Популярность гладиаторов была очень велика. Ими восхищались, о их смелости и мастерстве говорили постоянно и повсюду, их достоинства обсуждались еще более горячо, чем достоинства знаменитых возниц— кумиров ипподрома. Поэты воспевали гладиаторов, а художники и чеканщики увековечивали в своих творениях эпизоды боев и даже лица отдельных бойцов. Пергамент, металл и камень сохранили для нас образы лучших и храбрейших из них.
Притягательная сила арены была столь велика, что иногда в гладиаторы шли свободные (а порой даже и обеспеченные) люди. Презрев социальные барьеры, сознательно расставаясь со своим общественным положением, юноши из всаднических семей становились фракийцами или ретиариями. Ради минутной славы, из-за жажды острых ощущений, которые многим из них стоили, увы, слишком дорого.
Чаще же свободного гражданина в объятия ланисты бросала нужда и надежда поправить свои дела: ведь опытные гладиаторы получали вполне приличное денежное вознаграждение. Тем более что по прошествии определенного срока они получали, вероятно, и право на некоторую личную свободу. Более того, известно, что иные гладиаторы даже обзаводились семьями и могли жить дома, а не в казарме.
Иногда же в гладиаторы уходили из чувства протеста или из солидарности с попавшим в беду товарищем. Однако на пути неблагоразумных стоял закон. Доброволец обязан был заявить о своем намерении народному трибуну, а тот имел право и не разрешить, если находил волонтера по физическим или иным данным непригодным для гладиаторской службы. При заключении первого договора с будущим гладиатором ланиста вручал ему задаток, который по закону не должен был превышать 2000 сестерций — сумма довольно скромная. Такое ограничение также было введено для того, чтобы несчастный задумался: «А стоит ли за такую мизерную плату продавать свою жизнь и свободу? Ведь я могу погибнуть в первом же бою…»
Если же эти препятствия были не в состоянии отпугнуть юношу, он автоматически лишался звания римского гражданина.