Автор: Б. А. Пугачев
Её видали
Мятежным мартом
На льду залива
Форты Кронштадта.
(Марш 27-й дивизии РККА)
В истории нашей страны две годовщины приходятся на месяц март – это Февральская революция, произошедшая по новому стилю в марте, и мятеж в Кронштадте, отзвук антоновского восстания на Тамбовщине.
До сих пор популярен Международный Женский День, провозглашённый II-м Интернационалом по инициативе коммунистки Клары Цеткин (похоронена в Кремлёвской стене). Его празднуют ныне во всём мире, а был он в царской России запрещён. Но демонстрацию женщин-работниц и жён рабочих, организованную в этот день большевичками из бывшей редакции журнала «Работница» (Стасова Е.Д., Инесса Арманд, А.М. Колонтай, Л.Н. Сталь, Р.С. Землячка) после подавленных в начале года волнений рабочих в Питере, не смогли подавить ни полиция, ни войска. Мужчины поднялись на защиту женских демонстраций, дали отпор полиции, а солдаты отказались в них стрелять. Волынский полк, назначенный к отправке на фронт, поддержал своего унтера Кирпичникова, пристрелившего офицера, приказавшего стрелять в женщин.
Поводом для волнений женщин был голод. Невзгоды войны вызвали нехватку продовольствия, в лавках столицы не было хлеба по карточкам, хозяйкам нечем было кормить детей. Царское правительство ввело для крестьян продовольственную развёрстку, но до рабочих кварталов хлеб не доходил, и у хлебных лавок стояли в очередях часами. У женщин из буржуазных слоёв были свои проблемы, были журналы типа «Дамскiй миръ», журналы мод, но хозяйкам в пролетарских семьях было не до мод. Потому в Женский день они вышли на улицы со своими требованиями.
С продразвёрсткой было связано и другое событие, произошедшее в марте уже в 1921 году. Советская власть сохранила хлебную развёрстку в годы Гражданской войны, и крестьянство более-менее мирилось с этим, хотя и кряхтело. Потому что Красную Армию рабочих и крестьян надо было кормить, чтобы не вернулись помещики и не вернули себе отобранную крестьянами землю.
Дело в том, что в программе большевиков планировался как первый результат революции именно НЭП, об этом писал Ленин в программных статьях и перед Октябрём – «Удержат ли большевики власть», и вскоре после Октября – «Очередные задачи Советской власти». Он утверждал – категорически не приемлема Советская власть лишь для небольшой кучки самых крупных буржуев, а остальные смогут вначале ужиться с Советами, поскольку Советы установят пока только рабочий контроль на производстве. И эту же установку на упорядочение хозяйственной жизни, порушенной войной, посредством введения рабочего контроля Ленин повторил и после Октября. Во всяком случае, именно это диктовалось крестьянским характером населения страны. Без компромисса с трудовой частью этого класса рабочий класс обойтись не мог. Это было основой союза рабочих и крестьян, который сразу осуществился в форме участия левых эсеров в Советах. Этот союз существовал, несмотря на то, что продразвёрстку Советы не отменили, обстановка разрухи и Гражданской войны не позволяла. Нехватка продовольствия, вызванная войной, вынуждала продолжать эту политику. Этот факт можно рассматривать как элемент политики военного коммунизма. Но надо понимать и левацкие тенденции в среде рабочих, порождённые эйфорией от прихода к власти. В стране была разруха, а работницы Иванова-Вознесенска как-то в будний день постановили – не выходить на работу – домашних дел накопилось. Надо дома навести порядок, чай не зря власть завоевали, можно и отдохнуть, чего надрываться.
Это сказалось и в рядах партии большевиков – возникла фракция «левых коммунистов», и она пользовалась доверием большинства партийцев. Если горячие головы из левых эсеров не признавали Брестский мир, и тут смыкались с бухаринцами, то последние шли существенно дальше ещё. Они к тому же требовали немедленной национализации. Это грозило обострением напряжённости в обществе, и Ленин вынужден ультимативно заявить – если такая политика не получит отпор – он покинет свой пост председателя Совнаркома. Ведь в рядах бухаринцев были такие большевики, как Фрунзе, Куйбышев, Дзержинский. Их поддерживали такие коллективы, как рабочие Иваново-Вознесенска, они выступали за немедленную национализацию производства. Ленин отвечал им: – «мы и так национализировали больше, чем можем управлять. Вы, товарищи, знаете, где получать хлопок для пряжи, как реализовать продукцию и тому подобное? Вы этому еще не научились, этому ещё надо научиться у буржуев, потому поначалу и надо ограничиться рабочим контролем».
