Самое интересное, что все пережитые страдания — ничто по сравнению с той радостью, которую испытываешь после рождения ребенка. Впечатления от родов чем-то напоминают воспоминания солдат о доблестных сражениях: чем больше времени прошло, тем красочнее становятся подробности. Сыну уже три года, и пока воспоминания свежи, хочу поделиться…
История из роддома — Почем нынче детки
Я напряженно прислушивалась к своим ощущениям. В животе что-то будто бы сжималось, но болей не было. Что это? Схватки, о которых я так много слышала от своих умудренных соответствующим опытом подруг? Тогда почему же совсем не больно? Я уже перехаживала несколько дней, но врачей это, похоже, совсем не волновало.
«Воды отойдут, тогда и приезжайте!» — велели мне в консультации. И я послушно ждала. Друзья и знакомые, словно сговорились. Они непрерывно названивали с одним вопросом: «Ты еще не родила?» И это меня ужасно бесило. «Вечнобеременная ты моя!» — ласково шутил надо мной муж Алик. «Издевайся-издевайся!» — сердито реагировала я.
На самом деле, мне было не до шуток. Затянувшееся ожидание пугало жуткими последствиями. В конце концов, мои нервы не выдержали. Это издевательство моего чада, откладывающего свое появление на свет, переходило всякие границы. — Поехали! — наконец приказала мужу, однажды, вечером, когда он вернулся с работы и в очередной раз увидел меня в привычной «выжидающей» позе. — Надо что-то предпринять! Он стучится. Просит ускорить процесс. Благодаря УЗИ, мы с Аликом изначально знали, что у нас будет сын. Богдан.
И вот я, собрав небольшой туесок и решив не вызывать такси, отправилась в роддом на трамвае, поддерживаемая изрядно разволновавшимся мужем. На месте мы были около десяти вечера. Рабочий день закончился, поэтому через главный вход был закрыт.
Мы обошли здание и постучали в дверь приемного покоя. Вскоре за ней раздался сонный и недовольный женский голос: «Кто там?» Я, в какой-то степени уже избалованная своим статусом беременной женщины, тут же почувствовала себя непрошенной, нежеланной и виноватой в том, что отрываю людей от насущных надобностей и требую внимания к себе.
—Добрый вечер! — громко произнес мой муж. — Откройте. У моей жены схватки, кажется, роды начинаются.
— Ну, и чего вы хотите? Обладательница сердитого голоса словно издевалась над нами. Конечно, можно было предположить, что появление на свет моего ребенка для этой бездушной особы ничего не значит, но всякой наглости есть предел. Мы затарабанили в дверь еще более настойчиво, причем перепуганный Алик стал оперировать совершенно глупыми и беспомощными фразами: «Я буду жаловаться!» и «Нам что, на улице рожать?!» Минут через пять тетка загремела ключами и, наконец, впустила нас в темный коридор.
— Ждите здесь! — бросила она небрежно, поправляя колпак и неодобрительно глядя на нас сквозь очки.
Типичный «синий чулок», и наверняка она это знает. Такие ненавидят весь белый свет! Я так разнервничалась, что забыла обо всех своих псевдохватках, а потом неожиданно заметила, что они у меня опять исчезли. Несколько успокоенная этим фактом, я решила, что меня сейчас осмотрят и отправят домой спать, совершенно забыв расхожую поговорку: «Перед смертью не надышишься».
А ведь я панически боялась родов. Трусиха, чего там говорить. Давно поняла: практически вся жизнь соткана из разнообразных страхов. В детстве я боялась больших собак, темноты, экзаменов, лягушек, ящериц, самолетов — да мало ли чего! Но совершенно невероятную панику во мне вызывала физическая боль. А туг — роды! Конечно, в Интернете я все узнала о кесаревом сечении (500 у.е.), об эпидуральной анестезии (примерно та же цена). Мы были готовы заплатить, однако, врачи польстили мне,
похвалив мое отменное здоровье, и вынесли приговор: рожать самостоятельно. Я пыталась мужаться. Но все равно… Все равно было очень стра-а-ашно!
Минут пятнадцать нас с Аликом мариновали на старых стульях в приемной. Потом хмурый врач средних лет провел меня в процедурную, где в гинекологическом кресле проделал надо мной пренеприятнейшую экзекуцию и, не удосужившись что-либо объяснить, велел пройти в регистрационную.
— Ну, что, доктор?! Как у нее дела? — взволнованно пискнул Алик, приоткрыв дверь кабинета. — Скоро уже?
— Позвоните, молодой человек, завтра утром. В лучшем случае вам сообщат, родила она, или еще нет, — равнодушно бросил врач. — Но это может продлиться очень долго. А пока отправляйтесь спать. До свидания, приятных сновидений. «Как это — утром?! — обомлела я. — Что, он хочет сказать, что я еще до того времени буду рожать?!»
