Ежели задумают снять фильм о спецназе внутренних войск и возникнет проблема с прототипом крутого «профи» из когорты прапорщиков-«краповиков», Григорий Беркут со своей карьерой — вот он, готовый персонаж. Ничего и сочинять не надо, его рисковых приключений на целый сериал хватит.
Правда, статью и ростом герой наш не Рэмбо. Не дотягивает до киностандарта матерого коммандос. Но что важнее: внешние эффекты, рассчитанные на публику, с игрой мускулов и немыслимыми трюками великана-культуриста, глядя на которые «спецы», не понарошку воевавшие, животики от хохота надрывают, или эффективный результат боевой работы — смертельно опасной и вовсе даже не зрелищной? Спросите у братишек, побывавших в грозненском пекле, они вам расскажут, что почем и кто есть кто. По жизни. Тут и другая поговорочка на ум придет: маленький, да удаленький.
А завязкой не написанной еще киноистории мог бы стать... ну, предположим, эпизод о том, как прапорщик Беркут, следуя по предписанию к новому месту службы — в 101-ю бригаду, раздобыл себе ствол. Впрочем, сам он, рассказывая о боевых делах в Грозном, этому эпизоду большого значения не придает: так, вполне заурядное событие — цветочки... Короче, случилась небольшая драчка с вооруженными нохчами на окраине города, повоевали немного, постреляли, и право же грех, было не воспользоваться ситуацией, когда трофей, можно сказать, сам шел в руки. Глазомер, натиск — пригодилась воинская школа — и оружие было отобрано у нейтрализованного «духа». С этим трофеем и прибыл Григорий в военный городок.
На вопрос, откуда, мол, «калаш» у ехавшего без оружия прапорщика — ответил с присущей ему серьезностью: «Один «чичик» подарил. Пользуйся, говорит, на здоровье. Мне теперь ствол без надобности, отвоевался».
С теплым чувством признательности вспоминает Беркут о первой встрече с командиром бригады, который лично проводил собеседования со всеми кандидатами в спецназ и разведку. Это благодаря ему, полковнику Юрию Денисову, начал Григорий свою карьеру на том боевом участке, о котором мечтал, подписывая контракт.
Зашел в кабинет комбрига с внутренним напряжением. Думал, увидит важного, представительного офицера, недоступно-далекого в своих командирских заботах для простых служивых. А Денисов оказался своим на все сто. Не было в его манере держаться перед подчиненными ни сухой кабинетной официальности, ни напускной строгости. Приветливо улыбнувшись, сразу же, без обиняков спросил: «Прибыл служить или устраиваться в очередь за льготами?» — «Льготы свои честно отработаю», — заверил Григорий. — «Что делать умеешь?» — «Многое. До армии окончил медицинский техникум. Срочная и сверхсрочная прошла в погранвойсках — сначала был водителем, потом замкомвзвода. Занимался спортом — инструктор рукопашного боя. Отлично стреляю, в том числе из снайперской винтовки. После увольнения в запас пошел в милицию. Служил в полку ППС и в угрозыске. Имею навыки оперативной работы». — «Ну, тогда сам Бог велел назначить тебя в разведбат, — обрадовался полковник. — Опытные «спецы» позарез там нужны».
Не успел Григорий толком освоиться на новом месте, грянули мартовские события. Шестого числа дудаевцы с трех направлений атаковали город. Пытаясь пробиться к центру столицы, навалились на войсковые КПП. Заблокировали пункты дислокации частей бригады.
В лютой свинцовой круговерти выводить с базы разведгруппу — только людей погубить, поэтому Беркут на время переквалифицировался. Прихватив СВД, занял место на оборонительной позиции возле санчасти, по которой вовсю молотили чеченские пулеметчики. Огляделся, засек вражеские огневые точки в окнах дома, поплевал на ладони и начал гасить «духов», тихонько приговаривая: «Вылетел беркут на охоту — волкам хана. Одному пасть порвет, другому башку проклюет, третьего в капкан загонит». Заткнулись пулеметы. А перестрелка идет своим чередом. Лютуют «волки», долбят со всех сторон, не жалея боеприпасов; наши конкретно им отвечают. Григорий то к автомату прикладывается, то к снайперке — как логика боя подсказывает. Глядь — «душок» с цинками впригибку бежит. Беркут, недолго думая, в ногу его пулей клюнул, и бойцам: «По раненому не стрелять! Сейчас его дружки вытащить попытаются, тут мы их и уделаем». Как в воду глядел. Не прошло и пяти минут — ползут двое, из-за кустов их «душманы» очередями прикрывают. Григорий снова на ладони поплевал да прибаутку повторил, захлопывая снайперский капкан. Как только атакующие ослабили огонь (с боеприпасами, видать, стало туго, а подносчик корчится в луже крови), прапорщик организовал со своими разведчиками дерзкую вылазку. Выскочили неожиданно из укрытий и забросали ошеломленных «духов» гранатами.