Попытка левых эсеров сорвать Брестский мир и устроить переворот в республике заставила большинство большевиков согласиться с правотой Ленина, покинуть ряды бухаринской оппозиции и поддержать вождя. Однако с политикой типа НЭПа вышла задержка, Уже в дни антоновщины Ленину пришлось признать, что с отменой продразверстки Советы опоздали, и тем создали угрозу подорвать союз трудового крестьянства с рабочим классом. Мятеж левых эсеров не нашел поддержки у крестьян. Мобилизация в РККА шла порой со скрипом, но довольно успешно. А вот задержка с продразвёрсткой – была угрожающей. Появились настроения, что наступают последние дни Советской власти.
Может, это Ленин виноват был в том, что промедлили с отменой продразвёрстки?
Нет, уже в канун 1919 года Ленин подтверждал свою позицию неоднократно в своей, например, оценке книги Тодорского «Год с винтовкой и плугом» об опыте работы Совета в Весьегонске Тверской губернии, где проводилась политика, позже названая НЭПом. Там у буржуев не спешили национализировать производство, а сумели осуществить над ним рабочий контроль. На крупорушке у хозяина работали на нужды советских людей, кузница также выполняла советские заказы, и хозяева пока мирились, как и предрекал Ленин, с советской властью. И это в условиях продразвёрстки.
В поэме Багрицкого «Дума про Опанаса» есть такой персонаж – Иосиф Коган, командир продотряда, осуществлявшего продразвёрстку. Его расстреляли махновцы. Продразвёрстка осуществлялась по классовому принципу, в отличие от дореволюционной практики – основную тяжесть несли кулацкие хозяйства, но и остальным крестьянам – середнякам и беднякам приходилось покряхтеть. Мне довелось беседовать с бывшим командиром продотряда. Владимир .Викторович Гастынский рассказывал: «Была установка – не сметь командовать крестьянином. Но в деревне от кулака все зависели, все их боялись. Сами принесли, выдали хлеб, а кулаков боятся выдавать. Что делать? Мы из богатых изб собрали хозяев, вывели в овраг, а остальных на сход созвали. Не укажете кулаков, мы в овраге всех их расстреляем. Не выдают. Ну, я дал сигнал своим – холостой залп в воздух дать. Будто расстреляли в овраге. Тогда крестьяне указали, где у кулачья хлеб запрятан. Загрузили мы подводы, тех в овраге, которые не прятали хлеб – отпустили. А тех, кто прятал хлеб – увезли с собой в город. Вот какие дела были».
Как видно из этого рассказа – классовая борьба в деревне была трудной, и влияние городского пролетариата было совсем не лишним.
Когда Гражданская война закончилась, не только кулаки, но и середняки сочли обременительным терпеть развёрстку. Вот и оправдалось предвидение Ленина, что крестьяне не могут обходиться пока без хлебной торговли. А это – уже элемент капитализма, и пришлось вождю доказывать свою правоту товарищам, что в условиях советской власти и диктатуры пролетариата и госкапитализм служит процессу становления социализма.
В городах в те годы была безработица, были биржи труда, и вот моя мама, после службы в Реввоенсовете, а потом медсестрой, а потом – безработная – по путёвке такой биржи получила работу штамповщицы у нэпмана. Конечно, там был рабочий контроль. Но власть хозяина не очень-то он ограничивал. Во всяком случае, на том предприятии рабочим платили скудно. Это при советской-то власти, при диктатуре пролетариата! Фронтовичка и большевичка, она не могла с этим смириться, и организовала забастовку. Хозяину пришлось платить за работу без обмана, но вот номер – после этого она попала у буржуев в черный список, и уж получить работу даже от биржи труда не получалось.