— Да, мамочка, а вы что думали? — словно прочитав мои мысли, повернулся ко мне доктор. — Схватки у вас скоро начнутся, а пока шейка матки еще совсем не раскрылась. Если ночью воды не отойдут, будем протыкать плодный пузырь. Мужайтесь, душечка. Не так страшен черт… «Ой, мамочка… — подумала я, и мороз пошел у меня по коже. — Протыкать…» С мужем попрощалась, рыдая, так, словно вижу его в последний раз.
Тетка «синий чулок» отвела меня в палату, небрежно всучив драный застиранный халат в подозрительных пятнах. В палате было две кровати. На одной, неудобно скрючившись, сидела совсем юная беременная цыганка.
— Добрый вечер, — поздоровалась я.
— Здрасьте, — ответила она, бесцеремонно меня разглядывая. — Тебе сколько лет?
— Двадцать пять, а что? — удивилась я. Прищурившись, она несколько минут молча пялилась на меня и, наконец, насмешливо поинтересовалась:
— Первый раз, небось, рожаешь?
— Ага, — отреагировала я.
— Стра-а-анно… — протянула девица — Это же надо, такая красивая, а так долго замуж никто не брал.
Я про себя усмехнулась такому глубокомысленному выводу и, облачившись в неприглядный халат, стала прислушиваться к себе. Схваток по-прежнему не было, но ужасно ныла поясница. Причем боль постепенно усиливалась, приобретая пульсирующий характер.
— Боишься? — догадалась цыганка. — То-то. У меня мамка недавно от родов умерла. И ребеночка не спасли.
Ну, вот, страшилок мне еще не хватало. Только не надо сейчас вспоминать леденящих кровь рассказов моих рожавших подруг! Все будет хорошо! — А я тут второго уже… С первым намаялась: пока тужилась — курить очень хотелось, — глубокомысленно сказала девчонка. — Лежу, рожаю и плачу. Мне врачиха: «Терпи, рожать всем больно».
А мне не больно — просто курить хочу. Между тем моя боль в спине становилась невыносимой. Я встала с кровати и, согнувшись пополам, поплелась в знакомую уже приемную, чтобы обратить на себя хоть чье-то внимание. Там я нашла лишь ту же самую злую тетку, которая открывала нам с Аликом дверь.
Она сидела за столом и читала потрепанную книжку, всем своим недобрым видом не располагая к разговорам.
«У таких детей не бывает, — обреченно подумала я. — И боль им неведома». Очередной порции хамства не хотелось. Я поползла обратно. Но помучившись еще немного, все-таки осмелела и решила обратить на себя внимание.
— Скажите, пожалуйста, а бывают такие схватки, что живот не болит, а поясницу ломит? — робко обратилась к медсестре.
— Конечно бывают, — поверх очков эта мегера равнодушно посмотрела на меня.
— Ой, тогда я, наверное, рожаю, — обхватив живот руками, провозгласила я. Она лениво поднялась:
— Ладно, отведу тебя в предродовую.
В этой палате уже лежала девушка. Медсестра подвела меня к пустующей кровати и спокойнехонько ушла. Увидев, как я стиснула зубы и молча, корчусь, моя соседка произнесла:
— Кричи, а то никто не подойдет. Они здесь все отмороженные.
— А что кричать-то? — растерянно пролепетала я. — Неудобно как-то.
— Да просто вопи — и все. А на жалость здесь даже не надейся, дорогуша! Это потом три дня на меня будут приходить смотреть, как на местную достопримечательность, которая так душераздирающе орет. А пока мне было не до славы. Я робко спросила:
— Скажите, а вообще страшно рожать? Девушка невесело усмехнулась:
— Первый раз страшно, потому что не знаешь, что это такое. А второй — тоже страшно, потому что знаешь. Вот такая история из роддома…
Кричать благим матом я начала ближе к полуночи, когда у меня уже отошли воды. Теперь я понимала, что такое настоящие схватки: приступы невыносимой боли происходили с интервалами в несколько минут. И я уже не думала о том, что беспокоить своим шумом окружающих неприлично и стыдно.
На мои вопли вразвалочку пришел уже знакомый врач. Очевидно, я оторвала его от позднего ужина: он что-то с явным наслаждением дожевывал, утирая при этом рыжие усы.
— Ну, чего орешь-то? — спросил спокойно. — Давай, я тебя посмотрю.
Он неторопливо надел перчатки, после чего основательно и очень больно пощупал меня, где надо и вынес вердикт:
— Сегодня рожать не будем, рано еще, а тот к завтрему — самое то.
— Как это — «к завтрему»?! — изумилась я. — Очень больно! Не могу уже!
— А мы тебе сейчас укольчик сонный вколем — трах, и все! И не шуми так. Ночь на дворе, и ты здесь не одна.
Переваливаясь, как гусыня и обнимая свой громадный живот, словно надеясь на то, что от этого не будет так больно, я кое-как доползла до своей палаты в надежде заснуть между схватками, успокаивая себя тем, что такую боль все же терпеть еще можно. Невдомек мне было, что это только цветочки и какие еще пытки мне уготованы. А поспать так и не удалось. Не помог мне волшебный укольчик, на который я так уповала. В девять утра в предродовой меня вновь тщательно осмотрел доктор.