Вскоре противник подтянул подкрепление, бой вокруг периметра военного городка разгорелся с новой силой. Оценив обстановку, Григорий решил поработать санитаром — подсобить парням из медроты, которые не успевали выносить из-под огня раненых. Взял два «броника» и, прикрываясь ими, где бегом, где ползком дотащил одного за другим восьмерых стонущих-кричащих пацанов. Побежал на передок за девятым подранком. Только промедол ему поставил — в воздухе зловеще завыли-замяукали мины, с деревьев посыпались ветки, срезанные осколками. Можно было бы переждать обстрел в укрытии, но тяжелораненый боец находился между жизнью и смертью. Припечатав нохчей крепким словцом, Беркут надел на солдата бронежилет, сам лег сверху и, упираясь в землю ногами, стал толкать своим телом потерявшего сознание мальчишку. Этот отчаянно смелый поступок чуть не стоил жизни санитару-добровольцу. Совсем немного оставалось до медпункта. Григорий напряг последние силы, но одна «духовская» мина — будто по его душу летала, — взметнув огненно-дымный куст, рядышком разорвалась. Оглушенного прапорщика отбросило в сторону смрадной волной...
Очнулся от тупой боли в руке. В висках молоточки стучат. Слава Богу, жив и, кажется, цел. Подполз к солдату. Дышит! Мысленно поблагодарил ангела-хранителя, на одном рывке-молитве дотащил парнишку до палаты. А там... Схватился за голову: не знаешь, кому в первую очередь помощь оказывать — раненым или сестричкам, падающим в обморок от неумолчного крика-мата-стона, вида крови и разъятой плоти. Нашатырем привел в чувство девчонок, и к пацанам — колоть, перевязывать, осколки выковыривать. Управился — бегом на передовую, отбивать атаки бандитов, носить раненых. Так до вечера мотался без роздыху. Пришел в себя на кровати в санчасти: не помнит, когда и где свалили с ног контузия и усталость. Сутки пролежал в обморочном сне.
А на следующий день — похлеще напряг. Беркуту поставили задачу пробиться на бэтре с группой спецназа в 22-й городок. Оборонявший его батальон понес большие потери, нужно было подбросить туда боеприпасы, поддержать братишек на огневых позициях.
Дерзко прорвавшись сквозь чеченские заслоны, с ходу вступили в бой. Обстановочка — хуже бы, да некуда. Одно утешение: обороной руководил опытный офицер — направленец из штаба дивизии майор Семененко, по прозвищу Крикун. Эту «погремуху» ему дали за взрывной темперамент и мощные голосовые связки. «Шевелись, едальниками не щелкай!» — заглушая автоматно-пулеметный грохот, то и дело подбадривал он солдат.
Прибывших «спецов» Крикун встретил как родных. И сразу нарезал участок работы:
— Достал нас, понимаешь, снайпер, сто чертей ему в печенку. Видите заводской корпус и элеватор рядом? Оттуда он и мочит. Хитер, гад. Два раза из одного окна не стреляет, скачет с этажа на этаж. Никак засечь не можем. Даже из «зушки» пробовали — нулевой результат. Надо ему, хлопчики, залить за шкуру сала. Как, возьметесь?
Район завода Беркуту хорошо знаком, не раз бывал здесь с разведчиками. Подумал, прокрутил в голове несколько вариантов операции. И так и эдак — велик риск получить «девять граммов в сердце». Но кто не рискует, тот не пьет шампанского...
— Да уж, выкуривать его с помощью зенитки — пустая трата снарядов. Они нам еще пригодятся. Тут хитрость нужна, — сощурился Григорий. — Есть у меня один планчик... Потребуется три комплекта гражданки и патронов побольше. Замысел такой. Ждете, когда «кукушка» подаст голос, и начинаете обрабатывать окна. Остальное — наши проблемы...
Через час Беркут и два спецназовца-контрактника, переодетые в лохмотья, с видом испуганных бомжей, случайно забредших на территорию завода, подошли к корпусу, где угнездился «духовский» снайпер. К счастью, во дворе не было ни души. Оно и понятно: стреляют.