Что же это была за масса – крестьянская, солдатская и матросская, та самая, что после победы в Гражданской войне не согласилась терпеть политику военного коммунизма? Нынешнему поколению это, пожалуй, и представить-то трудно, даже если они и прочитали «Тихий Дон» Шолохова или «Россия, кровью умытая» Артёма Весёлого. Ведь этому поколению по наследству досталась советское всеобщее школьное образование, хотя и сильно искажённое и деградировавшее. Недаром и сейчас, в 21 веке, чуть ли не четверть населения страны одурманена религиозным дурманом. А ведь тогда, в 1918 году, когда Чапаев собирал в полки добровольцев в Уральские дивизии РККА, эта масса была поголовно неграмотной. Мой отец в полку был единственным грамотным, окончил два класса церковно-приходской школы. Они жили эмоциями людей, подвергаемых вековому угнетению, подавляемых. У Пушкина в «Капитанской дочке» есть сцена бунта, когда пугачёвцы вешают угнетателей и их обслугу. И есть неопубликованная глава, где Пушкин описывает проплывающие по Волге виселицы, на которых висят пугачёвцы. Заряд классовой ненависти был такой, что не удивляет расправа солдат германской войны над генералом Духониным. Это легко было написать Маяковскому – «направляла, строила в ряды», а каково это было на деле? Вот свидетельство из воспоминаний «История моего современника» Короленко о крестьянах, когда он попал в ссылку. – Недоверие к образованному человеку, из бар, быстрый переход настроений от униженной покорности к оголтелой, казалось бы, немотивированной, враждебности. Ленин в своих работах отмечал это качество мелкой буржуазии, схожее, по-моему, со свойством непредельного регулятора – легкий переход эмоций от одного крайнего состояния до другого. (Этот радикализм, кстати, и делает крестьян – мелкую буржуазию как трудовой слой населения – способной быть союзником не только рабочих, но и союзником фашистов, капиталистов, уже в качестве мелких хозяев, мелких собственников. В силу такой вот экономической двойственности).
Сцены у Шолохова с подводами, полными жертв Вешенского восстания, и такие же сцены у Н. Вирты в его романе об антоновщине «Одиночество», впечатляют одинаково.
Теперь о годовщине мятежа матросов в Кронштадте.
Троцкий в своё время матросов Кронштадта называл «красой и гордостью» революции. И впрямь, отрицать их роль в революции невозможно, Но вот фильм «Мы из Кронштадта» или пьеса «Оптимистическая трагедия» В. Вишневского описывает ситуацию не романтическими, более реальными красками, и воспоминания Бонч-Бруевича это подтверждают. У матроса Желязняка, что разогнал Учредилку, произнеся своё знаменитое «караул устал!», брат, тоже матрос, был более склонен к анархизму.
И это объяснимо. Советский историк Покровский в предисловии к своему учебнику истории признавал, что сильно заблуждался, полагая, что флот, благодаря своей технической оснащённости, был более пролетарской частью, в целом-то крестьянских по составу, вооруженных сил. Статистика, с которой он был ознакомлен, свидетельствовала, что и матросы в основном разделяли интересы крестьянства, от которого они и были – плоть от плоти. Вот почему Кронштадт поддержал Октябрь, как и всё трудовое крестьянство, а в 21 году – разошёлся с военным коммунизмом. Это надо было понять. Ленин это и понимал, и предвидел. Но Троцкий ведь существенно не Ленин. Он, Троцкий, как и отметил Ленин в так называемом «завещании», чрезмерно хватал в своем администрировании. И первое, что он предпринял – военное подавление крестьянского недовольства на Тамбовщине. А Ленин заглянул в самую суть явления: надо отступить в своей «красногвардейской атаке» на капитал, дать союзнику-крестьянину время и возможность оценить преимущества социализма, и пока использовать в интересах рабочего класса и всех трудящихся «госкапитализм». То есть ввести НЭП, и тем вновь восстановить единство трудящихся на пути к социализму.
Мне вспоминается указ Ельцина вскоре после расстрела Верховного Совета о реабилитации участников кронштадтского восстания. Их и в живых-то никого тогда не осталось, с какой стати этот указ появился? А надо было ему как-то оправдать расстрел Дома Советов. Я был там в числе защитников баррикад и понимаю, что режиму надо было позиционировать себя как противника «коммуняк», тоже расстреливавших в Кронштадте матросов – представителей трудовых крестьянских масс, на которые Ельцин хотел опереться в своём движении к капитализму.
О реалиях кронштадтского мятежа я, защитник Дома Советов, знаю от своего отца, и считаю своим долгом поделиться этими знаниями. Я выпускник МВТУ имени Баумана и Московского университета, аспирантуры ЦАГИ и курсов программирования на ЭВМ обязан всем своим образованием Советской власти, которую защищали и мои родители, и мой погибший в войну старший брат. Им я обязан, как и всё моё поколение обязано их поколению.
Что это было за поколение? Мой отец, батрак, артиллерист первой мировой, чапаевец, был направлен на учёбу на Курсы тяжёлой артиллерии. После выпускной встречи с Лениным, где отец фотографировался в общих планах вместе с вождём, он был распределён на кронштадтский форт Красноармейский (Тотлебен), расположенный на острове, который мне довелось видеть из Сестрорецка. В коллектив гарнизона ему не трудно было влиться, отношения наладились, вся атмосфера в гарнизоне характеризовалась таким фактом. – Политико-разъяснительная работа велась активно, но настроения массы носили очень самостоятельный оттенок. Так, пригласили матросов на базу в Кронштадт, на концерт Шаляпина, народного артиста республики. Но перед концертом вышел балтиец на сцену и говорит: «Братва, мы с народным артистом договорились об оплате выступления, но вот он перед концертом настаивает, что надо добавить ему еще несколько мешков картошки. Решайте, добавим, или ну его к чёрту?» Весь зал заорал – «Долой! К чёрту! Пусть катится!»