— О! Вот теперь другое дело! — воскликнул он удовлетворенно и ушел, безразлично бросив: — Полежи пока.
А схватки мои между тем участились и стали еще более болезненными. Я кружила по палате, как загнанный зверь в клетке, а когда начиналась схватка, тихонько выла, нагнувшись над кроватью: казалось, так полегчает. Ощущения были такими, будто я съела килограмм незрелых слив, у меня скрутило живот, и при этом меня дубасят поленом по пояснице. Так продолжалось невозможных четыре часа. Я уже кричала непрерывно, совершенно обезумев от боли.
Прежде чем последовала реакция на мои мучения, прошло еще полчаса, которые показались мне вечностью. Затем в палату невозмутимо вплыла пресловутая акушерка.
— Ох, как же мне все надоело… Орут с утра до вечера, спасу нет. Ну, давай, показывай, что тут у тебя. Так… Так… Нет, что-то медленно ты, дорогая, рожаешь, — ворчливо пробормотала она, оглядев меня, и… направилась к выходу. — Раскрытие никакое. Наверное, много абортов делала. В охотку, небось, гуляла. А теперь еще орешь как резаная. Детей-то надо было заводить в двадцать, а не в двадцать восемь. Скажи спасибо, что хоть залетела.
— Куда же вы! — душераздирающе завопила я, покорно проглотив ее очередное хамство. — Сейчас тут прямо рожу!
В дверях она остановилась и пренебрежительно взглянула:
— Ну, ладно, давай вставай. Только замолчи. Иди вон в ту комнату. Истеричка!
— Да не могу! Ребенок выпадет!
— Ничего, не выпадет!
— Мне бы каталку!
— Сама дойдешь, барыня нашлась! Делать было нечего: поддерживая стой огромный живот, я поплелась в родовую и стала, как неопытный скалолаз, мучительно заползать на высоченное кресло громадных размеров.
— Помогите, трудно же!
— Ничего! Сама, сама! Как рожать — так им трудно. А как спариваться — так прям как кролики. Любишь кататься — люби и саночки возить!
От таких обидных слов я просто потеряла дар речи. Между схватками успела злорадно подумать, что эта мегера, которой рожать не дано вообще, мне просто завидует. Но тут меня вновь пронзила нечеловеческая боль. У меня начался последний этап родов — потуги.
Вокруг моего «трона» собрались два врача, медсестра, акушерка. Они были нисколько не взволнованы моими страданиями. Немудрено: подобное зрелище им не в новинку. Однако стоило одному из эскулапов прикоснуться к моему лоснящемуся животу (кожа на нем была натянута так, что ее можно было сравнить с зеркальной поверхностью), как я издала такой утробный рев, что сама испугалась.
От болевого шока я уже ничего не понимала и не контролировала себя. «Тужься!» — кричали мне со всех сторон, но я не соображала, как это делать.
— Делайте мне кесарево! — вопила я не своим голосом между потугами. — Мы заплатим, сколько скажете! Стяжатели!
— Сама, сама! — неслось в ответ.
Спорить не было сил. Истерика с угрозами в адрес персонала больницы и нецензурными ругательствами ни к чему не привела. Мои мучительные роды продолжались. Адская, дикая боль уже не отпускала ни на минуту. Вот еще один рывок — и я… оторвала металлическую ручку от этого окаянного кресла. В затуманенное сознание пробилось: «Ах, она еще и инвентарь сломала!»
Между потугами, когда мне разрешали отдохнуть, я с завистью смотрела сквозь стеклянную перегородку на свою счастливую соседку, которая уже только что отмучилась, а теперь с нежностью обнимала и разглядывала своего новорожденного малыша. Ее мучения были позади. Я попыталась взять себя в руки и сосредоточиться на мысли о том, что мои мучения тоже скоро закончатся…
И вот из меня вынули все внутренности. Пустота, и нет больше боли. Что-то теплое, живое, как рыбка, выплыло из моего измученного тела, и от меня осталась одна пустая оболочка. Медики суетились вокруг крошечного розового комочка, и мне, показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я услышала какие-то непонятные жалобные звуки, напоминающие мяуканье котенка.
— Мальчик! — произнес кто-то.
— Покажите, покажите! — мне показалось, что я душераздирающе закричала, а на самом деле обессилено прошептала. Мне плюхнули на живот моего кроху. Неописуемое чувство! Счастье! Облегчение! Какой же он красивый!..
Богдану уже три года. Скоро у него родится сестричка. Меня спрашивают:
— Наташка, ну-ка, расскажи, только честно, страшно рожать?
И я им с улыбкой отвечаю:
— Страшно. Страшно… приятно.
История из роддома — Почем нынче детки?
© 2018, Читать рассказы. Все права защищены.