— Действуем, как договорились, — шепнул Беркут. — Вы контролируете из укрытия вход, а я иду в гости к «джохарчику». Отсчет времени — с момента открытия огня. Не вернусь в течение часа — делаете ноги.
— А если их там целая группа?
— Будем считать, что мне не повезло. Вопросы есть? Вопросов нет! — с этими словами прапорщик снял ботинки и по-кошачьи бесшумно юркнул в проем двери.
Томительно потянулось время ожидания. Снайпер молчал. И вдруг — винтовочный выстрел. Из городка ответили дружными очередями. Бойцы переглянулись: все идет как по нотам. Только бы не заподозрил «дух», что за ним охотятся.
Десять... пятнадцать минут слились с тревожным биением двух сердец... Чу, кто-то спускается с лестницы. Торопливо-неуверенные шаги, сопровождаемые звуками увесистых тумаков.
— Ты, старшина? — мажорным дуэтом.
— А то кто же? — бодро ответил Беркут, выталкивая чеченца с залитым кровью плечом. — Вот, веду хозяина, — ткнул в спину стволом трофейной СВД. — Негостеприимный оказался, невежливый. Пришлось поучить уму-разуму.
— Как ты его взял? — по возращении на базу засыпали Григория вопросами.
— Дело техники. Я ж хитрый мент. И руки откуда надо растут...
Выполнив поставленную задачу, Беркут засобирался к своим разведчикам. Была у него мечта: как только стабилизируется в Грозном обстановка — сдать в ГСН разведбата экзамен на мужика и надеть краповый берет. Но пришлось задержаться. Надолго. В 22-й городок вошли подразделения вновь сформированного 105-го специального моторизованного полка бригады. Забот и хлопот прибавилось. Новоселы — сплошь необстрелянные солдатики, а большинство офицеров ранее служили в СМВЧ и конвое, навыков боевой работы тоже не имеют. Командир части, узнав о геройских делах прапорщика-разведчика, предложил ему возглавить спецвзвод:
— С опытными кадрами у нас туго, а ты — зубр, многому сможешь научить пацанов. Помоги, брат. Подбери людей, сколоти крепкую команду, а потом, если не передумаешь, вернешься в родной батальон. Комбрига я уговорю.
— Что ж, такая карьера мне по душе, — согласился Беркут.
После окончания мартовской войны начались у него напряженные учебные будни. Не жалел Григорий ни себя, ни своих солдат — гонял до седьмого пота, воспитывая личным примером. Тренировки по рукопашному бою — только в полный контакт. Дождь зарядил — спать под открытым небом в плащ-палатках. Тактические занятия — на самом солнцепеке. «Войнушка» — в лужах, в грязи, чтобы привыкали к трудностям. И бойцы молодого подразделения быстро оперялись в суровой «учебке», укрепляя спецназовские крылья, как птенцы, опекаемые орлом перед вылетом на самостоятельную охоту.
Комполка Щербина, мужик бывалый, воевавший в Афгане, не мог нарадоваться на взводного «спецов»:
— Как хочешь, Григорий Владимирович, в ближайшее время я тебя не отпущу. Разведбат и так справится, есть там кому ребят обучать. А здесь, во взводе, ты — незаменимый командир. Вон каких орлят за считанные месяцы вырастил. Не жалко оставить? И потом: лето обещает быть жарким, так что и у нас тебе скучать не придется.
— Да я и сам раздумал уходить, товарищ полковник, — улыбнулся Беркут. — Дел невпроворот. Взвод только встал на ноги. Надо еще приводить его к нормальному бою.
Этот разговор состоялся в начале августа. А через несколько днй опять в городе война началась. По мартовскому сценарию. Только в более жестоком и дерзком исполнении.
Городок плотно заблокировали боевики шалинского и бамутского отрядов — матерые, беспощадные «волки» с большим опытом боевых действий. Однако и полк был уже не тот, что в марте. Мог и за себя постоять, и врага от всей души угостить.
Верные правилу — беречь молодежь, Беркут и еще несколько офицеров, прапорщиков и солдат-контрактников объединились в сводную диверсионную группу для ведения беспокоящих операций на территории, занятой противником. В темноте скрытно просачивались к огневым точкам чеченцев, снимали их «без шума и пыли» ножами и прикладами и молниеносно откатывались на базу. Однажды удалось даже «языка» притащить. Потом его обменяли на нашего пленного.