И народный артист укатил. Отец очень жалел – очень уж хотелось послушать знаменитого певца. В оправдание певцу надо всё-таки сказать, что был он хлебосольным, за его столом всегда была масса прихлебателей. Так что он, может, и не так уж и корыстен был. Но вот масса проявила свой демократизм и прогнала певца. А он вскоре и маханул на Запад, стал невозвращенцем. А ведь пел – «И настанет пора, и проснётся народ!» Вот народ и проснулся, разогнул могучую спину.
Да только и заблудился, когда началась бодяга, проявилось недовольство и продразвёрсткой, и военным подавлением на Тамбовщине.
Приехал к матросам всероссийский староста Калинин. Опять собралась братва с фортов в Кронштадте. Калинин не успел и начать говорить, как зал зашумел – «Зажрались там! Небось, приехал в вагоне Александры Фёдоровны, в царском!» Калинин отвечает –«Я же вас, вашу власть представляю. Как вам, не стыдно будет, если я буду трястись в общем вагон на полочке, не унизительно будет?» Но зал уже было не унять, разговора не получалось, и Калинин уехал, не солоно хлебавши.
А коммунистов стали арестовывать. Явились и на «Красноармейский». Гарнизон был в неопределённости, и поддержать пришедших активистов не решился, и защитить своих комиссаров и командиров тоже не решился. Повели их в Кронштадт. Погода была – метель, снег, ветер, – матросики в бушлатиках коченели. Отец рассказывал – «Замёрзнут – не доведут братишки, утопят в первой полынье, и вернутся греться. Однако, спасибо им, довели». Посадили в тюрьму, стали агитировать – руководить стрельбой из орудий. Двое выпускников – однокашников отца перешли на их сторону. Я спросил отца: «Ты же только-только вступил в партию, почему же ты вместе с ними не присоединился к мятежу?» Отец ответил – «Да я сразу понял, что это дешёвка». Отец в германскую с вольноопределяющимися на батарее прошёл курс гимназии по книгам для самообразования «библиотека Гешен». Он был сравнительно более подготовлен к усвоению коммунистической теории. А эти двое – один из дворян, другой из крестьян – какие они были партийцы? Отца и каптенармуса с их форта вывели братишки на расстрел. Мятежники вообще-то были против расстрелов, это был один из пунктов их претензий к советам – против чекистских расстрелов. Они были за Советы без большевиков. Но вот после первого же, хоть и неудачного для коммунистов, штурма – решили припугнуть несогласных. Выстрелили залп поверх голов. Но ведь расстреливаемые не знали, что их на испуг берут. Каптенармус слегка умом тронулся, заговариваться стал – «Наше дело аховое. Кронштадт крепость, его с суши не взять, кончат нас» Заключенных не кормили вовсе. И когда красные штурмом взяли крепость, заключённые уж начинали умирать от голода. Красноармеец поделился с отцом хлебом из своей пайки, так отец в госпитале чуть богу душу не отдал. Поправился – назначили его командиром форта «Красноармейский» А тех двоих однокашников судил трибунал. Они утверждали, что давали прицелы с перелётом, но потери от артогня были жестокие. Каптенармус участвовал в их расстреле, рассказывал – дворянин не позволил себе завязать глаза, пулю встретил достойно, а тот, что из крестьян, – целовал сапоги у конвоя, молил простить.
И вот в заключение – о прощении, уже после того, как Куйбышев принял командование Кронштадтом. Со своим указом о реабилитации Ельцин смошенничал. Да, командный состав мятежников судил трибунал. Но масса рядовых мятежников – сразу получила амнистию. В том числе и те, что бежали по льду в Финляндию. Они возвращались, поражений в правах не имели, но одиночки, наиболее клятые из них, потом, всё-таки, уехали в скандинавские страны. А когда Ельцин свой указ об их реабилитации выпустил, никого из тех, кто пережил тот мятеж, уже не было на белом свете.
Мой отец тоже уже пережил и свои высокие посты в Наркомате вооружений, и окружение под Москвой в Отечественную, и фронт, и отставку, и ложные наветы в хрущевщину, и умер от рака. Но дело этого поколения не умерло. И надеюсь, этому делу и ныне достаточно верных сторонников, товарищей моих по партии. Нам есть чем гордиться.
Больше актуальной информации на официальном сайте партии РОТ ФРОНТ