Живописных изображений древнерусского пейзажа, увы, не существует, так что представить его наглядно довольно затруднительно. Во всяком случае, он сильно отличался от того образа России, к которому привыкло наше художественное воображение — равнины и косогоры, перемежаемые перелесками, или безбрежная ширь, окаймленная на горизонте синей полосой леса. Природное деление на лесную, лесостепную и степную полосы сохранялось и тогда, однако лес преобладал на большей части Среднерусской возвышенности. Византийский историк середины VI в. Иордан описывал пространство к востоку от Днестра, по Днепру и Дону, как «обширный край, покрытый лесами, опасный болотами». По сведениям Ибн Русте, «страна славян» представляла «равнинную и лесистую» местность, к которой нужно добираться «через источники вод и густые леса».
Еще и в XVII в. Московия казалась западноевропейским путешественникам сплошным океаном леса, среди которого, на небольших прогалинах, были разбросаны острова и островки цивилизации — города, села, деревни. «Повесть временных лет» особо выделяет Оковский лес — один из крупнейших лесных массивов, где берут начало Волга, Днепр, Западная Двина. Невозможно установить точную границу леса и степи на древнерусском пространстве, однако даже во времена Нестора вокруг Киева высился «лес и бор велик». Вероятно, южная граница славянского расселения и определялась линией лесов, за которой начиналась враждебная степь.