В общем, шерстили «волков» будь здоров — только шуба заворачивалась. Но не одними руками работал Григорий Беркут, умножая боевой счет охотника-разведчика. В крутых ситуациях спасал себя и подчиненных смекалкой да хитростью военной.
Во время одной операции надо было отсечь от группы наседавшую свору «духов». Эффективное средство для этого имелось: вышли на задание, взяв с собой расчет АГС-17. Да вот беда, душманы наступали на пятки, а прицельная дальность стрельбы из автоматического гранатомета — 1700 метров, вблизи противника не поразить. «Ставим «граник» на попа и бьем вертикально — в аккурат на головы «чечей» ВОГи упадут!» — недолго думая, скомандовал находчивый прапорщик. Отлично сработала метода: четверо бойцов держат гранатомет за станок, Беркут жмет на спуск, и врассыпную в укрытие — выстрелы рвутся на расстоянии двадцати метров, там, где враги сосредоточились. Хорошо тогда потрепали бандитов: АГС в бою — очень убедительный аргумент.
А то еще был случай. Командир полка доверил прапорщику Беркуту возглавить сводное подразделение по сопровождению автоколонны. На обратном пути следовавшая через «зеленку» группа оказалась под угрозой столкновения с превосходящими силами боевиков. К счастью, разведдозор вовремя обнаружил опасность. Идти на прорыв — себе дороже, и Григорий решил обвести «духов» вокруг пальца — пустить их по ложному следу. Зная, что чеченцы прослушивают наши радиоканалы, открытым текстом обозначил своим командирам по рации маршрут движения, а сам повел группу другой дорогой. Через десять минут бандиты, заблокировав указанный участок, открыли по нему шквальный огонь. Но хитрый Беркут с бойцами были уже далеко. Успешно выполнив задачу, подразделение в полном составе, без потерь вернулось на базу. За это и представили прапорщика к ордену Мужества.
А по большому счету, в тот жаркий август заслужил он не одну боевую награду...
В полку мне поведали невероятную историю, которую до сих пор вспоминаю с чувством восхищения и гордости за наших скромных героев. В Заводском районе попала в засаду группа во главе с капитаном Дмитрием Дерюгиным. Офицер был тяжело ранен в ноги. Приказав бойцам отходить, он взял пулемет, обложился гранатами и открыл огонь, прикрывая пацанов. Когда о беде сообщили по радиостанции на базу, Беркут, ни слова не говоря, сел за руль бэтээра. Трогаясь с места, услышал голос наводчика сквозь урчание двигателя: «Вы за капитаном, товарищ прапорщик?! Я с вами!» — «Давай! Работай!»
Григорий вцепился в баранку — словно заключил в объятия ускользающую боевую фортуну: не подведи, госпожа удача! Натужный вой мотора и грохот пулеметов слились в яростно-мажорную фугу, сопровождаемую звоном брони и отчаянным матом стрелка. Трижды по ним били из РПГ: два промаха и одно попадание — не смертельное, граната летела по касательной, срикошетила. От пулевого града бока трудяги-бэтра стали рябыми. Но — удача любит отважных и дерзких! Они прорвались сквозь плотный огонь невредимыми. Затащили в машину истекавшего кровью капитана. Беркут каким-то чудом развернул «коробочку» на глазах у опешивших чеченцев — и ходу, педаль до самого полика, башенные стволы — веером по сторонам, отстреливая последние остатки БК...
— Спасибо, мужики! — выдохнул не веривший в свое спасение Дерюгин. — А я уже себя похоронил... Думал, конец мне...
— Рановато помирать собрался! Мы еще с тобой поживем врагам назло. Мы с тобой, ротный, оказывается, очень везучие! — счастливо кричал прапорщик, гася скорость перед воротами городка.
— А вообще-то, я сам долго не верил, что мы уцелели. Был один шанс из ста. Этот шанс Бог подарил, — скажет мне потом Григорий. — И дар его, считаю, не столько нам с Дерюгиным, сколько жене капитана — санинструктору Марине. Она служила в полку вместе с мужем. Он на боевых за пацанов готов был жизнь отдать, а Маринка в санчасти раненых выхаживала. Не раз рисковала собой под обстрелами. Помню, ударили по городку минометы. Ребят на позиции посекло осколками. Она бежит к ним, не обращая внимания на взрывы. Раненые ее своими телами закрывают, а Марина вырывается, достает из сумки бинты, промедол... Не мог ее после этого Бог вдовой оставить...