном порядке ввели апокалиптичный (исходя из зарплаты) штраф в размере одного миллиона рублей. По итогам расследования выяснилось, что книга всего-навсего завалилась за шкаф с фотоаппаратами Instax. Но прецедент все равно забавный.
***
Меня искренне удивляло убожество принципа «клиент всегда прав». Больной покупатель харкнул жвачкой в продавца в ответ на отказ выдать пакет – их просто не было. Коллеге пришлось идти на сделку со своим Я (распространенное явление в сфере продаж): либо защитить себя, харкнув ответку в наглую рожу, либо, испугавшись увольнения и последующей потери стабильной жизни, стерпеть. Продавец (здоровый парень под два метра ростом) избрал вариант, полярный «вилке в глаз».
***
Еще меня поражала непроходимая тупость некоторых людей. Сэлинджер был для них излишне сложным и скучным, «посоветуйте что-нибудь другое, попроще». Радзинский и Зыгарь оказались единственными историками, заслуживающими внимания. Зеленовласые фемки заостряли носы в поисках книги с говорящим названием «Вагина». А Томас Манн так и стоял месяцами, не тронутый.
А вот что меня совершенно не удивило, так это корреспонденция от начальства, застигшая меня в один прекрасный зимний вечер. «Привет ! С завтрашнево дня ты у нас не работаешь .» Авторская орфография и пунктуация сохранены.
Как же так вышло, спросите? Обо всем по порядку.
***
Завалился я как-то на работу синий в дупель. Предновогодняя суета, броуновское движение «покупаш». Подошел один, спрашивает: «Чего-нибудь для саморазвития, для мозгов. Данте уже прочитал, Достоевский не зашел».
Похмелюга, надо сказать, была страшная. Если прикинуть, что квасил я часов до семи утра, то картина вырисовывается следующая – человек еще пьян, но ему уже отвратно. Слово за слово, подвел его к полке с Кастанедой. Говорю, вещь хорошая, нужная. Путь воина, осознанные сновидения.
Последнее словосочетание исказило лицо потребителя до неузнаваемости: глаза выпучились, рот искривился в изумлении. «Слу-ушай»,– говорит. «Мне как раз постоянно снится, что у меня очень много денег. И я все время думаю: как бы вывести деньги из сна в реальность. Спасибо тебе, дружище!» Я не ответил.
Дальше – как в бреду. Фибры души были задеты вполне себе чеховской сценкой. Пошатываясь, я побрел в отдел с детской литературой (важное уточнение), попутно разбрасывая книги из отдела «нон-фикшн». Богатые папы повалились вместе с бедными, Атланты пали ниц. Добрался и до «Источника», но воспаленное змием сознание надиктовывало мантру: «Эпистемологический анархизм, эпистемологический анархизм». Нравственный закон, взяв за мудя, смахнул с полок Маркса, Платона, даже Ганди.
Позволю себе небольшое лирическое отступление. Феминистки грезят о «Пёсе» NixelPixel, мамины бизнесмены копят деньги на «Берись и делай» Брэнсона. Я же, в свою очередь (не в противовес представителям «третьей волны»), уже два месяца ходил мимо книжки с интригующим названием «Мяу»; приглядываюсь. Книга стала единственным фактором моих появлений в детском отделе. Ее подлинная ценность заключалась в следующем: кошечек можно было не только зачитать, но и потрогать. Мягонькие и пушистые, горделивые и предубежденные.
Оказался, наконец, у нужной полки; лицом к лицу с заветной книжкой «Мяу». Всевидящее око камеры наблюдения навеяло разного рода нехорошие ассоциации с «Надзирать и наказывать» Фуко. Коллективный взгляд ошалевших покупателей продуцировал в памяти крылатые слова: «А король-то голый!»
Пришлось аккумулировать все резервные запасы отваги и мужества. Концентрация. Вперил взгляд… И не выдержал давления. Испугался. Не смог украсть, и все тут. Глядя на свои дрожащие руки алкоголика, испытал медиальное чувство, симбиоз жалости и отвращения к своему Я. Примечательно, что книжку, несколько дней позже аннексировал мой коллега.
А уволили меня спустя месяц, за два дня прогула.
Безбожно пил. Каюсь.